Дикая сердцем - Такер К. А.

– А что насчет хлама, который нам не пригодится?

Залежей хлама, если быть точнее. Они были женаты пятьдесят лет! Они жили в этом доме с 1985 года!

– Пожертвуем на благотворительность или просто выбросим. Или сожжем. Мы можем устроить огромный костер. Похоже, возле озера есть отличная яма.

Джона как-то слишком спокоен.

Прижимаюсь головой к его груди, изо всех сил стараясь сосредоточиться на положительных моментах ситуации: я на Аляске с Джоной, и мы купили наш первый дом. Место, в котором случится множество важных для нас событий. Здесь немного не убрано, слегка грязно. Но ничего такого, с чем бы мы не смогли справиться. Это ничто по сравнению с тем, через что мы уже прошли.

– Чертовски зла, – рычу я.

Джона усмехается.

– Я знаю. Но однажды ты посмеешься над этим.

– Думаешь?

Он наклоняет голову, чтобы коснуться губами моей шеи, щекоча своей бородой.

– Обещаю, – скользит его дыхание по моей коже.

– Ты прав. Может быть, через час, когда я допью бутылку шампанского, которую положили нам Джордж и Бобби, это действительно покажется мне смешным.

– Пьяная злая Барби. Не могу дождаться, – язвительно произносит Джона, вызывая мой смешок. – Но прежде чем ты откупоришь пробку… у нас есть еще одна проблема, которую мы должны решить на заднем дворе. – Он тяжко вздыхает. – Вот из-за нее ты будешь в ярости.

* * *

– Да ты, должно быть, шутишь!

Джона почесывает бороду.

– Не-а.

– А что случилось с соседом, который должен был забрать его?

Я сидела прямо напротив Фила за его кухонным столом, когда он вслух подтвердил – спустя несколько бокалов виски, – что парень на другом берегу озера забирает скотину.

– В записке сказано, что они поссорились и тот парень передумал. Но кур он забрал.

Джона стоит перед большим загоном для скота, огороженным проволочной изгородью, положив руки на бедра, и смотрит на черно-белого козла.

Который, судя по всему, теперь принадлежит нам.

Я морщу нос от слабого едкого запаха птичьих испражнений, пропитавшего холодный воздух, поскольку слева от нас стоит опустевший курятник – ветхая коробка, сбитая из фанеры и бессистемно прибитых кусков черепицы. Рядом с ним находится гораздо более крупное, но такое же ветхое строение. Предполагаю, что это ночное убежище Зика.

– Поссорились из-за чего? Какая ссора заканчивается словами: «Я заберу твоих кур, но оставлю твоего козла»?

– Без понятия. В записке лишь было написано, что Фил и этот парень, Рой, поссорились и что сена, а также зерна Зику хватит до весны.

Джона поджимает губы в раздумье.

И мне не нравится это выражение лица. Я уже видела его раньше. Он просчитывает варианты.

Но здесь нет никаких вариантов.

– Мы собираемся убедить Роя передумать, так? – предполагаю я.

Джона трясет головой.

– А ты точно боишься этого малыша?

Зик испускает громкое блеяние и поворачивает свои тревожно-горизонтальные зрачки в мою сторону. По моему позвоночнику пробегает дрожь.

– Нам не нужна коза.

– Бандиту, возможно, понадобится друг.

– У енотов не бывает друзей.

Джона упрямо выпячивает челюсть.

– Кто сказал, что он не может подружиться с козлом? Козы не любят оставаться в одиночестве.

Уже вижу, к чему все идет, и мое разочарование вспыхивает с новой силой.

– Я согласилась поселиться в деревянной хижине в лесу ради тебя. Я не стала жаловаться на енота в клетке. Я вот-вот начну разгребать чужое дерьмо, скопившееся за пятьдесят лет, а здесь, напомню, весь пол в ванной залит мочой, потому что Фил был слишком пьян, чтобы попасть в унитаз. Я провожу черту здесь – в вопросе с козой! – Мой голос гулко разносится над густым безмолвным лесом, который нас окружает.

Губы Джоны начинают подергиваться.

– Это не смешно.

Он трет лоб.

– Ладно. Ты права. Прости.

