Все присутствующие взорвались залпом понимающего, сочувствующего смеха. Их лица плыли в веренице огней и хрустальных бликов. Одно уродливее другого. Но самое яркое, самое ненавистное из них было лицо моей жены.
Этот красный рот… я прямо сейчас готов взять салфетку и стереть с ее губ бля*скую помаду! Неужели она не понимает, как нелепо и смешно выглядит со стороны?! Все эти попытки обратить на себя мое внимание… на этой мысли я запнулся. Ну, точно же! Настя просто хочет вернуть меня в семью!
Какой дурак, как сразу не догадался и не раскусил ее поведение. И наряд этот безвкусный, и прическа и даже поцелуй на крыльце. Все расписано, как в театральной пьесе, а я лох, которого развели на дешевый спектакль.
Еле дождавшись, когда официант принесет нам кофе в маленьких чашечках, а часть делегации выйдет на улицу покурить, я схватил Настю за локоть и силой потащил ее на балкон.
Поставлю на место идиотку, и со спокойной совестью поеду к Жене. Домой, где меня всегда ждут!
Глава 20
Я выхожу на открытую террасу как есть, в красном бархатном платье, без накидки и пальто. Ветер треплет по лицу волосы, поднимает завитые кудряшки вверх, путая их еще сильнее. Но мне не холодно. Жар внутри, мое личное солнце, согревает меня. Смотрю в свое отражение в окне и удивляюсь.
Неужели я и правда такая?
- Любуешься? – слышу за спиной тяжелое дыхание Савранского.
- Да, - честно отвечаю я, - мне очень идет этот образ, правда?
Он подходит ближе и теперь в отражении видны два силуэта. Высокий и стройный и рядом с ним я, маленькая женщина с большим сердцем. И грудями. И попой. Но меня это не портит, а при удачном освещении даже наоборот. Я непроизвольно поворачиваюсь, чтобы выбрать более удачную позу и втягиваю живот. Так мы с Кешей выглядим как пара. Не как два разваренных, растерзанных веганами кабачка на тарелке, а как иностранная семья из журнала.
- Не старайся, тебе не идет, - ушатом ледяной воды на меня льются слова мужа. Я оборачиваюсь. За спиной по-прежнему мое отражение. Не такое статное, не такое красивое как секунду назад.
А передо мной человек, который все сломал.
- И смотрел ты на меня весь вечер именно потому, что мне не идет мое платье, я верно поняла?
Тут темно, но бликов гирлянды достаточно, чтобы я увидела, как мой муж кривит лицо.
- Все думал, когда ты кинешься танцевать канкан. В таком развратном платье…
- Ага. А Женя, я так полагаю, пленила тебя монашеской рясой и шерстяными гамашами в рубчик?
Савранский хватает меня за руку и с силой дергает на себя:
- Не сравнивай себя и Женю. Ты никогда не будешь как она.
- И слава Богу!
Я пытаюсь выдернуть локоть из железного захвата, но пальцы Кеши только сильнее впиваются в кожу. Он сдавливает ее, пока эта боль не становится невыносимой.
- Отпусти.
- Зачем? Побежишь к своему лысому уроду? Или сегодня развлечешься с… бля*ь, как его зовут?
- Кого?!
- Урода, с которым ты весь вечер флиртовала, - рычит на меня Кеша.
- Аркадий, я запуталась в уродах, честное слово. Лысый в обед, волосатый за ужином. Зовут его Игорь Глушнев, и тебе это должно быть известно, потому что ты сам меня ему представил.
Что-то нехорошее, неправильное и порочное плещется в глазах моего мужа. Он смотрит на меня и опускает руки вниз, так что я снова могу шевелиться.
- Не смей порочить нашу фамилию!
- Голову полечи, придурок!
Я отворачиваюсь и иду в сторону входа в ресторан. Там за дверью горит свет, играет приятная музыка, и смеются люди. Там меня точно не будут обижать и причинять боль.
- Я не договорил, - кричит Савранский.
- А мне по хер, - так же, не убавляя тона, отвечаю я.
Мне кажется, что этот глупый, непонятный разговор уже окончен, как Кеша догоняет меня и слегка толкает к стене, так что наши силуэты пропадают из стеклянной арки.
- Думаешь, твое платье тебе поможет?
- Господи, в чем?
