Серая мышь на тропе войны (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна

— Я возьму ее, — отмахнувшись, пошла к дверцам фургона. Увидела тощее рыжее тело низкорослой лошадки, выбритое до кожи, и редкий светлый хвост. Боже! Как можно было довести животное до такого состояния?! Это даже не ужас, а просто кошмарный сон!

Пони неуклюже спускалась по помосту, а я молилась, чтобы она не упала. Втроем будет трудно поднять эту доходягу… Но вот копыта, сияющие свежими срезами и полировкой, ступили на асфальт дороги, пони попятилась и вышла. Наташа протянула мне повод — красивый, новенький, красный — и сказала:

— Знакомьтесь. Спагетти — Васса, Васса — Спагетти.

Я протянула руку к морде поняшки, и та фыркнула, глянула на меня серо-голубым взглядом, тряхнула головой. Ноздри шевельнулись, втянув воздух, и Спагетти шустро обследовала мою ладонь на наличие крошек или кусочка сахара.

— Здесь ее документы, ветпаспорт, примерная диета, — Валентина вручила мне прозрачный пакет с бумагами и вздохнула: — Мы постараемся найти другую передержку. Я понимаю, что держать пони вам не слишком удобно…

— Ничего, все будет хорошо, — ответила я, не отрывая взгляда от грустных глаз Спагетти, окруженных темно-рыжими ресницами. — Все будет хорошо.

Последнюю фразу я сказала для пони, приблизившись к ее морде, почесывая пальцы о жесткую шерстку между глаз. Надо устроить эту постоялицу и разобраться с диетой. Забот будет полон рот.

Глава 12. Дни безумных откровений

15 октября

Вадим был сердит. Он сидел за столом в кабинете и перебирал бумаги, одновременно выговаривая мне:

— Я терплю кур. Терплю собаку, которая брешет целый день. Терплю кошку, которая разгуливает по дому, хотя я и запретил! Терплю даже идиотского петуха, который горланит в полшестого и будит весь поселок… Но пони… Васса, ты понимаешь, что это перебор!

Он помолчал, вчитываясь в документ, а потом продолжил:

— Отправь его обратно.

Серые глаза впились в мое лицо, и я сглотнула. Вадим вел себя, как в первый день нашей встречи. Отдавал приказы. Тогда мне было все равно, но теперь я жила у него, подчинялась его воле. Во всяком случае, должна была подчиняться. Однако морда Спагетти, ее грустные большущие глаза вызвали у меня стойкое желание протестовать. И я запротестовала:

— Не могу. Пони некуда больше деть! И ее надо лечить!

— Ты будешь тратить мои деньги на лечение заведомо безнадежного животного?

— Вы же сказали, что деньги, которые я получаю на мой счет — мои!

— Я считаю, что это неуместные траты, Васса.

— Для вас, может, и неуместные, а для меня уместные!

В запале я выкрикнула эти слова и замолчала, осознав, что ору на весь дом. Вадим нахмурился и встал, подошел ко мне:

— Васса, почему такой тон? Неужели я дал тебе недостаточно свободы и недостаточно возможностей?

Я опустила глаза, признавая его правоту. Да, он дал мне все. А я начинаю выкобениваться и играть на нервах мужа. Да, это плохо. Неблагодарно…

— Простите…

— Васса.

Он пальцем поднял мое лицо, заставив взглянуть в глаза. Странные глаза. Они смотрели так, словно Вадим собирался меня съесть, сперва облизав с ног до головы… Ну, или хотя бы поцеловать. А еще его глаза затягивали мой взгляд, заарканив его, не позволяя отвести, не позволяя моргнуть. Я тонула в бархатной глубине, а Вадим сказал:

— Я уже просил не обращаться ко мне «на вы». Почему ты упрямишься?

— Я не могу… — промямлила тихо.

— Можешь, но не хочешь.

Ну поцелуйте же меня…

Вадим отпустил мое лицо и отошел. Вдох-выдох. Его голос:

— Ладно, черт с ним, с этим пони. Но больше никаких зверей крупнее курицы!

— Хорошо.

— На неделе мы приглашены на открытие нового банка. Тебе нужно будет привести себя в порядок, потому что руки у тебя просто ужасные. Вера, мой стилист, подъедет в понедельник, чтобы подобрать одежду и заказать косметолога. Изволь слушаться ее беспрекословно.

Вадим обернулся ко мне, смерил меня взглядом и строго добавил:

— От тебя зависит теперь половина моего имиджа.

— Хорошо.

