Твои (СИ) - Салах Алайна

Да, знаю. Даже с кухонной. Вещи, у которых находилось больше двух кнопок, неизменно вызывали у нее панику. Эля — женщина до мозга костей. Во всем, что касалось красоты и наведения уюта, ей не было равных, но коснись дело чего-то посложнее — тут же случалась катастрофа. До сих пор не уверен, стоит ли такой как она водить машину. Кажется, будто одна поездка за рулем отнимает у нее и окружающих водителей год жизни. На первых порах это казалось это даже очаровательным, но к концу брака стало невыносимо раздражать, что, кстати моментально прекратилось после развода.

— Ты выглядишь уставшим. Как съездил в Иркутск? Как дочка?

— Съездил нормально. Дочка растет. — И сам не знаю для чего, неожиданно добавляю: — Обиделась на меня за то, что пришлось срочно уехать. Я ей на Байкал съездить обещал.

Хотя чего уж там? Знаю, для чего сказал. Потому что изнутри меня это жрет — прощальные слова Полинки и факт, что обиделась. Тут у меня здесь все в кучу конечно: вина, за то что годами не был для нее тем отцом, которым мог бы быть, и то что едва мы стали друг с другом сближаться, все снова вернулось к исходной. Раньше она никогда не обижалась, и никогда так не смотрела. И я никогда не чувствовал такого как сейчас — когда душа не на месте. Стоит только рабочие поводья отпустить, как мысли снова возвращаются к ним.

— Думаю, она уже привыкла к тому, что ты приходящий папа и быстро с этим смирится, — тактично замечает Эля. — Не вини себя. То, что ты за ребенка от случайной связи не отказался и взял полную материальную ответственность в наше время уже считается подвигом. Помнишь же Катькину ситуацию? Она с мужу как о желании развестись объявила, так он с тех пор их дочек даже знать не хочет. Мол, ты хотела уйти, вот и расхлебывай сама. Расти, тяни, заботься. А у нее даже родителей нет, чтобы помочь, на секунду. Сама крутится как может: детей поднимает и работает.

— Ты сейчас не о мужчине говоришь, а о слюнявом инфантиле, мстящим жене через детей. Зачем меня с ним сравнивать? — от внезапного прилива злости я отодвигаю от себя чашку.

— Хочу напомнить, как бывает в жизни. Мама твоей дочки может быть тебе благодарна.

— Она благодарна, и к тому же ничего и не просила. Сама хотела дочь поднимать.

— Но тем не менее на курорты их отправляешь ты.

Глубоко вздохнув, я позволяю вспышке гнева немного осесть. Правда устал видимо, если так реагирую. Элька-то просто поддержать меня пытается. Про ситуацию с Полинкой и Радой она с первых дней нашего знакомства в курсе и всегда относилась с пониманием.

— Если бы не знал, что у меня ребенок есть, не отправлял бы. А когда знаю, как по-другому? Дочка не виновата, в том что ее родители нормально предохраняться не могли.

— Видишь, как ты рассуждаешь. А Катькин муж при том что сам детей хотел, ни рубля им после развода не дал и девчонок ни разу к себе не забрал.

— Тут огромную роль воспитание играет, Эля. Мальчиков нужно правильно воспитывать. Моя мать всю жизнь с уважением относилась к себе подобным. Ни разу даже про соседку плохого слова не сказала и вообще про весь женский пол. А отец с с детства научил, что такое — брать ответственность за свои поступки. Катиного мужа не научили даже себя уважать, не то что окружающих. Откуда тут ответственности взяться? Зачастую матери все своими руками портят. С детства детям одну и ту же балалайку толдычут: что противоположный пол твари и их опасаться надо. И пока они им это говорят, воспитание проходит мимо, и вырастает вот это напуганное ни рыба-ни мясо, считающее, что в мире у него есть только права и нет обязанностей.

Я чувствую, что завожусь, поэтому снова тянусь к чашке и залпом осушаю остывший кофе. Тема отцовства для меня больная по многим причинам, и окажись сейчас поблизости непутевый муж Кати — точно не удержался и пару раз засадил ему под ребра. Девчонки у него умницы такие. Не знаю, каким моральным уродом нужно быть, что от них отказаться.

