Брат моего парня (СИ) - Зайцева Кристина

Сжимаю пальцы вокруг тонкого стекла своего стакана и пытаюсь глушить воспоминания, от которых напрягается тело. Пялясь на стакан, я чувствую себя так, будто до Карины Калининой не знал, блять, женских губ.

Это просто полный пиздец.

Я хотел достать из башки щепку, но что-то у меня не то получилось.

Я должен радоваться, видеть меня она теперь вряд ли захочет, но что-то мне невесело, потому что сам я видеть ее хочу. И еще как. Чтобы извиниться. Чтобы сказать, что это я во всем виноват, не она. Она на меня запала, но сама никогда не сделала бы первого шага. Слишком умная и слишком гордая для того, чтобы сделать ко мне первый шаг.

Мое настроение и так было не на высоте, а сейчас становится отчаянно дерьмовым.

Я не буду искать с ней встречи. Мне нужно перебеситься, вот и все.

— Что? — смотрю на отца.

Интуиция и боковое зрение подсказывают, что его вопрос был адресован мне.

Он самую малость выгнул брови. Но он мой отец, и я знаю, что этот еле заметный жест означает легкое удивление. Его же я обнаруживаю на лице матери, когда перевожу на нее глаза. Даже мой брат смотрит на меня слегка удивленно.

— Где ты сегодня? — спрашивает мама. — Где витаешь? В каких облаках?

Если бы я рассказал, она бы не поверила.

— Извини, — перевожу глаза на отца. — Что ты сказал?

— Попросил рассказать Петру Палычу про твою задумку, — говорит он.

Моя задумка.

Тряхнув мозгами, смотрю на отца Ники и поясняю:

— Я сейчас изучаю технологию модульных домов. Протестирую на собственном опыте, как они ведут себя в эксплуатации, и если технология стоящая, попробую наладить бизнес по строительству и продаже готовых домов.

— Светлая голова! — одобрительно замечает Петр Палыч.

— Ты мне не говорил… — слышу тихий голос с пассажирского сиденья часом позже.

— О чем? — смотрю на Нику, повернув голову.

Мы движемся по городу, направляясь в ее квартиру.

Я привык жить на “два дома”, но окончательно к ней переехать мешает желание иметь немного личного пространства. Я вообще не люблю сидеть на одном месте, а полное совместное проживание подразумевает под собой то, что я должен на сто процентов подстроиться под жизнь другого человека. Хотя наши жизни и так друг под друга подстроены, я все же имею несколько дней на неделе, в которые полностью предоставлен сам себе.

— Про идею для бизнеса, — она пытливо всматривается в мое лицо.

Кружит по нему глазами, ожидая ответа.

— Она мне недавно пришла, — пожимаю плечом. — Я еще ничего не решил.

— Ты не умеешь “увлекаться”, — вздохнув, говорит она.

— “Увлекаться”? — уточняю.

— Угу. Ну, знаешь, “загораться”, — поясняет. — Вроде как загореться идеей. Ты очень-очень рациональный.

Я бы мог рассказать ей о том, какой я рациональный. Уверен, она офигела бы не меньше, чем моя семья и ее отец.

— Это плохо? — смотрю на Нику.

— Нет, — улыбается. — Я люблю тебя таким, какой ты есть.

Мрачно смотрю на дорогу, потому что впервые в жизни мне чертовски сложно сказать ей то же самое, поэтому делаю вид, будто двухполосный проспект за лобовым стеклом требует моего бескомпромиссно полного внимания.

В ее квартире все на своих местах. Обстановка знакома до мелочей. Порядок наших действий тоже. Я всегда хожу в душ первым, если мы не ходим туда вместе.

Тело Ники вытягивается вдоль моего, когда она забирается под одеяло в одной из моих футболок.

Синий свет от экрана телевизора падает на кровать и стены.

Я дико хочу спать.

Прохладная ладонь гладит мой живот, задевает член.

— Давай сделаем ребенка… — вдруг произносит Ника.

Мое смятение, как гребаный цунами.

Предложение абсолютно, твою мать, логичное, но первой реакцией, зашевелившейся в груди, был далеко не энтузиазм. Я слишком хорошо понимаю, что это было, и это немного, блять, шокирует.

— Тебе еще два года учиться, — напоминаю хрипло.