Я прониклась. Муж и жена — одна сатана… Таковы были правила игры с самого начала. Я слушаюсь и мило улыбаюсь — получаю все, что хочется. Вот и сегодня Спагетти получила право на жизнь на участке. А мне придется вытерпеть стилиста, косметолога и выход в свет.

— Ну-ну… Не корчи такие грустные рожицы! Это всего лишь фуршет, а не публичный суд! — усмехнулся Вадим.

— У^к не одно и то же ли это… — пробормотала я.

— Не ной. Мило поулыбаешься, ответишь на несколько вопросов — Лариса пробежится с тобой по ответам — и выпьешь шампанского за три тыщи бутылка. А потом Леня отвезет тебя домой.

— Хорошо.

Похоже, это слово станет моим самым любимым на последующие годы.

— Все, Васса, иди, мне надо поработать еще, — буркнул Вадим. — Встретимся за ужином.

Я только кивнула и вышла из кабинета. Сумрачные тени уже спустились на двор, и фонарики по всему участку разгоняли наступающую черноту. Сунув ноги в ботинки, я пошла на свою ферму. Там тоже было все спокойно. Петра согнала своих подопечных в курятник, кролики тихонечко хрустели морковкой в своем ящике, петух косился на меня целым глазом подозрительно и чуть ли не враждебно.

— Спокойно, Петенька, я не украду твоих жен. Спи.

Спагетти, устроенная под временным навесом рядом с курятником, тихонько вздыхала, потряхивая головой. Я протянула ей кусочек сахара, как по-питерски говорила тетя: «рафинаду», и пони аккуратно сняла белый кубик губами с моей ладони. Я погладила ее по морде, ощутила жесткость шерсти и улыбнулась. Почти как корова. Почти как наша Зорька…

Обход владений завершился в избушке. Печь еще теплилась, но я не стала растапливать ее. Хлеб остывал на шестке — шесть подкопченных квадратных форм, полных до края. Два для Антонины, четыре для женщин из поселка. Вчера мне дали заказ на хлеб и сыр, настоящие, деревенские, из биологически чистых продуктов. Даже заплатили авансом. А одна из женщин — та самая, полненькая и солидная — пожертвовала двести долларов на лечение Спагетти. Деньги я отдала Валентине с Наташей и пообещала до кучи приготовить сибирские пирожки с облепихой… Но это на следующие выходные. Как раз тут видела неподалеку заросли этих ягод…

Надо вынуть сыр из-под пресса и попробовать. Вроде все положила, как дома, но мало ли, вдруг тут соль не такая соленая или травы не тот привкус дали. Но, только я сняла трехлитровую банку, полную воды, с сыра, завернутого в марлю, дверь скрипнула. Обернувшись, я увидела Леню. Он стоял со своей обычной улыбкой, глядя на меня кошачьим взглядом:

— Привет.

— Привет, — смутилась я, разворачивая марлю. — Хочешь попробовать?

— Что ты там замутила? — спросил он, подходя ближе.

— Домашний сыр. С травами.

— Валяй, попробуем.

Сыр спрессовался просто отлично. Теперь бы вкус был хорошим… Я отрезала кусочек и протянула Лене, а сама взяла еще один. Да, соли явно маловато, надо чуть больше класть в следующий раз. Леня же причмокнул: — М-м-м! Вкусно! Сама сделала?

— Конечно.

— А хлеб?

— И хлеб.

— Хозя-я-юшка! — протянул с улыбкой парень. — Умница, красавица, комсомолка…

— Я не комсомолка, — машинально отказалась я. — К нас все верующие…

— Значит, против умницы и красавицы ты не против! — засмеялся Леня. — Ты чудо, Васса!

— Что ты здесь делаешь?

— Зашел на огонек, а что? Ты не хочешь меня видеть?

Я мельком глянула на него и отвернулась, снова заворачивая сыр в марлю, а потом почувствовала на талии тяжелые теплые руки. Замерла. Что он делает?

Он меня обнял, прижимаясь к моей спине:

— Ты такая славная, чудесная, красивая… Такая… Ты так мне нравишься!

— Перестань! — я попыталась оттолкнуть его, вывернуться из его рук, но оказалась лицом к лицу с Леней. Он смотрел на меня, почти как Вадим недавно, будто хотел съесть…

Сафрон… Горячие руки… Объятия…

— Не противься, я же вижу, что тебе приятно…

Шепот совсем рядом с моим ухом. Воздуха не хватает. Я же замужем! Мне неприятно! Да что же это такое?