Почувствуй (СИ) - Севимли Алейна

— К слову об архитектуре. Я давно не видел твоих проектов, дочка. Ты прекрасно справлялась с работой. Не было и наброска, который не понравился бы мне. Я всегда знал, что из тебя получится талантливый архитектор.

— Спасибо, мне очень приятно это слышать, — на этот раз улыбаюсь теплее, пожалуй, мне важно было услышать эту информацию.

Вечер прошёл хорошо, вскоре неловкость между старшими поколениями исчезла, господин Тунгюч даже не упрекнул отца в моей продаже, сделав меня любовницей первого встречного человека, кажется, все давно забыли об этом. И только мне эта история начинает казаться дикой, мне повезло, что в трудные времена рядом оказался Биркан, а не Эрдал.

Интересно, если бы отец продолжил пить, он бы с той же легкостью, вновь, продал бы меня в дом Эрдала?

Не буду думать об этом, если тщательно обдумываю всё произошедшее со мной за последние три года, то во многом замечу ужасные вещи, и тогда, совершенно точно, сойду с ума, а я и без этого ровно иду по этой кривой дорожке.

Я так и не смогла рассказать об угрозах Эрдала, хоть я и выбрала момент, уже почти произнесла первое слово, и замолчала.

Чем ближе становилась свадьба, тем хуже я чувствовала себя. Последняя угроза Эрдала была месяц назад, удалила её, не читая, однако предчувствие чего-то ужасного не оставляло меня. По ночам я просыпалась от кошмаров, кричала во сне, а после сидела, не отводя взгляда от стены, пока Биркан искал слова для утешения.

Мне снился подвал. Снилась больница. Снился Джан. Джан пытался что-то рассказать мне, о чем-то предупредить, но я будто не понимала его слов, он был где-то далеко, а эхо доносило до меня лишь обрывки фраз.

Расследование Танера и Биркана продолжалось, они пытались узнать подробности о происшествии с Себахат, Биркан всеми силами старался отчистить совесть друга от чужого преступления. Они искали доказательства, разгадку, хотя сами точно не знали что ищут. Не было никакой уверенности, что та встреча произошла в ночь смерти девушки, да и у Йетер не было причины убивать её.

О расследовании мне ничего не говорили, наблюдая за моими душевными страданиями, Биркан ограждал меня от этого дела, но некоторые вещи я узнавала, пусть и случайно.

В один из дней я всё же показала Биркану сообщения Эрдала. Он разозлился, ведь я так долго скрывала это от него. Он уехал, я сходила с ума от волнения, позвонила и рассказала обо всём Танеру.

Они вдвоём вернулись вечером в особняк, до окончания ремонта мы вновь переехали туда. Сели у бассейна и долго разговаривали, Танер уехал под утро. Я не вмешивалась в их разговор, не спрашивала никаких подробностей, после этого сообщений не было.

Мы с Бирканом отдалились друг от друга, не делились переживаниями, он был занят работой и расследованием, я своими проектами, домом, и борьбой с душевным состоянием. После признания мне стало немного легче, пусть это и пошатнуло нашу прошлую идиллию.

Примирение произошло через несколько недель, мы поехали в Стамбул, развеялись, предпочитая забить на проблемы, пусть и ненадолго. Провели несколько дней в моей комнате, хозяйка дома так и не сдала её другому жильцу. Биркану понравились мои рисунки на стенах. Они яркие, жизнерадостные, то была моя другая жизнь, от которой ничего не осталось.

Теперь я вернулась в прошлую жизнь, и едва сдерживаюсь, чтобы не залить стены новой квартиры коричневой краской. Не чёрный, значит, всё не так плохо. Мрак из моей жизни ещё можно вывести.

На черном цвете лучше видно белые и цветные узоры, сказал как-то Биркан. В чём-то он прав, и в жизни абсолютно белого цвета быть не может.

Наступил апрель, а с его появлением моя тревожность отступила. Время лечит только тогда, когда ты сбрасываешь с души камень. Только теперь моё лечение у специалистов приносили плоды.

Свадьба будет через неделю, все приготовления завершены, и я уже готова была вздохнуть с облегчением, но тётя написала, о необходимости завершить с примеркой платья, именно сейчас нужно подогнать его, вдруг мои размеры изменились.

