Мы все обалдели, когда она достала виноградинку, разрезала ее ножом, а потом сшила, да так аккуратно! И сок весь внутри остался.
— Хотите виноградику, товарищ полковник?
Я хотел. Только не виноград. Тогда в глаза ее посмотрел, и свело всё внутри, давно никого не было, а тут бабенка такая сочная, вкусная. Думал, прогонит меня, отчитает — она умела быть строгой. А Галка…
— Я вас давно люблю, Олег Янович.
— Ты чего на “вы”, Галюш?...
— Потому что…
Не думал, что так меня затянет. Планов не строил. Видел, что у нее серьезно, но что я ей предложить мог?
Мог. Всё мог.
И жениться мог. И имя дать. И малыша. Она очень хотела ребенка, была бы хорошей матерью.
Помню, я как-то очнулся ночью, увидел, как Галка сидит, волосы свои длинные в косу заплетает, а по щеке слеза катится, одна, вторая… И ни звука. Просто в тишине.
Я спросил, почему она плачет, сказала, что просто сон дурной увидела.
— Хочется домой, в Россию, к маме, поедем к моей маме? Она такие пирожки печет вкусные. Я почему такая кругленькая, потому что мама так вкусно готовит.
— Какая ты кругленькая? Осталась кожа да кости.
Галя на самом деле похудела к тому времени сильно.
— Ты меня любишь, Олег?
— Люблю, птичка моя, люблю сильно.
— Вот и хорошо. И я люблю.
Почему я на ней не женился, мог ведь?
Вместе мы были полгода. Обстановка стала спокойнее, мы наступали, позиции держали отлично. Расслабились даже.
Когда меня в Москву вызвали, была мысль Галчонка с собой взять. Но я подумал — что ее мотать туда-сюда? Вернусь, заберу и увезу с собой. Я ведь понимал, что мне новое назначение дадут. И новые погоны.
Как раз был на приеме у министра, когда срочно молнией пришли новости. Нападение на лагерь. Пятнадцать убитых, семеро раненых.
Галка…
Она погибла сразу. Быстро. Не мучилась. И даже не успела ничего понять. Ей, можно сказать, повезло, потому что одну из наших девчонок эти звери мучили сутки.
Я вернулся, чтобы похоронить товарищей. И забрать Галю. Отвезти ее к маме с пирожками.
Почему не женился? Самовлюбленный, борзый идиот. Думал, что есть время. Думал, что мы всё успеем. Обременять себя не хотел. Вот почему. Мне и так было нормально, казалось, что и ей тоже.
— Товарищ генерал, мы не можем вам отдать тело Ермолаевой, вы… не родственник.
Я тогда чуть не разъебал к хренам всю эту бюрократическую кодлу.
Тело забрал.
Пирожки у мамы на самом деле были вкусные. Только в горло не лезли.
— Спасибо вам, товарищ генерал, за то, что вы Галочку… привезли.
— Если бы не я, она была бы жива.
Сказал. А что я мог еще матери сказать?
Стою в сквере у гостиницы, половину пачки скурил. Одну заканчиваю, другую начинаю.
Курить я давно бросил, но вот сейчас…
Больно.
Опять больно. Вроде бы забыл всё.
Тихий звук шагов и шлейф знакомого аромата.
— Зимин, ты что творишь?
— Мы разве на “ты”, Лисицына? Не пили же на брудершафт…
— Так давай выпьем, генерал? Я принесла твое шампанское, и стаканчики.
— Здесь, что ли, будем пить?
— А что, у вас нельзя на улице? Можно не доставать из пакета.
— Бедовая ты баба, Эвелина Романовна.
— Какая есть. Наливай.
Усмехаюсь.
Она совсем не похожа на Галку, вообще другой типаж. Я ведь и не помню ее уже почти, птичку-невеличку. Матери ее помогаю, сестре, племянникам. Памятник на могиле поставил. А не помню.
— Ты ее сильно любил?
— Недостаточно. Если бы я ее любил, она была бы жива.
— Расскажешь?
— Прости, Лиса, не сегодня.
— Как знаешь.
— А ты любила мужа?
Кивает.
— А сейчас любишь?
— Нет, не люблю. Не люблю подлецов и предателей.
— Всё серьезно так? В чем же он накосячил?
— С невестой сына переспал.
— Сука.
— Именно.
