Солнечная кошка (СИ) - Хаан Ашира

Я не стала. Мама уже укладывалась спать и ругалась с отцом, который сначала хотел дочитать свою книгу. Сходила почистила зубы и написала Артему:

«Я тебя люблю».

Он ответил только через полчаса:

«Я тебя тоже».

Засыпая, я чувствовала, как из уголков глаз скатываются слезы и щекотно заливаются в уши.

В воскресенье с утра я ждала, что Артем напишет мне и скажет, встретимся ли мы сегодня. Вяло позавтракала, слушая, как мама пересказывает вчерашнее ток-шоу на тему скандала, протухшего в интернете еще полгода назад. Помыла за собой посуду и ушла в комнату, снова забившись в угол своего дивана.

Написала Артему:

«Где ты?»

«Еду домой», — ответил он коротко. И больше ничего.

Значит, не получилось отпроситься у мамы? Или еще есть шанс?

От нечего делать перечитала все Пашкины сообщения. Вот уж у кого все было отлично. Этого шанса он ждал всю жизнь, запуская один за другим неудачные проекты, ища интересные зрителям темы, открывая и закрывая канал за каналом. И теперь фонтанировал идеями, кажется, круглосуточно, почти не обращая внимания на мою реакцию. Последнее сообщение он написал в три ночи — следующее в семь утра. Еще немного, и я начну беспокоиться за его душевное здоровье.

На мой практичный вопрос о будущих доходах, однако, трезво ответил, что предсказать, сколько продлится такая лафа, не может. Хреновый из него оракул.

Предложил заодно подумать, о чем снимать следующий выпуск, чтобы подогреть свежую аудиторию.

Но на этом месте мне стало уже все равно. Я даже комментарии к интервью со Стасом перестала читать — все равно там одно и то же.

Устав от постоянных маминых дерганий: «Чего сидишь, лучше бы позанималась?», «Чего сидишь, лучше бы помогла с уборкой», «Чего сидишь, лучше бы пошла куда-нибудь погуляла на свежем воздухе, зеленая вся», я сбежала в кино. Выбрала фильм, на который было продано меньше всего билетов, чтобы рядом никто не хрустел попкорном и не ржал в трогательных местах.

Весь сеанс я держала в руке телефон, боясь пропустить сообщение или звонок от Артема. Он же обещал отпроситься у мамы погулять. Должен написать, даже если не получилось, да?

Но, видимо, нет.

Я перекусила на фуд-корте, порадовавшись, что благодаря успеху нашего канала в кои-то веки могу себе позволить такую роскошь. Но если раньше купить блинчик с бананом и шоколадом или картошку с тремя наполнителями было для меня праздником, чем-то вроде Нового Года, то сейчас я вяло жевала, почти не чувствуя вкуса. Телефон был тих и темен, даже Пашка перестал писать. Дело шло к вечеру и становилось все яснее, что никуда гулять мы уже не пойдем.

Идти гулять одной было уже поздно, возвращаться домой и нарываться на очередной мамин закидон не хотелось, а больше ничего в голову не приходило. Наверняка заочники сейчас веселятся где-нибудь в общаге, но я не смогла придумать, кому позвонить, чтобы узнать, где идет основной кутеж. Поэтому я просто пошла на следующий сеанс.

Телефон далеко не убирала, поэтому сразу встрепенулась, когда он дернулся от пришедшего сообщения.

Инночка писала:

«Я позвоню? Надо поговорить».

Сердце гулко ухнуло в пустоту.

«Я в кино, напиши в чате», — ответила я, уже чувствуя надвигающуюся беду.

И она написала.

Писала длинными сообщениями, но все равно обрывала их, и пока она набирала следующее, я смотрела слепыми от слез глазами на экран, где все еще шел уже неважно какой фильм, проговаривая про себя реплики героев, надеясь, что это отвлечет меня. Как-то отвлечет.

Когда я уехала, Инночка с Артемом и правда смотрели кино и ржали как ненормальные. Но когда оно кончилось, Артем вдруг навалился на нее, начал целовать, сжимать грудь, шептать, какая она возбуждающая и обалденная, какая у нее идеальная фигура, какая она женственная и мягкая. И как он не замечал всего этого до сих пор, а зря.

