Частная школа (СИ) - Шолохова Елена

Всхлипы стали чаще и надрывнее.

— То есть как облили?

— Я не знаю… не знаю… ночью, наверное… пока я спала… Я крепко сплю. Но все считают, что я… Но клянусь, это не я… — Катя, вздрагивая, рыдала. — Я же не смогу больше на люди показаться…

— Да глупости какие. Кать, да это ж просто тупая шутка. И все знают, что это не ты. Все в курсе, что эта стерва Дина со своими дебильными подружками тебе просто мстит за то, что ты про неё сту… рассказала. Не надо было, конечно. Говорил же я тебе, но что уж теперь…

— Я хотела как лучше… хотела по справедливости… А теперь, кроме тебя, никто со мной не разговаривает… даже Дима перестал… крысой все называют… даже девочки из других классов… А теперь ещё такой позор… я не знаю, я не смогу тут… — подвывала Катя.

Эрик приобнял её за плечо, приговаривая.

— Ой да брось ты. Ну порезвятся сейчас эти идиоты, но скоро всё забудется…

— Нет, — покачала головой Катя, — не забудется… Они ещё что-нибудь придумают, пока не выживут меня отсюда. Её подруги мне утром так и сказали… мол, уматывай отсюда. Крысам и убогим тут не место. Да я и сама не хочу тут быть, но куда мне идти…

— Никуда не идти. А с Диной я потолкую. Сегодня же. И они отстанут от тебя. Обещаю… А это что? — Эрик поднял с пола блокнот, повертел в руке.

25

— А это что? — Эрик поднял с пола блокнот, повертел в руке.

Катя, всхлипнув раз-другой, перестала плакать и подняла на него глаза.

— Это… — произнесла она почему-то полушёпотом, — это дневник Алисы Поляковой. Ну той самой, которая спрыгнула с крыши…

— Что, серьёзно? — удивился Эрик.

Вместо слов Катя кивнула и посмотрела на него многозначительно.

Про ту историю он тоже был наслышан от Рената. Бывшая лучшая подруга Дины Ковалевской. Они даже из одного города. Но после зимних каникул в прошлом году вернулись врагами. Алиса даже переехала в другую комнату, именно в эту, где сейчас живёт Катя. Шмыгов говорил, что из-за её самоубийства сначала поднялась шумиха, но у Нонны Александровны оказались очень хорошие связи. Поэтому дело быстро замяли, так и не докопавшись до причины её отчаянного поступка.

Раньше Эрика такой поворот может и поразил бы, но теперь он и сам знал на личном опыте, насколько действенными могут быть такие вот связи. Тем более, как рассказывал Ренат, родителей у Алисы не было, а опекун почему-то совсем не жаждал выяснить правду. Так что лиц, заинтересованных в тщательном расследовании, не нашлось.

— А откуда он у тебя?

— Случайно обнаружила. Сегодня утром… На моей кровати раньше Алиса спала…

Катя густо покраснела, вспомнив как два часа назад проснулась на мокрой холодной простыне и под таким же мокрым одеялом. Она и не поняла поначалу, почему так. Даже мысли такой не возникло, что она могла сама обмочиться. С чего бы вдруг? Но трусики почему-то тоже были сырыми.

Соседки по комнате уже встали и как ни в чём ни бывало занимались обычными утренними делами. Даша застилала кровать. Олеся пыталась собрать непослушные рыжие локоны в косичку. На неё они даже не смотрели. И не спрашивали, например, почему она до сих пор валяется в кровати, когда уже давно пора вставать.

Хотя с ней же не разговаривали. Ей ведь объявили бойкот… Причём все, не считая Эрика.

Вечером в коридоре Катя сама слышала, как девочки из девятого класса, обсуждая её, сказали, что общаться с ней нельзя. Никому. Ни под каким предлогом. Потому что она крыса, которая сдаёт своих…

Вот Олеся с Дашей и не обращали на неё внимания. И вчера вечером, и сегодня утром. Хотя в тот момент подумала Катя, это даже хорошо. Она продолжала лежать, притворяясь спящей. Умирая от стыда, она ждала, когда девочки уйдут на завтрак и тогда можно будет как-то скрыть следы позора.

Но вдруг дверь в комнату распахнулась. Это пришли Лиза, Полина и Никита Прочанкин.

— Что, собираетесь в столовку? — громко спросила Лиза. — Олеська, слушай, дело к тебе есть. У Полинки же завтра днюха, а твой отец дежурит… О! А чего эта наша сирота казанская до сих пор дрыхнет?

