Коварные умы (ЛП) - Жермэн К. Ф.

– Мне жаль, – сказал он. – Не хотел смутить тебя там наверху. Думаю, перебрал. – Питерс пропустил руку через теперь мокрые волосы. – Чёрт.

– Ничего не произошло, Питерс. – Я сосредоточенно смотрела ему в глаза, чтобы он понял план. – Что касается меня, мы были пассажирами в переполненном метро.

– Пассажирами в метро? – Он ухмыльнулся и опустил взгляд в землю. Его тёмные волосы упали на лоб, закрывая его лицо, и я убрала их набок.

– Да, ты был бы бездомным с подагрой, который катался в поездах ночи напролёт, просто чтобы согреться. Я была бы супермоделью под метр восемьдесят, которая наконец получила шанс прославиться. Потом поезд врезается в небольшое препятствие на пути, и гаснет свет. На семь минут.

Питерс поднял голову, щеголяя потрясающей ухмылкой. Она была заразительной, и мои губы растянулись, вторя его улыбке. Только на этот вечер его сияющее лицо было всем, что я хотела видеть.

– И поскольку у меня масса тела богомола, я падаю тебе на колени, оборачиваюсь и бью тебя по лицу за то, что распустил свои руки. – Подняв руку, я слегка шлёпнула его по щеке, и его улыбка стала ещё шире. – Потом я встаю, прихожу в себя и выскакиваю на следующей остановке, чтобы встретиться со своим парнем-музыкантом, чей альбом стал мультиплатиновым.

Он закрыл глаза и рассмеялся.

– И что бездомный и супермодель делают сейчас? – спросил он, прислонив бедро к обклеенной флаерами стене.

Я подняла руку и в шутку подёргала его за уши.

– Они танцуют!

Глава 20

Вопреки расхожему мнению, Грей Питерс не богат.

Мой отец, Хэнк Питерс, учитель истории в моей старой старшей школе. Он обожает футбол, пьет «Бад Лайт» и строит миниатюрные модели самолетов времен Второй мировой в гараже нашего старомодного, но респектабельного дома-ранчо в стиле семидесятых. Моя мама, Дэлла Питерс, библиотекарь в местном колледже. Она твёрдо верит в целительную силу кристаллов, играет на гитаре в местном народном ансамбле и отказывается есть что-либо, что имеет лицо.

Да, у меня есть «порше», и это многих сбивает с толку. Он принадлежал моему деду, и он оставил его мне, когда умер. Сказать, что эта машина для меня особенная – будет преуменьшением века. Поэтому, когда одна стерва превратила её в мокрую забегаловку четыре недели назад, можете представить, каким огнём ярости я был движим. Эта ярость, эта внезапная страсть к безудержному насилию были всего лишь десятой долей того спектра чувств, что я испытывал в тот самый момент.

– Иисус, Питерс. – Фернандо покачал головой и рухнул на скамью передо мной. – Что случилось? – Он украдкой поглядывал на переднюю часть автобуса, откуда тренер буравил меня взглядом.

Тренер практически ковырялся в зубах перочинным ножом, размышляя о том, как совершит идеальное преступление, убив своего квотербека. Его лицо было таким же красным, как у Элмо²³, но не таким милым и пушистым, а, скорее, потным и в опасной близости к оттенку, присущему людям с натуральным сердечным приступом.

– Тренер так смотрит на тебя всё утро, – продолжил Фернандо. Сняв свою обувь, он прислонился к окну. – Думал, это я заработаю такой взгляд. Один из ребят загрузил на «Ютуб» видео из клуба, где я диджеил прошлой ночью.

Фернандо сделал грустный долгий вздох.

– Девятьсот просмотров к восьми утра. – Он достал свой телефон, застучав по экрану. – Тысяча двести, – сказал он с излишним восторгом. – Тысяча двести просмотров. Я грёбаная звезда «Ютуба».

– Ты грёбаный кретин. – Ченс сел на сидение напротив меня, запустив руку в пакет с чипсами «Читос». – Как она тебя, а, Фернандо? Она очень смешная. – Он хохотнул себе под нос. – И миленькая, да, Питрес? – Он подмигнул мне, когда кидал палочкой «Читоса» мне в лицо.