- Ну не знаю, тебе виднее, о чем думает женщина, когда наряжается как шлюха.
Я машинально поправляю вырез, натягивая ткань на грудь, чтобы Савранский больше не жрал ее глазами:
- Вероятно, ты в шлюхах разбираешься больше чем я. У меня нет таких познаний.
- Ага. И модой ты не интересуешься. И ярко краситься не любишь. И вообще вся такая простая русская баба, пока не припечет, да? – Он нависает. Говорит тихо и низко, так что каждое слово отпечатывается у меня прямо в мозгу. – А потом ррраз, и оказывается, что все то мы умеем, Настенька! И мило улыбаться, и хер сосать с заглотом.
- Остановись, - тихо прошу я.
- Да куда уж, мы только разогнались! Знаешь, что скрывается под этим платьем?
- Твоя жена, придурок! - Мой голос дрожит от злости и обиды, а еще от того, что хочется кричать, но нельзя, потому что за стеной собран цвет нации, которые так и ждут, когда наша семья оступится и падет.
- Именно, что моя жена, Настюш. – Савранский криво ухмыляется, и только сейчас я понимаю, как он пьян. – Моя обычная, приземленная, простая жена. В какую обертку конфету не заверни, на вкус такое же говно!
- Так не ешь.
- А я очень давно и не ем, милая. Или ты думаешь, отсутствие секса это просто совпадение?
- Нет, милый, - такой же змеей шиплю я, - грешила на первые признаки эректильной дисфункции.
- С моим членом все в порядке! Я трахаюсь когда захочу и где захочу. Теперь в нашей кровати нет запретов, только удовольствие, а секс наконец перестал быть скучным!
- Избавь меня от подробностей!
Я отталкиваю Кешу, так что он шагает назад, теряет равновесие и почти падает, успевая в последний момент схватиться за стену.
Смотрит на меня неверяще и зло, будто сейчас я покусилась на святое:
- Твои платья, губища, прически, эпиляция и новое белье не поможет, Настя. – Брезгливо цедит он. – Ты как была закомплексованной бабой, так ей и осталась. Никто не посмотрит на тебя. Ты нелепое бревно, и даже не можешь х*й отсосать нормально! Не все женщины созданы для любви, так что прими это и не позорься. Чтобы я больше не видел на тебе этой гадости, поняла? И мужиков рядом с тобой тоже не видел!
Он замолкает не потому что договорил.
Я ему не дала закончить свою речь.
Никогда не думала, что в жизни пощечины звучат так же звонко, как в кино.
Я размахиваюсь и со всей силы, со всей ненависти бью ему по лицу, так что на секунду ладонь обжигает ответной болью. Рука горит и немеет, будто это больше не моя плоть.
Я пораженно смотрю на свои дрожащие пальцы. Потом на Савранского. Он держится за щеки и молчит, будто только сейчас понял, где оказался.
- Настя… - В его голосе читается раскаяние и испуг.
Но я не хочу больше слышать этого человека. Смотреть на него все равно, что засовывать иглы под ногти: невыносимая, раздирающая тебя боль при абсолютно нормальной со стороны картинке.
Я бегу в сторону выхода, звонко цокаю каблуками и только тогда замечаю в пролете темную фигуру.
- Насть, я вынес вам плед, подумал, что тут холодно, - пытается объяснить свое присутствие Глушнев. Я останавливаюсь, хлопаю его по руке и прошу:
- Моего мужа пледиком прикройте, ему сейчас нужнее.
И молча выхожу из банкетного зала…
… из ресторана…
… из себя…
Меня колотит как в лихорадке, пока я жду нужное такси, пока ищу нужную переписку, где сохранился адрес нужного мне человека.
То ли я пьяная, то ли уже мертвая, потому что только трупам настолько плевать, что будет дальше.
Я стучусь в дверь квартиры типичной панельной девятиэтажки на окраине города. Я даже не жду, что мне откроют, на часах давно за полночь. Я не знаю, что скажу и зачем пришла, и в секунду, когда Тимур открывает дверь, я чувствую себя тем самым беднягой, который прыгает с моста. И пока он несется в воздухе, понимает, что все проблемы решаемы, кроме одной: он уже летит с моста.
- Все хорошо, девочка? – Сонные глаза тотчас зажигаются беспокойством. Тимур смотрит на меня так, будто видит впервые. - Тебя кто-то обидел?