Катя в ужасе напряглась, моля про себя, чтобы те оставили её в покое и быстрее ушли.

— Эй, сиротинка, алё! Вставай давай! — гаркнула она над самым ухом. — Режим един для всех.

И тут случилось то, чего так панически боялась Катя. Кто-то из этой троицы рывком сдёрнул с неё одеяло. Катя в ужасе оцепенела, глядя на их ухмыляющиеся лица.

— Ой, глядите-ка, наша сиротинка описалась, — воскликнула Лиза Спицына.

Катя попыталась выхватить у неё одеяло и хотя бы прикрыться, но Лиза отшвырнула его на пол. И Никита этот так бесстыже её разглядывал, всю, даже голову вбок наклонял и шею вытягивал, пытаясь заглянуть туда, куда нельзя, и так мерзко, так сально при этом улыбался…

— Только посмотрите на это убожество, — тыкала в неё пальцем Лиза. — Мало того, что она стучит, так ещё и ссытся. Фууу. Вонючая крыса. Таким, как ты, тут не место…

Дальнейшее было сущим кошмаром. Они стояли и глумились над ней, говорили жуткие, похабные вещи, унижали, смеялись. Даже когда Катя сбежала в ванную, до неё ещё несколько минут доносился сквозь шум льющейся воды их хохот.

Вот тогда Катя, трясясь от плача, отчётливо различила, как Лиза, смеясь, сказала: «Молодец, Олеська. А ты чем её? Водой? Надо было лучше…».

Из ванной она вышла, только когда всё стихло. И злосчастная троица, и Даша с Олесей ушли. На полу валялось одеяло, а на простыне темнело большое пятно.

Не прекращая рыдать, она сдёрнула постельное бельё, а матрас подняла с кровати и выволокла его на балкон. Хотела поставить его вертикально, чтобы просох на солнце, но громоздкий матрас всё время заваливался то в одну сторону, то в другую. Так она там и корячилась с ним, пока пальцы случайно не скользнули в незаметное отверстие.

Оказывается, сбоку у основания шов был аккуратно вспорот, совсем немного, так, что со стороны этот своеобразный кармашек даже и незаметен был. И она бы не заметила — ну, дырка да дырка, но там внутри, в глубине, если посильнее надавить, что-то прощупывалось.

Катя запустила руку в прореху и к своему удивлению выудила оттуда блокнот.

Матрас опять съехал в сторону, но Катя уже не обращала на него внимания, целиком поглощённая своей неожиданной находкой. А уж когда, раскрыв блокнот, увидела, что писала его та самая Алиса, так и вовсе забыла обо всём. Даже плакать перестала.

Опомнилась, только когда увидела Эрика.

— Как думаешь, это ужасно, что я прочитала чужой дневник? Ну, то есть читаю? — спросила она его.

Эрик пожал плечами, такими тонкостями он не озадачивался. Алисы ведь уже нет в живых, а дневники мёртвых сплошь и рядом читают и даже публикуют.

— И что там? — поинтересовался он. — Не написано, почему она…

— Я только начала… Наверное, надо его отдать, как думаешь?

— Кому?

— Не знаю. Нонне Александровне, может?

— Директрисе? Которая сделала всё, чтобы никто не узнал правду?

— Ну, может, тогда полиции?

— Угу, которая сделала то же самое. Как минимум надо сначала самим прочесть. Вдруг узнаем, кто её довёл. Просто так с крыши не прыгают.

— Значит, мне пока никому не говорить?

Вдруг из коридора послышались чьи-то голоса, шаги, хлопанье дверей.

— А сейчас что? Спрятать его? — округлила испуганные глаза Катя. Эрик кивнул, прислушиваясь к шуму снаружи. И как раз всё стихло.

— Ну, можно пока спрятать, да. Ладно, мне, похоже, пора. Пойду я, пока там, вроде, никого нет. Я сейчас на историю, а ты давай, приходи в себя. Позже всё обсудим. И это… не парься из-за этих отбитых стерв. Шли всех лесом… или ко мне. Кстати, не знаешь, в какой комнате Дина живёт? Загляну-ка я к ней в гости на минуту.

— Через одну, — Катя указала пальцем влево.

Он легко поднялся, подмигнул ей и вышел из комнаты.

26

За прогулы без уважительной причины Чума гоняла нещадно, если, конечно, ей докладывали.