— Что ж… В одном мне повезло.
— В чем, Зимин?
— Я не подлец и не предатель.
Разливаю игристое, подаю ей стаканчик.
— Готовься, Лисицына. Буду за тобой ухаживать, долго и упорно, пока не сдашься.
— А если не сдамся?
— Ну… тогда применим шантаж.
Говорю и подмигиваю, протягивая стакан, чтобы чокнуться.
— За это и выпьем.
— За шантаж?
— За любовь, дурочка, за любовь.
Глава 28
Странный вечер. И ночь. Которую я провожу в гарнизонной гостинице, кстати, очень даже приличной гостинице. Номер, который мне забронировал генерал, я так понимаю — люкс.
Что ему от меня нужно?
Неужели реально что-то у него загорелось в душе? Неужели на самом деле какие-то чувства?
Или просто очередная зарубка на его стволе? Галочка в послужном списке? Мол, и эта покорилась?
Не хочется думать про зарубку. И галочку. И быть очередной, конечно, тоже совсем не хочется.
А чего тебе хочется, Лисицына? Большой чистой генеральской любви?
Об этом думаю полночи.
Не спится мне совсем.
Вечер с генералом, кстати, оказался вполне приятным. Мы всё-таки пошли в ресторан.
Он сказал, что настоящую итальянскую кухню не гарантирует, но повар тут приличный.
— В полку у меня служил, кашеварил, потом отучился в столице — я помог немного, вернулся вот. Мишленовских звезд нет, зато есть звезды на погонах.
Я посмеялась, сказав, что была в ресторане с мишленовской звездой — не понравилось, а с офицерскими звездами еще не пробовала.
— Пробуй.
— Про итальянскую кухню — это ты Демида пытал?
— Почему сразу пытал? Он сам сказал. И про торт “Прага”, и про розы.
Я головой покачала.
Сын! Интересно, зачем? И ведь не соврал…
— Я на самом деле люблю итальянскую кухню. Пасту с морепродуктами, карбонару, пиццу, салат капрезе. И торт “Прага” люблю. Правда, настоящий сейчас сложно найти.
— Это точно. Прости, не нашел. Пока.
— Пока?
— Привезут завтра.
Усмехнулась — да уж.
— Что? — генерал бровь поднял.
— Серьезный подход. Прямо… осада какая-то.
— Есть такое дело.
— А ты, небось, привык брать крепости без боя, да, Зимин?
— Давай не будем про другие крепости, Лисичка? — Ладони мои своими накрыл, говорил так… вкрадчиво. — Да и не было никаких крепостей. Я расскажу потом, если тебе так уж интересно.
Мне было интересно. Но говорить мы стали совсем о другом. Он рассказал, как попал в армию — тут всё предрешено было, дед — боевой генерал, войну прошедший, и мама с родителями всю жизнь по гарнизонам. Отец родной — на границе погиб.
— Родину защищать, есть такая профессия.
— Да, да, я знаю. И фильм этот тоже люблю. Ты не думай, Зимин, я к военным хорошо отношусь.
— Олег…
— Что?
— Меня зовут Олег. Ты заладила — Зимин, генерал. Настолько неприятен тебе, что ли? Вроде же не урод?
— Ты красивый мужчина, Олег. Очень.
— Неужели? И что, это плохо?
— Как сказать…
— Скажи уж как есть, Эвелина Романовна.
Не буду же я ему рассказывать, что у нас, у женщин, у многих как раз предубеждение. Красивый мужик — чужой мужик, вроде так говорят? Пусть лучше плохонький, но свой, да?
— Знаешь, почему красивые женщины часто одинокие?
— Почему?
— Потому что к ним элементарно нормальные мужчины подойти бояться. Думают, что если такая красивая, значит, не свободна, или слишком капризная. А она просто красивая, и ей хочется счастья. А рядом одни уроды моральные.
— Уроды, значит, не боятся к красивым подходить?
— Ну, вот как-то так.
— То есть… Ты мне сейчас объяснила, почему ты меня не хочешь? Слишком хорош?
— Почему я тебя не хочу? То есть…
Запутал он меня, заговорил, усмехаюсь и смело в глаза ему смотрю.
Нет, не боюсь я, что он красавец. И хотела бы с ним попробовать, да, почему нет.
Только вот… К каким-то отношениям пока я точно не готова.
Так ему и говорю.
