Телохранитель. Моя чужая женщина (СИ) - Аверина Екатерина "Кара"

Маму накачали успокоительным и положили спать в палате. Это была моя личная просьба. Пусть потом кричит на меня сколько влезет, но я не хочу ее потерять, а мы были бы близки к этому. Так что пусть лучше спит.

Рома со мной. Никита сидит напротив на кушетке, играет с любимой машинкой. Ему всего пять, но даже он волнуется за свою новую подружку.

Чтобы хоть как-то отвлечься, думаю о прошлой ночи. Изучаю свои новые чувства, ощущения, реакции тела. У моего Суворова не только глаза стихийные. Он весь состоит из нее.

Поначалу мое тело на уровне инстинктов ожидало боли. Но мой мужчина явно не зря служил в спецотряде. Он нашел какие-то скрытые рычажки и кнопки. Сделал меня открытой, податливой и это не принуждение. Рома чутко прислушивался к каждому шороху, к выдоху, вдоху и превратил нашу ночь в нечто невероятное.

Сейчас сидит рядом, переплел наши пальцы и смотрит на получившийся замок.

— Ром, — переворачиваю наши руки, потягиваю к себе и прижимаюсь губами к грубым, явно не раз сбитым костяшкам. — Ром, а расскажи мне про свою бывшую жену.

— Что ты хочешь знать? — теперь он переворачивает наши руки и прижимается губами к тыльной стороне моей ладони.

Садится полубоком. Касается пальцами моего подбородка.

— Почему она так поступила с вами? С тобой, с Никитой.

— Не любила, испугалась. А я не мог дать ей того, что она хотела.

Выжидательно смотрю на него. Не тороплю. Роме неприятна эта тема, но мне для себя хочется понять. У меня ведь не было нормальных отношений. Я хочу их с ним, а значит надо в этом тоже разобраться и закрыть тему.

— Знаешь, девчонкам нравятся парни в форме. Вся вот эта военная романтика и прочая хрень. Да и кто не мечтает выйти замуж за лейтенанта, который обязательно станет генералом? — посмеивается он, выводя круги пальцем на моей ладони. — А реальность оказалась совсем другой. Длительные командировки, ранение, госпиталь, снова командировки. Платили хорошо, но от претензий это не спасало. Все началось с банального: «Ты почти не бываешь дома». Она даже придумала, что у меня есть другая. Или кто-то наплел из подружек. Хер их сейчас разберешь. А я всегда домой рвался. Потому что набегаешься там. Нажрешься пыли и чужой крови. Взорвешь себе мозг до бессонницы на несколько ночей и мечтаешь только о том, чтобы вернуться, упасть в объятия своей женщины и не шевелиться. Постепенно градус предъяв рос. Денег становилось мало. На Мальдивы с подружками не полетела. Платье новое не купил. И к моменту, когда родился Никита все уже было сложно. Я тоже виноват. Знаешь, в отношениях иначе не бывает. Да, не давал столько внимания, сколько она хотела. У меня не хватало сил. Выбрать между женщиной и службой тоже было невозможно. Но я ее любил. Думал, у нас семья и все наладится. Не наладилось. Никите около полутора лет было. Меня посадили. Тогда я узнал, что у нее давно есть другой, а семьи у нас нет. Меня ломало дико, но со временем я принял ее решение. А потом мне сказали, что сын в детском доме. Нас с ней развели. Так как я сижу, ребенок автоматом остается с матерью. А мать отвезла его в ближайший приют, написала отказ и дала мои координаты. Мол, папа выйдет, заберет. У нее новая жизнь. Никита ей там оказался не нужен. Я сначала пытался понять, как-то разобраться, какого хера она так поступила? Позже понял, что это просто не моя женщина. Я благодарен ей за то, что у нас было что-то хорошее. В этом хорошем родился Ник. Все. Далее нам лучше никак не пересекаться. Для ее же блага.

К нам подбегает Никита и забирается к отцу на колено. Рома целует сына в макушку, и его взгляд теплеет. Мне тоже достается легкий поцелуй.

Немного посидев, Суворов уходит за двумя стаканчиками кофе и соком для Ника.

Мимо нас в сторону операционной проходят врачи. Каждый раз, когда открываются двустворчатые двери, мне в вены будто впрыскивают кипяток. От страха за сестру до тошноты сводит желудок. Тошнит сильно. Приходится часто дышать носом, пережидая приступ.

Если бы не Никитка, я бы разревелась на плече у Ромы. Но улыбчивый, добрый мальчуган здорово помогает нам всем держаться.

