В горах моё сердце (СИ) - Скоморох Фатя

Лена пыталась разглядеть его в темноте, но видела лишь смутный силуэт белой рубашки.

— У меня нет навеса. Только сарай. Там они отсыреют.

— У меня есть. Включи во дворе лампочку, пожалуйста, я тебе посвечу.

Лена щелкнула включателем, и двор озарился тёплым электрическим светом. Аслан устало запустил пальцы в черные волосы. Между ними словно все еще раздавался голос Лейлы, умоляющий и отчаянно жестокий. Лена никак не могла избавиться от этого впечатления и, с одной стороны, хотела, чтобы Аслан поскорее ушел. А с другой… дурное сердце будто взбесилось, едва она его во дворе увидела. Опасные чувства стали зарождаться в душе, а Лена больше не хотела ни к кому проникаться симпатией. Хватит с нее и одного разочарования.

— Хорошо, — сказал он, прерывая ее терзания. — Теперь возьми концы ткани со своей стороны, а я со своей и так понесем.

Лена повиновалась, и они осторожно двинулись в сторону красной дверцы.

Во дворе Аслана все было добротным и неухоженным. Под широкой крышей длинного навеса стоял огромный пыльный стол. Лампа над столом висела старая и мутная. Она едва разгоняла темноту. Аслан расстелил ткань по его поверхности.

— Нечего на карачках ползать, — сказал он, — Если дождь пойдет, то брызги сюда не долетят.

Заново распределяя кусочки фруктов по полотну ткани, Лена спиной чувствовала его взгляд и вспоминала саркастические замечания о «прекрасных видах».

— Все! Спасибо за помощь. Я домой.

Аслан в ответ задумчиво кивнул, глядя на нее.

Лена быстро, практически бегом, зашагала в сторону смежной дверцы. Хотелось спастись от водоворота, в который ее затягивали черные глаза. Почти не смотрела под ноги, зная дорогу, но в потемках споткнулась о корень и упала. Острая боль прострелила колено. Ладони горели. В темноте она не видела, но была уверена, что колено разбито, а ладони исцарапаны в кровь. Было больно и обидно до слез. Аслан оказался рядом почти мгновенно.

— Встать сможешь?

Лена, кряхтя, попыталась подняться на ноги, но вдруг легко взмыла в воздух. В объятиях Аслана стало жарко, нахлынули старые, как мир, первобытные ощущения. Пубертатный период, так их назвал он. Ее окутал терпкий аромат мужского тела, который звучал вперемешку с запахом скошенной травы. Она чувствовала, как быстро и тяжело стучит его сердце. Боль от падения притупилась, отодвинулась на второй план. Нервы Лены натянулись в одну звонкую струну. В ушах упреком звенел голос влюбленной и несчастной Лейлы.

— Я сама дойду! — попыталась сопротивляться она.

— Будешь дергаться — уроню.

Аслан занес Лену в дом.

— Я сейчас принесу аптечку, — волнительно пророкотал его голос над ухом.

Он посадил ее на невысокий диванчик. Тот оказался настолько мягким, что Лена тут же утонула в его объятиях.

— А где ваш гость? Турист…

— Спит наверху. Самогон бабушки Икиан свалит с ног даже слона. Сейчас вернусь.

В ожидании Лена стала разглядывать комнату, которая оказалась гостиной или библиотекой. Застекленные шкафы с книгами тянулись от пола до потолка, загораживая все стены. Пол был выложен из каменных плит. Также Лена заметила небольшой камин, выложенный из того же камня что и пол. Она догадалась, что это та самая горная порода, из которой выстроены все дома в селе. Узкие, длинные окна выходили во двор, и на них не было ни занавесей, ни штор. Завершали интерьер мягкий диванчик, застеленный шерстяным пледом, на котором сидела Лена, кресло и стол.

Красиво, но неуютно, решила Лена. Здесь, как и во дворе, чувствовалось, что в доме нет женщины, но есть весьма хозяйственный мужчина.

Аслан вернулся почти сразу. Подтащил поближе стул.

— Дай, я посмотрю твои руки.

От звука его голоса по спине Лены отчего-то пробежали мурашки. Удивляясь своей неадекватной реакции на этого мужчину, она решила не давать ему больше к себе прикасаться. Тем более что в ушах напоминанием навязчивой песней звучал голос Лейлы. Лене совсем не хотелось, чтобы с ней кто-то от нечего делать, позабавился.

