Алые небеса Сеула - Райдер Катерина

На недоверчивое многословное уточнение, из которого вылавливаю слово «русская», повторенное пару раз, отвечаю уверенно, причем на родном языке:

– Да.

А далее события развиваются по стандартному сценарию. Я редко рассказываю людям о своем истинном происхождении, но и в случае с Джимом реакция была вполне схожа – замешательство, перетекающее в шок.

Потом наступает стадия анализа, где взвешиваются все известные факты обо мне. Затем обрушивается лавина вопросов относительно имени, произношения, образования и бла-бла-бла.

Правда, у Соджина голос ниже, бархатнее, да и интонации интереснее… Но последнее к делу вообще не относится!

Встряхиваю головой, пытаясь включиться в текущий момент беседы, а не бездумно позволять «бархату» пробираться под кожу.

– Да, понимаю, Мэри Хоук звучит сугубо по-американски. Мне было проще изменить имя, пока я училась в Америке, чем пытаться каждого встречного научить произносить Маша или Мария правильно. А фамилия моя – Соколова. В переводе на английский и есть Хоук [23]. – Затихаю. В груди появляется смешанное чувство, бесцеремонно пытающееся выйти на связь через туго сжимающееся сердце.

Давно я не озвучивала вслух настоящее имя, не думала, что это может вызвать цепную реакцию из тоски по родине, перемешанную с горьким привкусом материнского яда.

Ли же не упускает возможности отпустить шутку, что моя тяга к соджу (думаю, имеется в виду алкоголь, если я верно слово запомнила) обоснована. Закатываю глаза и неодобрительно качаю головой, дескать, мог бы и что-то оригинальнее придумать.

Встаю со скамейки, стараясь не опираться на больную ногу.

– Ладно, поздно уже, наверное, пора домой…

Не буду врать, мне хочется поболтать, но с Соджином разговор обычно сворачивается еще на стадии заданного мною вопроса, кроме того, треклятая нога начинает противно ныть, поэтому желание закинуться обезболивающим и вытянуться на кровати побеждает все остальное.

Да и герой не спорит, готова поклясться: мечтает от меня избавиться.

Вместе с Ли собираю контейнеры и отправляю в ближайший мусорный бак. Стараюсь не отвлекаться на физический дискомфорт, однако пока делаю два несчастных шага в сторону урны, на мои прихрамывания обращает внимание спутник.

– Болит? – кивает парень.

Я устала его напрягать и решаю игнорировать тему.

– Все нормально, не бери в голову. – Улыбаюсь, надеясь, что этого достаточно, но Соджин неожиданно подходит ближе и, повернувшись ко мне спиной, опускается на корточки.

Застываю. Глаза расширяются, а немой вопрос: «Что происходит?» – лучится практически видимой аурой.

– Чего стоишь? – спрашивает брюнет. – Запрыгивай. – И мягко постукивает ладонью по своему плечу, а моя челюсть начинает опускаться под силой земного притяжения, точнее, шока.

– Серьезно? – Я должна убедиться, что не свихнулась.

Вместо ответа Ли снова хлопает по плечу, а я… А что я – дура от такого отказываться? Пусть дико и странно! Плевать!

– Ладно, но потом не упрекай, что я на тебе езжу, – говорю сквозь ухмылку, пристраиваю сумочку поудобней, чтобы не упала, подхватываю шлем, надевая на левый локоть, и занимаю ВИП-место на невероятно притягательной спине.

Соджин легко поднимается, поддерживая мои ноги под коленями. Я крепко обнимаю его, опускаю подбородок на плечо и неосознанно прикрываю глаза. Нос улавливает одуреть какой вкусный парфюм, и сердце предательски ускоряется. Чужое тепло приятно растекается по телу, согревая и окутывая, словно махровый плед.

Не могу перестать улыбаться, хорошо, Ли не видит, а то подумал бы, что я головой треснулась.

А ведь, может, и правда треснулась?..

В памяти сразу всплывает день, когда я чувствовала себя столь же уютно. Момент, в котором меня заботливо катали на плечах.