Биркан уехал по делам, перед свадебным путешествием необходимо разобрать документы, и назначить заместителя. Мы даже не увиделись, он ушел ещё до моего пробуждения.

Вместе с тётей приехал и отец, мы разместились в полупустой комнате на первом этаже, ибо там самое лучшее освещение в это время дня. К нам присоединились бабушка Мехтебер и Фериде.

Я не могла понять, по какой причине с самого утра на душе было так тяжело, казалось, будто я задыхаюсь, в груди что-то щемило, а я не нахожу себе места.

Меня нарядили в пышное белое платье, сверху, для наглядности, прицепили фату. Тётина помощница возилась с подъюбником, зачем-то попросила булавки, отец говорил что-то о свадьбе, Фериде говорила, как она сама хотела бы стать невестой, бабушка охала, не забывая повторять, как мне идёт этот наряд.

Я стою у зеркала, вглядываюсь в своё бледное, отчего-то испуганное лицо, на платье, на фату в волосах. Пытаюсь улыбаться, улыбка получается нервной, вымученной, дерганной.

Будто я нахожусь где-то вне себя, слышу отдаленные обсуждения родственников, не могу уловить нити их размышлений, слышу урывками. Мне нужно куда-то бежать, необходимо что-то сделать, я не могу стоять здесь.

— Кадер, — возвращает меня к сознанию тётушка, сурово спрашивая. — Тебе совсем не нравится платье?

— Красивое, очень красивое, — выдыхаю я, чувствуя бешеное биение сердца.

— Лидия эксперт в свадебных платьях, — весело проговорил отец. — Она и твоей маме платье шила.

— Правда?

— То была пародия, дорогая. Костюм сшить могла, но вот свадебное платье, тяжело далось. Если сзади присмотреться, швы были видны, поэтому огромный бант ей на пятую точку пришила, — громко рассмеялась тётя, переглянувшись с моим отцом.

— И в конце вечера кто-то наступил на этот бант, — поддержал отец, он впервые так спокойно говорит о маме.

— И что в итоге? — Спросила госпожа Мехтебер.

— Да ничего, бант оторвался, и платье по шву пошло. Хорошо мы уже почти расходились, иначе Кристине пришлось бы так весь день боком ходить, да к стенам прижиматься.

Как давно я не слышала её имени из чьих-то уст. Да и сама почти никогда не произносила его. Почему теперь воспоминания о ней, её имя, так легко даются моей семье? Все забыли боль от её потери?

— Кадер, милая, ты будешь самой красивой невестой, — ласково проговорила старушка, будто не обращая внимания на разговоры о моей матери.

— А я? Я разве не буду? — Воскликнула Фериде.

— Будешь, цветочек, — я немного оживилась, подошла к девочке, схватив её личико в ладошки, чмокнула в нос. — Но самое главное быть счастливой невестой.

— А ты разве не счастлива?

Детский вопрос заставил меня задуматься, и что-то в моей душе отозвалось, беспокойство вновь хлынуло на меня.

Тем не менее, ответила я то, что должна была ответить:

— Конечно, счастлива.

— Подойди к зеркалу, посмотрим, что будет, если немного приподнять низ. Либо подберем другие туфли, — скомандовала тётина помощница.

Я сделала шаг вперёд, но резко остановилась, едва услышала чьи-то беспокойные шаги за дверью. В комнату влетел господин Тунгюч и Сарихин, едва столкнувшись с нами, они остолбенели.

Никто не знал, что и как следует сказать, а мы застыли в немом страхе, ожидая любой страшной вести.

— Кадер, дочка, присядь, пожалуйста, — я ещё никогда не видела старика таким встревоженным и одновременно заботливым.

— Что случилось? — Напряглась я, чувствуя, как сердце пропускает удары.

— Нам только что позвонили, ну… Не знаю, насколько это точно. Они могут ошибаться. Слышишь? Могут ошибаться, — невнятно проговорил старик.

— Что случилось? — Тише и медленнее переспрашиваю я.

Все молчали, напряжение раздражало, никто не мог сказать и слова, все ждали продолжения, только вот продолжение было только для меня.

Ответственность на себя взяла Сарихин, понимая, что хозяин дома не может правильно сформулировать мысль.