Недетские забавы (СИ) - Петрова Ася

— Пустите его!

Ворота открываются, и Павел просто летит в мою сторону, падая на колени и хватая мое лицо в ладони.

— Маленькая, все хорошо! Слышишь? — целует мой лоб. — Не закрывай глаза только. Он укачивает меня на своих сильных руках, шепча успокаивающие слова. Я чувствую его запах и расслабляюсь, несмотря на жуткую боль. — Вызовите ебаного врача! — рычит в сторону, а потом снова возвращает губы на мое лицо.

— Уже едет, неси ее в дом, — Дмитрий Львович устало вздыхает.

— Больно очень! — шепчу в губы Павла.

— Все пройдет, потерпи, — он коротко целует меня.

Мужчина прижимает руку к ране, чтобы остановить кровь, но она бьет ключом, даже не собираясь останавливаться. Надеюсь, жизненно важные артерии не задеты, иначе мне конец.

— Паш, — обращаюсь к мужчине, смотрю в его грустные и такие красивые глаза, но не успеваю задать вопрос.

Тело мякнет, глаза закрываются, я улетаю. Становится очень легко и хорошо, поддаюсь этому состоянию и вырубаюсь, слыша лишь крик где-то вдали.

Глава 21

Наши дни

Приоткрываю глаза, слизистая сухая, веки подрагивают. Обвожу комнату взглядом, не понимая, где нахожусь. Горло першит, хочется воды. Последнее, что помню — как лежала в руках Павла и истекала кровью. Тут же спохватываюсь, вспоминаю про свою ногу, шарю руками по постели и откидываю тяжелое одеяло. Нога на месте, облегченно выдыхаю, место ранения профессионально перебинтовано. Стараюсь открыть глаза как можно шире, но пока любое движение дается с трудом. Слева в кресле сидит Федулов — спит, но его лицо осунулось и заросло щетиной. Далеко не первой свежести.

«Господи, сколько же я тут пролежала без сознания?»

— Павел! — зову мужчину, голос из-за сухости еле слышен.

Федулов никак не реагирует, я повторяю еще раз, но результата ноль. Приподнимаю корпус, опираясь на локоть, неуклюже поворачиваясь на бок, и тут же опрокидываю на пол вазу, стоящую на тумбе возле изголовья кровати. Она с шумом бьется о кафельный пол, и красивые ромашки с водой распластываются по поверхности. Досадно вздыхаю, но из-за шума Павел тут же вскакивает и обводит комнату взглядом в поисках источника звука. Натыкается на меня, глаза широко раскрываются, а потом я вижу, как его грудь начинает ходить ходуном.

— Воды, — шепчу и тяну к нему руку.

Он еще несколько секунд смотрит на меня, а потом подходит к столу и тут же подает стакан. Я жадно делаю глотки и становится легче.

— Алиска, — словно отойдя от шока, говорит Федулов. Он садится на корточки рядом с постелью и проводит большой ладонью по моим волосам. Я теряюсь от такой ласки и отодвигаюсь от мужчины.

Мой жест его ничуть не смущает, он тут же тянется ко мне и сжимает мое лицо в своих руках. Смотрит неотрывно, опускает губы и проходится по моим щекам, оставляя невесомые поцелуи. Я прикрываю глаза, млея и позволяя себе немного расслабиться и не думать ни о чем.

— Я думал сдохну сам, пока ты тут лежала без сознания, — признается и продолжает орошать меня россыпью поцелуев.

— Паш, подожди, — останавливаю, — сколько я спала?

— Трое суток.

«Долго.»

— А где мы? — тут же задаю второй вопрос.

— В частной клинике, мы сразу тебя сюда доставили, как только врач остановил кровотечение, — он отворачивается в сторону, не желая вспоминать события того дня. — Ты много крови потеряла…

— Паш, ты поговорил с Мишуровым? Как Игнат?

Мужчина встает и недовольно морщится, упоминание Минаева его ужасно раздражает. И он никогда не скрывал этого факта. Но мне важно знать, что все живы и все в порядке. Что мы не зашли так далеко во всем этом.

Жду ответа, но Павел не торопится изъясняться. Да и никогда он не любил посвящать меня в свои дела.

— Я все еще твой адвокат, мне важно знать, — нажимаю на него. Он саркастически усмехается и складывает руки на груди. Злится.

