Бывший. Я больше (не) твоя (СИ) - Голд Джулия

Матвей и меня тогда уговорил одеться так, пояснив, что так принято и нас ещё не раз будут приглашать на подобные встречи. Так что нужно было привыкать. Выглядеть, словно сверкающая ёлка я не любила, но что поделать, если своим видом я показывала положение любимого мужа.

Вот там всё и случилось. Я вышла, чтобы подышать свежим воздухом. Помещение снимали в усадьбе Барышникова, и мне она очень понравилась, вот только балкон там был один, хоть и большой, над главным входом. Там помещалось достаточно много народа, и гул от разговоров стоял почти такой же, как внутри.

Именно поэтому я спустилась вниз, во внутренний двор, увидев в окно, когда шла из дамской комнаты, что внутренний дворик был очень романтично подсвечен.

Красивые дорожки украшали кусты и небольшие деревья, а внутри почти никого не было. Я не удивилась, так как все потихоньку подтягивались к главному залу. Там скоро должен был начаться привычный для подобных встреч благотворительный аукцион.

Помню, как первый раз спросила Матвея об этих самых аукционах:

— Почему эти мероприятия так похожи? И зачем все эти аукционы? Ты и так переводишь деньги на благотворительность. Да ты и сам говорил, что многие так делают. Зачем ещё и выпячивать это?

Матвей тогда улыбнулся и ответил наставительно:

— Моя благотворительность никому не интересна, Ярослава, а на подобных событиях обязательно будут репортёры, их и приглашают, кормят, поят и приплачивают отдельно. Они же покажут общественностьи, что собрались мы не ради отдыха и это не обычная тусовка. Нет, мы же не отдыхать туда едем, мы на благотворительный вечер с тобой собираемся, чтобы помочь самым незащищённым. Ведь мы богаты и обязаны делиться, не так ли?

Я кивнула понимающе, хотя мне было что сказать на подобное лицемерие, но всё же проворчала:

— Ага, именно поэтому ты надеваешь на меня все эти жутко дорогие блестяшки, да?

Матвей тогда рассмеялся и пообещал, что он ещё и другие купит, непременно.

Я шла по дорожке, вдыхая свежий воздух и наслаждаясь относительной тишиной. Гул из открытых окон не мешал мне наслаждаться поздним вечером, когда нетрезвый, знакомый голос отвлёк меня.

Остановилась, с удивлением смотря на Анатолия Смолянова, который не так давно проходил у меня курс лечения. Он пришёл по рекомендации, за него просили проверенные люди. Он был моложе моих постоянников, ему было чуть за сорок, да и внешне он был просто богатырь. Неудачный слалом на известном всем курорте во Франции.

Он вроде и вылечился, а колено ныло, портя настроение и мешая работать. Он поднял знакомства и таким образом вышел на меня.

Я улыбнулась больше для приличия, вспоминая, что Смолянов полгода назад развёлся и к концу наших встреч настойчиво приглашал то в ресторан, то поплавать на его катере, то на прогулку на лошадях. Я неизменно отказывала, ссылаясь на отношения. На что он упорно отвечал:

— Пока кольца нет и штампа в паспорте, девушка свободна. И зачем тебе этот щегол, знаю я Ветрова, какой из него муж? Ему ещё погулять бы, а я, вот, уже нагулялся. Серьёзных отношений ищу. И чтобы жена не скучала в браке, а имела какое хобби там или интерес. Вон, как у тебя.

Тогда я сумела ускользнуть от внимания мужчины, а после мы поженились с Матвеем и какое-то время мало ходили на подобные мероприятия, увлечённые друг другом и общим бытом.

Трезвым Анатолий всегда вёл себя в рамках приличия, но сейчас он слишком открыто обрадовался нашей встрече и бесцеремонно взял меня за руки, нацеловывая их, вроде как приветствуя:

— О, кого я вижу! Свет очей моих. Значит, не ошибся. А то возвращался в зал, — Смолянов бесцеремонно взял меня под руку и повёл по дорожке, — а тут в окошко мелькнула знакомая фигура. Ну как не подойти и не восхититься? Ярослава, вы всё так же прекрасны. Давно не виделись, но я рад, искренне рад встрече.

Мы шли по дорожке, я попыталась отнять у Смолянова руку, но он словно не замечал моих трепыханий, и, захватив опять в своей большой ладони мою, с чувством начал целовать, бормоча что-то себе под нос.

