Мужские сны - Толмачева Людмила Степановна

На площади они расстались. Андрей с Дашей направились к храму, а Татьяна – к своим родственникам, чтобы взять ключи от дома и вообще сообщить о своем «втором нашествии». Ее встретил дядя Паша, подметавший веником розовую дорожку.

– О-о, пожаловала племяшка! Ну здравствуй, проходи, рад тебя видеть. Я только что окрошку сделал, поедим.

– Нет, спасибо, я в поезде поела. Дядь Паша, я по делу.

– Ну разумеется. Как это ты, да вдруг без дела?

– Я серьезно. Во-первых, хочу попросить ключи от дома…

– А-а, все-таки батюшка собрался переезжать?

– Пока нет. С неделю я сама там поживу, а потом уж и батюшку перевезем. Я ведь приехала по поводу спонсорства для храма. В городе договорилась с директором крупного предприятия о финансировании. Теперь хочу привлечь местных предпринимателей.

Они уселись на скамейку под сиренью. Павел Федорович внимательно слушал Татьяну, даже очки надел, чтобы получше видеть румяное от волнения лицо племянницы.

– И еще одно дело. Очень важное для нас всех. Была я в архиве, где мне сделали копию с весьма любопытного документа. Вот он. Хорошо, что ты в очках. На, читай.

Татьяна подала старику листок с ксерокопией протокола и напряженно ждала его реакции на документ. Павел Федорович читал долго. Наконец отложил листок и задумчиво произнес:

– Значит, протокол вел Авдей Симаков…

– Он родственник вашего главы?

– Да. И близкий. Дед он его. Вот кто! Поняла? Так это что получается, Таня? Этот Авдейка Симаков – помню я его, забулдыгу, – судил уважаемого на селе труженика, передовика, честнейшего человека Степана Кармашева? Так выходит?

– А что, никто в селе не знал об этих партсобраниях?

– Откуда? Партийцев было раз-два и обчелся. Да они и не распространялись шибко-то о своих шабашах.

Схватят свою жертву, как паук муху, и держат в своих тенетах, пока все соки не высосут. А потом еще и НКВД довершит злодейство – растопчут, раздавят человека, заставят подписать на самого себя поклеп. А тех, кто не подписывал, избивали до смерти или расстреливали.

– Но ведь этот документ еще не доказывает, что именно Симаков доносил на односельчан.

– Впрямую не доказывает, а задуматься заставляет. Его внук-то, может, для того и горлопанил на собраниях, чтобы от своего деда внимание отвести?

– Возможно. И все же какая связь между нашим дедом и Колчиным? Откуда пошел этот слух?

– Какая связь? Да самая обыкновенная связь. Отец наш был бригадиром, а Колчин у него в бригаде рядовым колхозником, а потом недолго побыл звеньевым. Получилось, что бригадира не тронули, а простого работника замели. Вот люди и начали строить догадки кто во что горазд. А ведь тогда и за анекдот могли расстрелять. Откуда нам знать, что Колчину приписали в вину?

Они помолчали.

– Дядя Паша, я решила пойти к Симакову и показать этот документ.

– Для чего?

– Чтобы он пошел к Авдотье Колчиной и признался, что зря обвинял нашего деда.

– Шантаж, значит, хочешь применить?

– Называй это как хочешь, но сидеть сложа руки я не могу.

– Я считаю, что нужны другие доказательства, покрепче, повесомее. Чтоб не мог этот слизняк вывернуться под их тяжестью.

– Ладно. Время покажет, как действовать дальше. Подождем немного.

Татьяна нашла Андрея с Дашей на берегу Огневки. Они кидали камешки в воду, соревнуясь, кто кинет дальше. Отец явно играл в поддавки, поэтому в соревновании победила дочь. Татьяна предложила искупаться, на что девчушка ответила восторженным визгом, а Андрей неопределенно хмыкнул, погруженный, как всегда, в свои мысли. В итоге Татьяна с Дашей побежали в воду, оставив Андрея одного на берегу додумывать нечто далекое от мирской суеты. Вдоволь накупавшись, они переоделись в сухое и только тогда заметили отсутствие Андрея.

– Папа! – несколько раз крикнула обеспокоенная Даша.