Я задержал дыхание, когда покрытая пудрой оранжевая палочка отскочила от моей щеки.

– Сидни Портер самый уродливый и мерзкий человек во всей вселенной, – проревел я. – Надеюсь, она порежет себе вены над компакт-диском Джастина Бибера и зальёт кровью всю свою диджейскую кабинку, пока ученики начальной школы выстроятся в ряд и будут подходить к ней один за другим и плевать в её безобразное лицо.

Половина команды, включая Джека, повернули головы, услышав моё заявление.

Взглянув на Джека, я округлил глаза, и он отвернулся, спрятавшись возле помощника тренера. Никто не разговаривал с Джеком. Я донёс это до всей команды, когда сегодня утром мы с тренером прибыли к автобусу с пятнадцатиминутным опозданием.

Верно. Тренер и я. Мой новый лучший друг.

После ночи с Сидни Портер я был готов зарыть топор войны и плавно войти в её жизнь. Я хотел её. Сильно. Настолько, что мне пришлось извиниться после того, как мы час танцевали, чтобы позаботиться о себе в туалете. Знаю, это грязно, но я был готов пресмыкаться у её обутых в конверсы стоп, просто чтобы держать её за руку.

А потом это случилось...

– Сынок, сынок, проснись. Что, чёрт возьми, ты здесь делаешь?

Мои глаза распахнулись, и я потёр лицо. Я был намазан блёстками (золотистыми), и кусочек попал в глаз. Я выругался. Всё ещё в тумане, я понял, что заснул в такси, с полудюжиной светящихся в темноте ожерелий на шее и красными мужскими стрингами на голове.

Пока я барахтался, чтобы выбраться из стрингов, только сделал ещё хуже. Область промежности ударила меня по глазам, а потом соскользнула по моему лицу. Проехала мимо моего носа, оповещая об их недавнем использовании, и остановилась напротив моего раскрытого рта.

– Двести семьдесят шесть, – услышал я прокуренное ворчание с переднего сидения.

– Что? – Я наконец сбросил стринги, швырнув их на пол.

Пожилой мужчина в кепке почтальона повернул ко мне морщинистое лицо.

– С вас двести семьдесят шесть долларов. – Он указал на счётчик, прикрепленный к щитку.

– О чём вы говорите? – Я сказал это в тот момент, когда с наружной стороны окна раздался стук.

Это был тренер Сэмюельс в халате и шлёпанцах, который ел банан и держал воскресную газету. Когда я взглянул ему в лицо, его клыки были высунуты, и он жаждал чьей-то крови.

– Заблокируйте дверь! – крикнул я водителю в тот момент, когда тренер дотянулся до ручки и открыл дверь. Он ничего не говорил, что пугало больше, чем если бы он орал или визжал, или бил.

Смирившись с тем, что придётся выйти из такси, я сказал водителю:

– Платить я вам не буду. О чём вы, вашу мать, думали, позволив мне проспать всю ночь в такси, просто сидя у моего дома?

Потом я взглянул за тренера, и до меня дошло. Я был уже не в городе.

Я был за городом.

Я взглянул на почтовый ящик у обочины. На его белом боку было нарисовано огромное распятье, слова под ним гласили: «Семья Сэмюельсов: Благословенны Те, Кто Доставляют Почту».

– Я забрал тебя и твою подругу в «Нирване» в четыре утра, – сообщил таксист, сравнивая часы со счётчиком. – Ты заснул, а она сказала, что ты хорошо спишь только в машине, поэтому попросила, если у меня нет других заказов, поездить по городу пару часов.

Он долго смотрел в моё покрытое блёстками лицо и покачал головой.

– Час назад она попросила высадить её у общаги, а затем отвезти тебя по этому адресу, где уже явится твой отец и разбудит тебя. Она сказала, что если это будет кто-то другой, ты испугаешься и обмочишь штаны, а я не хотел рисковать своими сиденьями.

Заднюю часть моей шеи нестерпимо жгло, поэтому я тёр её рукой сверху вниз, стараясь унять вспышки боли.

– Я не заплачу вам ни единого сраного цента, – зарычал я, признавая, что мои усилия бесплодны, и все мои шейные позвонки теперь были горсткой пепла на подголовнике.