— Уже нет! — отрезает, но получается чуть более эмоционально, не свойственно ему. — Закончились игры, Алис. Теперь ты просто моя женщина, никаких адвокатских игр, Мишуровых и Минаевых. Дальше я сам разберусь.

В шоке смотрю на него, как ловко он все решил. Решил всю мою судьбу без меня. А я уж на секунду подумала, что он умеет давать право выбора, хотя бы мнимое.

— А меня спрашивать не нужно? — начинаю злиться. — Ах, ну да, конечно! Зачем мнение какой-то девки, да?

Откидываю одеяло на пол, пытаюсь встать, ногу простреливает, я шиплю от боли, но продолжаю упрямиться.

— Ты такая дура, Дворецкая! — Федулов взрывается. — Я чуть сам тут не откинулся, пока врачи тебя доставали с того света. Я первый раз, нахуй, схожу с ума из-за бабы настолько сильно, что теряю разум. Все кишки мне вывернула. Выкинуть тебя пытаюсь каждый гребаный раз, а когда тебя рядом не оказывается — я вою от тоски. Я не ебу, что ты сделала, ведьма, но и без тебя мне уже никак.

Вся эта откровенность максимально сбивает с толку, смотрю, как Павел мечется из угла в угол. Он нервничает, теряет контроль над ситуацией. Его трясет. От страха. От страха потерять меня.

В глубине души я что-то чувствую к нему, это пугает и будоражит одновременно. Пугает то, что я стала уязвима рядом с ним, с врагом. Будоражит то, что ранее таких эмоций я не испытывала никогда. Меня саму рвет на атомы рядом с ним. Хочу его, и сильные руки, губы. Хочу иметь право прикасаться к нему, целовать его. Понимаю, что он самый лучший и худший мужчина в моей жизни. Вот такая драма у нас складывается.

— Я испугалась за тебя, когда ты был под мушкой, — признаюсь ему.

— Я не знаю, как долго ты будешь отрицать, что у тебя есть чувства ко мне, Алис, — устало вздыхает. — Но я буду ждать.

Протягиваю руку к нему, он медлит и не подходит. Зову его, махнув кистью руки, он двигается в мою сторону, как хищник. Глаза горят. Я запускаю пальцы в его волосы, перебирая гладкую кожу на затылке, целую щетинистую скулу.

— Паш, я не хочу ничего делать и решать. Не хочу больше никуда бежать, — сдаюсь.

Решаю, что пусть все плывет по течению. Пускай я буду делать ровно то, что хочу. Не оглядываясь на страхи прошлого, позволяя себе быть плохой.

— Я не смогу тебя отпустить уже, — он целует меня.

Я стону, когда его губы касаются моих, язык врывается в мой рот, совершая немыслимые вещи. Просто растворяюсь в пространстве и времени, тело дрожит, боль в ноге уходит на второй план. Даже не замечаю ее. Руки трясутся, пытаюсь их успокоить, но Павел просто берет мои ладони в свой захват и не отпускает. Я как голодная львица кусаю губы мужчины.

— Если мы не остановимся, то я трахну тебя прямо здесь, на больничной койке, — он отрывается от меня.

— Хочу, — мной уже руководят немыслимые страсть и похоть. Никогда я ранее не испытывала такого. Абсолютная потеря контроля.

— Нет, еще слишком рано для таких нагрузок, — он останавливает нас. — Я не могу так рисковать тобой.

Ого. Теперь, видимо, мы поменялись ролями, где он рационален, а я полностью теряю рассудок. Разочарованно дую губы, но понимаю, что он прав. Все будет, у нас с ним все будет. Осталось только решить вопрос с Алексеем. Я должна быть честна до конца.

Глава 22

Наши дни

Реабилитация проходит тяжело. Больше морально давит, чем физически. Я спокойно передвигаюсь по квартире, изредка опираясь о поверхности: столешница, спинка дивана. Леша мне помогает и не задает вопросы, но я вижу, как его распирает от злости и любопытства.

Я все еще помню этот яростный взгляд, когда Павел чуть ли не на руках занес меня в квартиру, положил на диван и, уходя, коротко поцеловал в губы. Алексей был готов налететь на него, но Федулов его остановил одним жестом руки, грубо бросив: «Разборки устраивать будем потом. Позаботься о ней, сдувай с нее пылинки.»

Несомненно, такое поведение мужчины меня напрягало, ибо я была против обозначать Леше какие-либо границы, пока я с ним сама не поговорю. Но разве меня будут слушать? Ни до этого, ни сейчас.