Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ) - Рауэр Регина

Жаль, что не в прямом смысле.

За десять минут до полуночи, бросив уснувшую Милку в гостиной вместе с тремя пустыми бутылками вина, я в состоянии нестояния поползла в коридор, к любимо-ненавистному чемодану и сумке, в которой истошно разрывался телефон.

Звонила мама.

А у меня звенело в голове от сложной умственной деятельности и нелегкого выбора.

Что ж страшнее: узнать, что твоя дочь алкоголичка, или решить, что ее убили в особо-извращённой форме, и начать обзванивать морги?

Мама ведь мыслит радикально, поэтому один пропущенный и все, я с перерезанным горлом валяюсь в канаве или меня уже на органы распродают. В общем, пессимистичный у нее взгляд на жизнь и полное отсутствие веры в меня.

Да.

Поэтому пришлось отвечать, говорить, что уже легла спать, и уверять, что голос не пьяный, а сонный, и завтра я ей обязательно позвоню.

Еще через пять минут опустив замолчавший телефон на пол, я заметила вывалившийся из сумки дневник.

И не знаю как дневник, а я, да, волшебная… дура, потому что дневник открыла и, с трудом отыскав еще и ручку, села писать желания.

Говоришь исполнятся до сентября, юное дарование?!

Посмотрим.

Высунув от усердия кончик языка и тихо фыркая от еле сдерживаемого смеха, я принялась сочинять. Интересно, тут как во всех сказках лимит на три или можно больше?

А впрочем, больше я придумать не успела.

Часы гостиной отбили полночь, а я зевнула и поняла, что пора спать.

Волшебство волшебством, а поиски квартиры с утра никто не отменял.

[1] Credo quia absurdum — от лат. «Верую, ибо абсурдно»

[2] Перевод данной фразы противоречит моему культурному русскому языку) Кому интересно, перевод, а также продолжение стихотворения можно легко найти в интернете, в том числе в Википедии. https://ru.wikipedia.org/wiki/Катулл,_XVI

[3] O tempora! O mores! — от лат. «О времена! О нравы!»

1 июня

Утро, похмелье, ненависть в апогее и игрушечный енот.

О последнего я запнулась в коридоре, свалилась, и на меня снизошло озарение.

— Милка, я поняла почему енот!

С кем обнималась вчера вечером поняла тоже.

Подруга с банкой рассола в обнимку выглянула из кухни и мрачно уставилась на меня.

— А я нет, обычно белки приходят. Впрочем, у тебя всегда всё не как у людей.

Я закатила глаза.

То, что я умудрилась отравиться во время экзаменов, а после из-за меня одной закрывали целую школу и я одна писала историю в резервный день, она будет помнить долго. Примерно, как и все учителя. Два года прошло, а они до сих пор меня на улицах узнают.

Злопамятные люди.

— Да, я про второе желание, — от ее сарказма я отмахнулась, — я поняла почему загадала енота.

Для убедительности пнула ее метровый пылесборник, подаренный на день рождения ненаглядным Юрочкой.

Кстати, о Юрочке.

— Твой когда возвращается?

— Послезавтра, — Мила зевнула, — но ты не парься, он рад тебе будет.

Ага, очень.

Как Рязань в 1237 году монголо-татарскому нашествию с Батыем во главе.

Поэтому я улыбнулась, поверила и, открыв ноут, села искать жилье.

К семи вечера ноут был на грани смерти, а я на грани истерики, депрессии и открывания бутылки рома, что была случайно обнаружена в закромах Юрки нами еще вчера.

Ноутбук от смерти спас зарядник, обнаруженный под подушкой, меня от алкоголизма и нервного срыва, как мне сказали пару минут спустя, звонок Ромки.

Ромка.

Ромка — это отдельная тема, мой пожизненный крест, жилетка во время всевозможных катастроф, генератор безумных идей, редкостный пофигист и даже мой двухчасовой сокамерник в обезьяннике, откуда нас забирали его родители.

В общем, Ромка — это лучший друг, которому я вчера бы и позвонила, не будь он в Казани на очередных соревнованиях.

Занимается он кудо, которое я с переменным успехом путаю то с дзюдо, то с тхэквондо.

— Варвар, я вернулся! — громогласно радостно провозгласил он.

— Ромка!