Перед глазами снова встает лицо Полинки и пустые глаза Рады. Для них я тоже не далеко ушел. И главное все понимаю: и что ситуация у нас сложнее, чем у многих, и что не уехать я не мог, потому что здесь матери был нужен, — и все равно паршиво. Есть ситуации, что как не покрути — со всех сторон хреново. Так бывает, когда дело касается чувств — логика бессильна. Я в этот раз в Иркутск летел с твердым намерением с дочкой сблизиться. То ли возраст, то ли неудача в браке на эту мысль навели: что не нормально это — когда ребенок за всю свою жизнь отца от силы месяца полтора видел. Сблизиться будто бы получилось, но дальнейших последствий я не рассчитал.

— Редкий ты экземпляр, Роб, — с улыбкой произносит Эля. — Приятно слушать.

— Это потому что ты со мной в разводе, — усмехаюсь я. — Сама признавалась, что пару раз во сне придушить хотела.

— Дурой была.

— Не надо, Эль, — я вкладываю в счет купюру и смотрю на телефон. Время два часа дня, значит в Иркутске сейчас семь вечера, и уже можно им позвонить. — Это сейчас, когда не нужно со мной каждый день бок о бок проводить, я тебя не раздражаю. Сойдись мы заново — все снова бы стало как раньше.

— Может быть.

— Не может быть, а точно. — Поднявшись, я трогаю ее за плечо в знак прощания. — Мне ехать нужно. Спасибо за бумаги. За рулем давай будь осторожна.

* * *

С праздником, мои девочки! Всем любви!!!

32

Я хочу позвонить им на улице, но в последний момент все же заставляю себя сесть в машину. Так правильнее, что ли. Не хочу, чтобы случайные прхожие слышали наш разговор.

Гудки проходят один за другим, но лицо Рады на экране так и не появляется. Внутри растет напряжение. Раньше она всегда отвечала. Морозить, чтобы помучался — это не про нее.

Собираюсь сбросить вызов и набрать еще раз, но бездушный темный прямоугольник оживает и перед глазами появляется лицо Снежка. Мне сразу хочется улыбаться. На голове намотано полотенце, выглядит запыхавшейся.

— Я тебя из ванной вытащил?

— Из душа, — поправляет она, слегка вздергивая нос. — Как дела?

Пусть Рада пытается не подавать вида, но я вижу, что она на меня обижена. Разговаривает так как раньше, вежливо, но с дистанцией. Но из душа ведь все же выскочила, чтобы мой звонок принять. Уже неплохой знак.

— Соскучился, — говорю первое, что пришло на ум и потому — самое честное. — и устал. За двое суток от силы часов шесть дома провел.

— Это со сном? — она скептически вздергивает брови.

Я смеюсь. Снежок такая Снежок. Колючая и теплая одновременно.

— Со сном, конечно. Думаешь, у меня есть время перед телевизором валяться?

— Ну откуда я знаю, как ты в свободное время развлекаешься. Может, кроссворды разгадываешь.

— Ага. Или вяжу крючком.

Уголки ее рта дергаются.

— Представила, как я вяжу? — с улыбкой интересуюсь я.

— Да. Как ты сидишь в кресле-качалке с шалью на плечах и стучишь спицами.

Теперь ее улыбка расцветает в полной мере и становится настоящей. На душе теплеет. Не хочу, чтобы она на меня обижалась. И чтобы наши отношения вернулись на исходную тоже. Я когда в Иркутск летел, никаких любовных афер не планировал, но то, как у нас все вышло с Радой, меня сильно обрадовало. Что у нас появился шанс возобновить то, что в прошлом встало на паузу. Волшебная она девчонка — не зажечься ей не возможно.

— Я сказал, что соскучился.

Рада розовеет, покусывает губу, и в противовес хмурит брови, чтобы блюсти отстраненность.

— Это обязывает меня сказать то же в ответ?

— Конечно, — киваю я. — Это же часть виртуального этикета.

— Ну извини. Мы тут в Иркутске жутко невоспитанные.

— Ладно, можешь не говорить. Я и без того знаю, что ты истосковалась по моей улыбке, — и для убедительности провожу ладонью по губам. Самому немного неловко от этого такого флирта, но что поделать, если сейчас это все, что остается.

— А уезжал не таким самоуверенным, — фыркает Рада, но ее лицо заметно смягчается.