— Не надо я сама лучше справлюсь.

Она протянула руку за перекисью.

— Кыш! — Аслан легонько шлепнул ее по руке, точно как же, как и она шлепнула его вечером. — Кто из нас врач ты или я?

— Вы, вообще-то, ветеринар, а я не чувствую себя коровой.

В ответ на шутку Аслан так обескураживающе улыбнулся, что у Лены перехватило дыхание. Так! Надо взять себя в руки, но эти самые руки уже пристально рассматривали темные, бархатные очи.

Аслан стал промывать царапины перекисью.

— Щиплет? Потерпи, — и он осторожно подул на ранки, Лена глубоко и судорожно вздохнула, надеясь, что он воспримет это, как реакцию на боль. Аслан поднял на нее глаза. Зрачки, еле видные на темном фоне радужки, расширились. Он прочистил горло.

— Хм… Покажи колено, — тон просьбы получился настолько интимным, что Лена немного покраснела.

— Давайте я сама, — замялась она.

Аслан только усмехнулся, будто уловив ее стеснение, стал медленно поднимать подол платья, одновременно проводя пальцами по нежной коже. Все это время он смотрел ей в глаза, подмечая реакцию, как она напряглась, вытянувшись в струнку, как дрогнула нога от прикосновения, как еще ярче загорелся на щеках румянец, и стало прерывистым дыхание.

Аслан ненадолго прервал зрительный контакт, — когда Лена облизнула пересохшие губы. Из глубины ее естества с каждым мгновением этой странной близости, расползался неистовый жар.

Аслан осторожно промыл кровоточащее колено, обработал раствором, наложил повязку.

— Готово, — сказал он хрипло.

— Спасибо, — ответила Лена, рассматривая повязки на руках и попыталась скрыть неловкость. — Сегодняшний день богат на несчастные случаи. Софья руку обожгла, я вот тоже… Еще раз спасибо за помощь. Поздно уже. Я пойду все-таки домой.

— Я провожу.

— Не надо. Я сама дойду. Правда. Все в порядке.

Очень не хотелось оставаться с ним наедине — он только, что разбудил в ней женщину, и это, Лена была уверена, чревато последствиями. Сразу вспомнились младенцы в подолах и прочие прелести жизни. И гневный взгляд дяди Мурата.

— Верю, но проконтролирую, — Аслан сногсшибательно улыбнулся. — Пошли.

Наступать на пострадавшую ногу было больно. Лена старалась не морщиться и не хромать, боясь снова оказаться на руках Аслана. Она удивлялась пошлым мыслям, которые навязчиво крутились в голове.

С Давидом никогда такого не было. Никогда жар не опалял щеки, никогда не скручивался узел внизу живота, не взрывались в сознании фейерверки чувств.

«Так можно голову потерять. Ну и еще кое-что, а потом, удивляясь, буду всем говорить: страсть одолела, прямо сил не было! Совсем как Лейла. Ой, как хорошо теперь я ее понимаю! Но я не Лейла. Я — кремень. Меня слащавыми улыбками не проймешь! Голова еще на плечах. Правда, она будто раздвоилась и совсем не о том думает, но с этим я справлюсь. Буду держаться от него подальше».

Она покосилась на Аслана — он шел, освещая ей путь, — снова в глубине разлилось сладкое томление. Лена с шумом выдохнула, раздраженная своими первобытными реакциями на него.

— Больно? — послышался участливый голос в темноте, крепкая рука обвила талию. — Обопрись на меня.

— Не надо, я прекрасно дойду, — Лена попыталась отстраниться, но Аслан крепче прижал ее к себе.

Остаток пути прошел, словно во сне. Она поняла, что они на месте, когда на кухоньке зажегся ослепительный свет.

Аслан пробежался взглядом по шкафчикам и полочкам, древним нам вид, потом взглянул на нее.

— Я думал, Анжела все выбросила. Он провел рукой по одному из них. Это мое детство. Мебель собирал мой дед. Он учил меня вырезать по дереву. Если захочешь менять мебель, отдай мне, я заплачу, сколько попросишь.

— Хорошо, отдам. Только эта мебель мне самой очень нравится, но, если хотите, я могу обменять ее на другую, — Лена взглянула на него. — Эм, я вас, кажется, кровью испачкала, когда вы меня несли. Могу постирать вашу рубашку, клянусь, будет как новая.