Депрессию и все прочее сняло как рукой, а я заскакала по комнате, не обращая внимания на Милу, что пыталась меня успокоить и напомнить, что внизу соседи.

А соседи — хоть и с натяжкой — все ж люди.

— Ромка, через час в нашей кафешке, — уворачиваясь от Милки и хохоча, проорала я, — срочно-срочно, жду тебя!

Телефон Ромкиным голосом без малейшего удивления, будто я его всегда так сдергиваю, пообещал быть через час в кафе, как штык.

А я с радостными воплями: «Милка, Ромка приехал!» и под куда менее радостные: «Заткнись, сейчас полицию вызовут!» принялась собираться.

За неделю отсутствия Ромка оброс как бирюк и стал похожим на бродягу со стажем. Впрочем, это не помешало мне повиснуть у него на шее и почти придушить от избытка эмоций.

— Варвар, еще минута и у меня констатируют асфиксию, — придушенным шепотом в конце концов выдавил он.

Расцепив мои руки, Ромка отодвинул меня от себя и пристально посмотрел своими зелеными глазами в обрамлении длинных-длинных черных ресниц.

Один взгляд таких глаз и девицы к его ногам падали штабелями, особенно если плюсом шла улыбка а-ля Бельмондо и неповторимая харизма.

Я, кстати, тоже падала.

От зависти.

С детства считала, что самой крупной подлостью, а также несправедливостью, со стороны высших сил было одарить подобной внешностью Ромку и подсунуть мне самые обычные, непримечательные серые глаза с самыми обыкновенными ресницами.

Нет, определено генетика где-то дала сбой.

— Варвар, рассказывай, — велел он.

Я ж вздохнула и рассказала.

Про квартиру, мое выселение и почти пустой кошелек, ибо деньги хозяйке-таки пришлось отдавать, используя заначку на самый-самый черный день.

Про Вадика, любимого, говорить не стала, иначе пришлось бы искать черные одежи и выбирать венок. Ромка обиделся бы куда больше и ощутимей меня, узнай, что его Варвара бросили, да еще и по телефону.

Он и без того Вадика недолюбливает.

— Н-да, косячить у тебя получается и без меня, Варвар, — резюмировал в итоге Ромка.

Ну да, ну да, только все равно не так масштабно, как с ним.

Самые эпичные подвиги у нас всегда были на двоих. Один пожар родного кабинета химии в школе до сих пор помнят и в пример «как НЕ надо делать» приводят.

От воспоминаний я улыбнулась.

— Квартиру-то нашла?

А от вопроса снова помрачнела и поморщилась.

— Нет.

Триста сорок семь объявлений и ни-че-го.

Снимать с кем-то левым я не хотела (хотя еще пара таких дней, и я буду согласна), а в одиночку мне была доступна либо самая окраина, из которой до универа добираться часа два без пробок, либо кошмар и никак иначе.

— Варвар, ты обнаглела, — откидываясь на спинку стула, фыркнул Ромка, — я в общаге живу и норм.

— Студенческой, блочной, евро отремонтированной и с соседом, который уже полгода не появляется, — я почти взвыла.

Некоторые после получения аттестата, медали и скупой слезы химички, которая тихо радовалась, что «птенцы покинули гнездо родное», решили годик отдохнуть. Ибо, сдав 7 из 15 предметов всеми обожаемого ЕГЭ, Ромка вдруг осознал, что понятия не имеет кем хочет быть и поэтому не видит смысла куда-то подавать документы.

Как человек, отличающийся умом, сообразительностью, а заодно безграничной храбростью, Ромка все это прямо высказал родителям и, что самое удивительное, даже выжил и успел удрать через забор ко мне.

В общем, следующие две недели я осваивала роль парламентера, отпаивала Тарасовых-старших валерьянкой и таскала Ромке в гараж носочки с пирогами от бабки, которая была уверена, что любимый внучок голодает и мерзнет.

Однако еще более удивительно, что через год, когда все успокоились и смирились, что в семье не без урода, — подумаешь оба родителя кандидаты наук, а дед был академиком, — Ромка взял и поступил в мед.

Валерьянку пришлось доставать снова, даже мне.

Вы мартышку с гранатой хорошо представляете? Ну вот, Ромочка с его пофигизмом, помноженным на «сострадание» к людям, и медицина примерно тоже самое.