— В вашей семье все женщины очень сильные. Твоя мама тут столько времени одна справлялась. Ты невероятная у меня. И Маришка сможет, — подбадривает Рома.

— А если нет? — мой голос все же дрожит.

Проклятые двери снова открываются и к нам выходит тот самый израильский врач. Уставший, потный.

Мы тут же подскакиваем с кушетки. И Никита подбегает к нам.

— Вы полечили Марину? — спрашивает звонким голосом.

Врач взъерошивает его волосики и кивает.

— Все, что от меня зависело, я сделал, — говорит на ломаном русском. — Останусь здесь наблюдать. Девочка слабая. Мы едва не потеряли ее во время операции, — у меня подкашиваются ноги. Рома ловит, помогает сесть. — Простите. Я должен объяснить правду близким. Теперь наш враг и союзник — время.

— Какие шансы? Какие у нее шансы, доктор?! — впиваюсь пальцами в его ладонь.

— Если бы девочка сразу получала правильное лечение. Если бы не затянули с операцией, я бы с уверенностью мог сказать, что они высокие. Но это не ваш случай. Знаете, я бы таким врачам отрубал руки на главной городской площади. Девочку фактически искусственно довели до критического состояния. Ждем, Екатерина. Два-три дня. Я смогу дать прогноз. А сейчас простите. Мне нужно отдохнуть.

— Ром? — заглядываю ему в глаза. Там стихия завертелась в нечто опасное, злое. Желваки по красивому, мужественному лицу ходят ходуном. — Ром, мне страшно, — шепчу ему.

Он обнимает меня напряженными руками. Прижимает к себе. За его ребрами гулко, нервно и так же зло бьется сердце.

Маришку перевозят в реанимацию. Нам разрешают посмотреть на нее через стекло. Никита прилип к нему обеими ладонями и носом. Мама проснулась. Стоит, тихо плачет рядом.

Еще два дня…

Два дня в режиме ожидания. Все время на телефоне. Днем, ночью. Почти без сна.

На третий день утром мы получаем долгожданный звонок. Едем с Ромой и Никитой в клинику. Нас встречает Маришкин врач. Улыбается.

— Все хорошо, Катерина. С вашей сестренкой все будет хорошо. Хотите ее увидеть?

— Конечно! — от переизбытка эмоций подпрыгиваю на месте и мчусь по коридорам за спасителем с золотыми руками.

Мне выдают халат, маску, шапочку и бахилы. Дезинфицирую руки перед входом в палату. Ромка с Ником наблюдают через стекло. Подхожу к кровати и не могу сдержать радостных слез. Маришка, медленно моргая, смотрит на меня и вяло улыбается потрескавшимися губами.

— Не плачь, — хрипло просит она. — Доктор сегодня спрашивал, кем я хочу стать.

— И кем же? — шмыгаю носом.

— Я теперь тоже хочу стать врачом, — шепчет Малинка. — Чтобы спасать других детей.

Эпилог

Осень в этом году выдалась дождливая. Крупные капли барабанят по крыше и стёклам. Ветер разошёлся не на шутку. Ветки сирени с остатками листвы колотят в окно на кухне. А в доме тепло и очень уютно. Никита с Мариной играют в приставку в общей комнате. Ромка ещё на работе в городе, а мы с мамой затеяли масштабную готовку.

Подглядывая ролики в сети, я успела поставить тесто на пирожки и теперь занимаюсь начинками. Мама лепит рыбные котлеты. Это Рома с Ником так сходили на рыбалку в прошлые выходные. Мы всю неделю изобретаем блюда из их улова. Один плюс — они отлично вписываются в Маринкину диету.

Прямо над нашей крышей грохочет гром.

— Как же Рома домой поедет? Там, наверное, всю дорогу развезло, — беспокоится мама.

А Суворов сразу понимал, куда мы всей семьёй решили переехать вместо городской квартиры, и поменял мотоцикл на старенький надёжный внедорожник. Так что я не беспокоюсь по этому поводу. Он проберётся по слякоти и лужам без проблем.

Изначально планировали приобрести квартиру, но посчитали и поняли, что нам всем в ней будет просто неудобно.

Пока Маринка лежала в клинике, мама развелась с отцом. Он пытался с нами помириться, но мы обе оказались непреклонны. После всех судебных разбирательств так вышло, что возвращаться из больницы маме с сестрой оказалось некуда. Тогда Рома и предложил купить дом. В столице мы бы не потянули. Нашли за городом.