— Ну и что, — шепчет, накрывая мои губы своими.

Седлает мои бедра и стаскивает через голову футболку, оставаясь абсолютно голой…

Глава 23

Карина

— Ну, все, — объявляю, выпуская из ладони подбородок пятилетнего мальчика. — Вот, — кладу в коробку рисовальную кисточку и вручаю ему зеркало.

— Кру-у-у-то, — рассматривает аквагрим на своем лице.

Его лицо теперь — маска тигренка в розово-лиловых тонах. Нос — черный пятачок, на щеках усы.

Вернув мне зеркало, мальчик скрывается в детской развлекательной комнате торгового центра, где со вчерашнего дня я подрабатываю по три часа в день.

Положив зеркало рядом с коробкой, устало чищу кисточки и заодно свои пальцы. За последние дни я дико вымоталась. Сегодня мама попросила меня вернуться домой хотя бы к восьми вечера, потому что собирается поговорить с Василиной о том, что “папа не вернется из командировки”. Предстоящий разговор нервирует нас обеих, но откладывать его больше нельзя.

Мы не обсуждали, но я уже приняла решение о том, что переведусь на заочное. Тогда я смогу найти постоянную работу и содержать себя сама, правда, пока моей головы хватило только на то, чтобы сгенерировать это решение, и не более.

Краска забилась под ногти, но доставать ее оттуда, нет настроения.

Уронив руки между колен, откидываю голову и вращаюсь на стуле. Разминаю затекшую шею, пока перед глазами мелькают торговые отделы и вывески. Среди всей этой пестрой мешанины я вижу знакомое лицо, и оно движется в мою сторону.

Притормозив ногой, останавливаю вращение стула и наблюдаю за тем, как, обходя эскалатор, ко мне приближается моя двоюродная сестра.

Ее рыжие волосы собраны в мягкий пучок на макушке. Покрытое бледными веснушками лицо выглядит здоровым и даже румяным. Огромный контраст с тем, какой я видела ее пару недель назад в больнице.

В ее руке магазинные пакеты, и на ходу она жует яблоко.

Отличный день для шопинга.

— Привет, — остановившись рядом, с улыбкой рассматривает мое лицо. — Это что, требование работодателя?

Вокруг моего правого глаза сине-зеленое крыло бабочки, на тыльной стороне запястья маленькая бабочка того же оттенка, присыпанная блестками.

— Нет, — отвечаю сестре. — Просто мне было скучно, — пожимаю плечом.

Для пяти часов вечера пятницы здесь на удивление мало детей. Не знаю, может быть, за пределами моей ракушки вся жизнь вымерла. В любом случае оплата у меня почасовая, так что мне все равно.

Сестра не знает о нашей семейной драме.

Никто не знает, кроме нас троих. Отца, матери и меня.

Достав из сумки телефон, Аня пристраивает свою щеку к моей и делает селфи. Успеваю высунуть язык и скорчить что-нибудь, прежде чем она делает снимок.

— Как дела у твоего пузожителя? — интересуюсь.

— Хорошо, — улыбается, поглаживая свой почти плоский живот. — А у тебя как дела?

— Просто супер, — делаю вид, что поглощена сбором своего рисовального инвентаря.

Я не хочу признаваться даже себе самой в том, что с недавних пор постоянно ищу кого-то в толпе. Несмотря на злость, обиду и разочарование, это получается само собой и чередуется с то возникающей, то исчезающей тяжестью в груди, которую хочется потереть ладонью и разогнать.

— Какие планы на вечер? — спрашивает сестра. — Может, поднимемся наверх, в кафе?

Я бы сделала это с удовольствием, но не могу.

— Я не могу, — вздыхаю. — У меня дела.

— Я свободна вся следующую неделю, — говорит она. — Звони в любой день.

Она остается составить мне компанию на следующие пятнадцать минут, а потом мы расходимся.

Я захожу в туалет, чтобы умыться, после чего направляюсь к лифтам, перечитывая сообщение от Лекса.

“Место Т1-Т2, из лифта сразу налево”, — прислал он пять минут назад.

К моему удивлению, он пунктуальный, и по всем законам вселенной — это он ждет меня, а не наоборот.

— Привет, — говорю, забравшись в его “порше”.

Его переносицу рассекает красный рубец, под бровью след от ссадины.