Она честно сказала, что в какой-то момент подумала — проще дать, чем объяснить, почему не хочешь. Или просто захотелось тепла. И в конце концов, какая разница? Не она, так любая другая, а она точно его не собирается у меня уводить.

Но все-таки продержалась до момента, когда он разозлился и ушел, хлопнув дверью.

Я написала в ответ только одно слово:

«Неправда».

«Зачем мне тебе врать? — ответила она. — Давай позвоню?»

Но я все еще хотела досмотреть фильм, хотя мне было все равно, что происходит на экране. Темнота зала скрывала мои слезы, стереозвук — всхлипы. И, к счастью, рядом никто не сидел и не видел, как я рыдаю, печатая Артему сообщение:

«Это правда?»

Что я хотела услышать?

Телефон тут же завибрировал в ладони входящим вызовом.

Я выскочила из зала, мгновенно попав из укрывающей меня темноты в коридоры развлекательного центра, где смеялись люди, орали дети, пахло попкорном и пережареными гамбургерами и резал опухшие глаза яркий свет ламп.

Поднесла телефон к уху.

— Котеночек, ну конечно неправда! — заверил меня Артем.

— Она сказала другое.

Никто из нас не уточнял, о чем и о ком идет речь, и от этого становилось только хуже. Нельзя было притвориться, что ничего не было.

— Ну конечно, она сказала другое! Она сама ко мне полезла!

— Зачем ей это?

— Слушай, ну ты сама говорила, что ей наплевать на парней — не один, так другой. Захотелось, наверное.

— Она только что проводила в армию Лешика.

— Тем более! Захотела забыться. Или найти нового.

— Артем, она моя подруга. Она не стала бы так со мной поступать.

— В любви каждый сам за себя, котеночек. Меня беспокоит, что ты мне не веришь. А ей да.

— Артем, но ты… ты же… — я прислонилась к стене у туалета, подальше от людей. Мой голос эхом разлетался по пустому холлу. — Поклянись, что ты к ней не приставал!

— Ярин, меня оскорбляет твое недоверие, — голос его стал жестким.

— Я тебе верю, но… — не хотелось это говорить. — Но ты помнишь Стервеллу?

— Помню! Хорошо помню, как ты меня обманула, котеночек! Устроила эту идиотскую проверку!

— Это была не проверка…

— А что еще? Это даже хуже, чем читать переписку, знаешь ли. Ты воспользовалась тем, что хорошо меня изучила и устроила эту позорную сцену. Я тебя за нее простил. А ты что? Напоминаешь об этом, чтобы обвинить меня в том, что твоя шлюховатая подружка на меня вешалась?

— Артем…

Я разрыдалась прямо в трубку, не выдержав напряжения.

Как у него получается, что все время виновата только я?

— Знаешь, Ярин, любовь любовью, а вот оскорблять меня не надо!

— Но… Постой.

— Давай мы возьмем пока паузу в наших отношениях, — отчеканил Артем. — И ты подумаешь, нужен ли я тебе вообще.

— Нужен! — отчаянно крикнула я.

— Не уверен.

Холод в его голосе понизил температуру вокруг меня градусов на десять.

— Артем… — слезы лились потоком и мне было уже все равно, что на меня с любопытством пялится женщина, ведущая дочку в туалет, а та замедляет шаг, потому что хочет посмотреть, как взрослая тетя рыдает и бьется затылком о стену, сидя на корточках у кофейного автомата. — Не бросай меня, пожалуйста…

— Поговорим, когда успокоишься и придешь в себя.

Он больше не отвечал на звонки.

Звонки Инночки я сбрасывала сама.

Я не хотела разбираться, кто из них врет. Просто пусть это все окажется неправдой. Шуткой. Проверкой. Жестоким наказанием. Не знаю, за что. Мне все равно, но я готова.

Двадцать минут пешком до дома растянулись на добрый час. Меня сгибало пополам от боли и рыданий, и я держалась то за дерево, то за забор, чтобы не упасть на колени, не свернуться калачиком на земле и чтобы никто больше не трогал.

Ввалилась в квартиру и тут же отхватила от мамы.

— Что случилось? — сначала испуганно спросила она, увидев меня в таком состоянии.

— Меня Артем, наверное, бросил… — выдохнула я, умирая на каждом слове.

Произнесенные вслух, эта фраза казалась нереальной. И страшной.

— И ты из-за этого идиота ревешь? Ну хоть не беременна?