– Отлично. – Я делаю успокаивающий вдох. – Значит, пошли знакомиться с Роем.

Брови Джоны подлетают вверх.

– Что, прямо сейчас? Мы же только прилетели. Я думал, ты хотела поехать за матрасом сегодня.

Зик громко блеет и бьет копытом по стальной проволочной ограде загона.

– Да. Прямо сейчас.

Глава 10

– Должно быть, это здесь.

Джона притормаживает в конце дороги, где к дереву прибит деревянный знак с вырезанными на нем буквами «Р. Донован». Хорошо, что Джона предложил взять один из старых снегоходов Фила, поскольку дорога перед нами больше походит на туристическую тропку, чем на подъездную дорогу, и проехать по ней не сможет ни один полноразмерный автомобиль. Тропку, которой не пользуются. Согласно местным метеорологическим сводкам, снегопада не было почти неделю, и тем не менее здесь нет ни малейшего намека на следы.

Мои руки крепко обхватывают талию Джоны, пока мы едем по тропинке, все глубже и глубже в лес, проезжая мимо двух неоново-желтых знаков «Проезд запрещен». Чуть дальше мы видим еще один знак, уже деревянный, с вырезанными на нем буквами, подкрашенными черной краской, который гласит: «Я придерживаюсь права стоять на своем».

– Что это вообще значит? – громко говорю я, стараясь перекричать низкий гул двигателя.

– Для разных людей – разное, – загадочно отвечает Джона, огибая деревья и обнаруживая, что здесь тропа не заканчивается.

– Мне кажется, мы не туда едем!

Джона указывает на небо над деревьями, и я замечаю дымку, плывущую вверх, что полностью опровергает мои опасения. Двигатель снегохода ревет громче, набирая скорость.

Наконец лес редеет, и нашему взгляду открывается крошечный обветшалый одноэтажный домик с крыльцом и отсутствующей дверью. За ним стоят сарай, превышающий размеры дома по крайней мере раза в три, и несколько небольших пристроек и навесов. И куча всего между ними: бочки, ведра, старые шины, газовые и пропановые баллоны, дерево в самых разных его состояниях – от больших бревен до аккуратно нарубленного хвороста. С краю примостились три старых грузовика, два из которых насквозь проржавели и частично разобраны.

Больше походит на свалку.

Когда Джона заглушает двигатель, из-за угла сарая выскакивают две огромные собаки, которые бросаются к нам с вызывающим тревогу рычанием и лаем. И чем они ближе, тем меньше походят на собак и больше на волков.

– Джона? – окликаю я, уже поднимая левую ногу и готовясь отбиваться от черного пса, надвигающегося на нас с оскаленными зубами.

Входная дверь где-то внутри хижины с громким скрипом открывается, и из нее появляется мужчина.

– Оскар! Гас! Назад! – Его резкий тон прорезает царящий хаос.

Собаки-волки мгновенно затихают и усаживаются на свои задницы, облизывая пасти. Ярко-серый пес, который кажется наиболее спокойным из этой парочки, устремляет на меня хищный желтый взгляд. Словно ждет, что я дернусь или кашляну и дам ему повод для нападения.

Из курятника неподалеку раздается неистовое кудахтанье кур, взбудораженных всей этой суматохой.

– Вы Рой? – спрашивает Джона.

Мужчина, переместившийся к проему на верхней ступеньке крыльца, где должна была стоять дверь, пристально смотрит на Джону с минуту, как бы обдумывая ответ. Ему около пятидесяти, а может, и больше. Он выглядит изможденным – то ли от возраста, то ли от трудностей, а может, от того и другого сразу. Его волосы с проседью, аккуратно зачесанные назад, намного темнее седой бороды, скрывающей челюсть. К синим джинсам и тяжелой фланелевой куртке пристали опилки.

– А кто спрашивает? – произносит он с четко выраженным южным акцентом.

Бросив настороженный взгляд на волкопсов и утешительно сжав мне бедро, Джона слезает со снегохода и идет к крыльцу. Поднимаясь по трем ступенькам, он на ходу снимает правую перчатку.

– Я – Джона Риггс.

Рой долго изучает протянутую руку, прежде чем пожать ее один раз.

– Мы переехали в соседний дом. Купили участок Фила.