– Последний раз меня так папа носил, еще в детстве. – Мы совсем чужие, и я по идее не должна делиться сокровенными воспоминаниями, однако с Соджином хочется. – Мне было семь, практически взрослая девочка, но это отца не останавливало. Папа был невероятно добрым, открытым и отзывчивым человеком – моим героем, всегда и во всем. Никого в жизни я так сильно не любила, как его. И кажется, никто никогда не любил настолько сильно меня… – Тяжело вздыхаю, прильнув теперь уже щекой к плечу спасителя.

От движения его сустав неприятно врезается в скулу, поэтому приходится приподнять голову и уткнуться носом в короткие волосы на затылке.

– Правда, его рано не стало. Разбился на машине… – добавляю пару секунд спустя, но полной картины не раскрываю, не нужно ему это.

Личное! Сокровенное!

Готовлюсь ощутить неприятное покалывание в груди от осознания – ляпнула лишнее, – но оно не появляется.

Шумно выдыхаю сквозь грустную улыбку, понимая, почему так получилось:

– Ты мне чем-то его напоминаешь. Не помню, чтобы обо мне кто-то заботился за последние восемнадцать лет так, как ты за два дня. Правда, папа это делал, потому что любил. Твое же терпение и участие являются чем-то невероятным. А в следующий раз, если захочешь произвести впечатление на девушку, не нужно изобретать выигрышный образ, будь просто Соджином. – И скорее неосознанно, чем намеренно, прижимаюсь к Ли чуть сильнее, с трудом подавляя желание запечатлеть невинный поцелуй на виске парня.

Внезапно прихожу к выводу – хочу познакомиться с этим человеком поближе. Отказываюсь и думать, что встреча с ним превратится в размытое воспоминание. Желаю большего… Но вот чего именно: дружбы или романтики – ответить даже себе не решаюсь. Возможно, пока просто не знаю.

Глава 13

Ким Соджин

«Соджу – лучшее лекарство от боли, как душевной, так и физической», – думаю я, предвкушая первый глоток, заранее чувствуя сладковато-горький привкус на языке и мягкое тепло, растекающееся в груди. Ни о чем другом и размышлять не могу. Поправка – не хочу. Мысли какие-то сегодня неправильные, не о том…

И только собираюсь приложиться к стакану, как американка бесцеремонно выхватывает его, начиная жадно пить!

«Эй, полегче! Соджу – не пиво!» – хочу крикнуть, но слова застревают в горле, когда девушка болезненно шикает.

Вероятно, алкоголь обжег янки разбитую губу.

– Дуреха, есть же соломинка, – бурчу на корейском. Не задумываясь, беру бумажную салфетку, прикладывая к ранке в уголке припухшего рта, но осознаю свои действия лишь некоторое время спустя и конкретно зависаю.

Что я сейчас натворил? Нашел-таки повод прикоснуться? Ну нет… Это же исключительно в лечебных целях и никаких скрытых мотивов! Правда ведь? Никаких?

Секунда, две, три… Ничего не происходит. Мэри смотрит на меня, а я на нее. Пальцы пронзает жар чужих губ – через обрывок тонкой бумаги. Ей-богу, наше оцепенение начинает напоминать игру «Тише едешь – дальше будешь», однако кто игрок, а кто ведущий – ничуть не ясно.

Еще и сердце… Какого черта так сильно стучит? Везде! В груди, в висках, на кончиках пальцев?! Или, падая с мотоцикла, я умудрился сломать пару ребер, поэтому теперь любые процессы организма, даже совершенно обыденные, причиняют боль?

А боль ли это?..

СТОП!

Резко отшатываюсь, обрывая зрительный, да и любой другой контакт, занимая руки распаковкой еды. Ощущение такое, будто мой явно перегревшийся мозг работал в режиме «на износ», но, наконец, кто-то сжалился, включив охлаждение системы.

Хоук что-то бормочет. Наверное, очередное спасибо. Я на нее не смотрю, стараюсь не слушать, мало ли, вдруг опять заглючит? Вожусь с палочками. Вспоминаю, что прихватил вилку, достаю столовый прибор из пакета и зачем-то оправдываюсь, мол, не то чтобы я не уверен в твоих способностях, но из-за соуса тток скользкий. И сверлю взглядом пальцы, воюющие с крышкой контейнера. Если честно, мне и есть-то уже не хочется, чувствую себя глупо.