Я попыталась высвободить руку, дёргая её, когда меня резко развернули, спиной прислонили к небольшой ограде и начали бесцеремонно целовать.

Я разлепила губы, желая высказать наглецу всё, что думаю, и вцепилась в его волосы, сильно потянув. Но этот слон будто и не замечал моих трепыханий. Его язык нагло и бесцеремонно проник в мой рот, я даже растерялась от такого натиска.

И вдруг почувствовала себя свободной. Выдохнула с облегчением, встретилась с бешеным взглядом Матвея, и замерла.

Глава 26

Матвей перевёл взгляд на взревевшего что-то возмущённое Смолянова. Мужчина вполне резво поднялся с земли, куда его опрокинул Матвей, и они оба, забыв о том, где они находились, принялись доказывать что-то друг другу.

Понятно, что более молодой и с детства увлекающийся борьбой Матвей быстро выбил из пьяного Смолянова дурь и, крепко взяв меня за руку чуть выше локтя, молча потащил за собой. Причём явно на выход.

Я растерянно спросила:

— Мы уходим?

На что получила злое, короткое:

— Да!

Матвей был зол. Он испугал меня той вспышкой гнева, но на то мужчины отличались от женщин, что не всегда могли справиться со своим гневом. Мы шли к машине, я дала и ему, и себе время успокоиться. А когда мы сели в машину, я села сзади, не желая садиться рядом.

Матвей так и не успокоился. Движения были резкими, за руль он вцепился так, что пальцы побелели. Поэтому я молчала, ловя на себе взгляды в зеркало.

В машине муж устроил мне настоящий допрос.

Дома я сразу же направилась в одну из гостевых спален, предупредив:

— Нам обоим следует успокоиться, утром всё покажется в другом свете. Матвей, сегодня я буду спать в отдельной спальне.

Муж схватил меня за предплечье, останавливая, зло зашипел:

— Значит, вот как это называется? Можно пообниматься с каким-то мужиком, а потом выставить себя самой невинностью? Ты пойдёшь спать туда, куда я скажу!

Я не выдержала, ответила так же резко:

— Послушай, Матвей, я тебе не вещь, и хватит на меня орать. Я же объяснила тебе всё, причём подробно. Я не давала повода и пыталась его от себя отцепить. И я не виновата, что мужчины почти всегда сильнее женщин, а Смолянов тот ещё боров, ещё и пьяный. Всё, давай поговорим утром, я устала и не хочу ссориться.

Злое, угрожающее в ответ:

— Вот, значит, как. Ты, значит, сбежала куда-то, обнималась с каким-то мужиком, а я теперь ещё и виноват? А ты, значит, сама невинность?

И я не выдержала, ответила резко:

— Мы недавно женаты, Матвей, и ещё не ужились, я понимаю. Между нами чувства, искренние, сильные. Мы же любим друг друга, я тебе доверяю, так как люблю. Но и ты доверяй мне, ведь на этом и строится семья. — Я распалялась дальше, вспомнив всё то, чем была недовольна в наших отношениях: — Но! Ты переходишь границы, Матвей, ты подозреваешь меня во всех грехах, толком не разобравшись. А что будет дальше, когда наша семейная жизнь продолжится? Я не твоя собственность, я не позволю менять мою жизнь в угоду твоих капризов. А это капризы, Матвей, ты хочешь, чтобы я делала то, что хочешь ты. А я не буду, ты понимаешь? У меня есть своё собственное мнение, свои желания, своя профессиональная жизнь. Нам… Мне нужно подумать о нас. В одиночестве. Сегодня я буду спать одна.

Да, мне не стоило нагнетать в тот момент. Да, я должна была быть мудрее и не провоцировать. Но меньше всего я думала, что в ответ получу оплеуху, от которой улечу на пол, не удержавшись на каблуках.

Я оперлась на руку, прижав ладонь к горящей щеке, и с ужасом смотрела на него. Он всё ещё не успокоился, стоял надо мной, раздувал ноздри, тяжело дышал, сжимал и разжимал кулаки. Сейчас это был не мой любимый человек, он превратился в другого, незнакомого мне. Сейчас я видела перед собой страшного незнакомца. И да, я боялась его. Сидела на полу и молчала, не желая провоцировать его дальше.