Татьяна предложила поискать его в церкви. Она оказалась права. Андрей стоял перед стеной со свежей штукатуркой и, шевеля губами и щурясь, осматривал ее сверху вниз и слева направо. Так и стояли минут пять. Он – перед своей будущей росписью, мысленно представляя ее композицию и колорит. Татьяна – глядя на одухотворенное, отрешенное лицо своего любимого. А Даша – рассматривая необычное помещение. Их молчаливое созерцание нарушил отец Алексей:

– Вот вы где? Добрый день, Татьяна Михайловна! Что же вы, с дороги, не пообедав, не отдохнув, сразу за дела? Матушка Ирина ждет не дождется вас. Ваши любимые караси уже остыли. Пойдемте, пойдемте, милости просим к нашему столу!

Они сидели у хлебосольных хозяев маленького флигеля, наслаждались стряпней Ирины и слушали рассказ отца Алексея про его неудавшийся поход за щуками.

– Это вам не глупые карасишки. Щука – рыба с характером, со своим, если говорить образно, менталитетом. И подход к ней нужен особый. Надо изучить повадки, все ее хитрые уловки. А я напролом полез. Думал, крючки специальные купил, наживку насадил – и щука в кармане. Не тут-то было!

– Я боюсь, что в Огневке скоро ни щук, ни карасей не останется, – сказал Андрей. – Вы видели, что творится у Красного бора? В прошлом году мусор сбрасывали в глиняный карьер, который в ста метрах от берега, а нынче этот карьер уже переполнен и мусор вываливают чуть ли не в воду. Это же экологическая катастрофа. Если такими темпами пойдет загрязнение, то Кармашам как населенному пункту придет конец.

– Я об этом говорил с местными представителями власти, – сокрушенно покачал головой батюшка, – но слышу в ответ лишь: «Не в нашей компетенции». Мол, машины с мусором идут сюда чуть ли не по отмашке высшего начальства. Кого конкретно, я так и не добился.

– Думаю, что завтра мы соберем все же совещание с местными предпринимателями и руководителями всех рангов, – твердо решила Татьяна. – Сначала речь пойдет о строительстве храма, а потом я хочу задать вопрос по Красному бору. Посмотрим, что об этом скажут люди. Отец Алексей, ваше присутствие было бы очень желательным. Посидите, послушаете, может быть, выскажете свое мнение…

– Буду обязательно, – пообещал батюшка.

До дома на Береговой добрались уже вечером. Пришлось еще зайти в магазин за хлебом. Остальное все привезли с собой из города: консервы, чай, сахар и прочие продукты, а также электрический чайник, простыни, одежду. Хомячка Тимку решили все же оставить на попечение Полины Ефремовны.

Даша с любопытством разглядывала двор и постройки, с трепетом первооткрывателя входила в сени. Андрей по пути объяснял ей значение этого слова, а Даша вспомнила строчку из стихотворения: «Ласточка с весною в сени к нам летит». В доме она быстро обошла все комнаты, залезла на печку, потом с помощью отца заглянула на полати.

– А где здесь телевизор? – вдруг спросило дитя двадцать первого века.

– Телевизора здесь нет, – ответил Андрей и спросил, где она хочет спать.

– В маленькой комнате, – не задумываясь ответила девочка и отнесла в горенку бабушки Анны свою куклу Настю и плюшевого пса по имени Эндрю.

Она уложила их на железную кровать, а ей самой Татьяна постелила на бабушкиной. Вскоре девочка, утомленная всеми этими событиями, обрушившимися на нее за один день, уснула. А Татьяна вышла во двор, где под навесом сидел задумчивый Андрей.

– Можно я закурю? – спросила Татьяна.

– А? Да. Конечно. Зачем ты спрашиваешь?

– Ты не устал?

– Нет. От чего уставать? От безделья? Я уже потерял целую неделю. Сейчас думаю, как наверстать. Утром я уйду рано. Как нам быть? Тебя будить не хочется, а раскрытым дом нельзя оставлять. Мало ли…

– Ничего. Я встану, а потом опять завалюсь, – улыбнулась Татьяна.

– Ты записала мой сотовый?

– Ага. Уже забила в «память».

– Таня, я на ваше совещание, естественно, не пойду, некогда, а как нам быть с Дашкой?

– Не беспокойся. Она побудет с дядей Пашей. Я отведу ее к своим, на Октябрьскую. Там тоже раздолье – большой дом, сад, кошка Муська. Так что скучать она не будет.