Сдавайся, Рыжая (СИ) - Ирис Лана

— Не понял? — приподнимает бровку, глядя на мои закрывающие голову протестные руки. — Я думал, мы наконец-то подружились.

— Поцелуи и дружба — вещь несовместимая.

— Ты в самолете неплохо ко мне присосалась. Повторим?

Наклоняет ко мне плотоядные реснички. Пальцами верзильими ласково проводит по ключице.

Предательски хихикаю. Щекотно.

— Мне надо пыль единорога смывать, — панически шепчу, глядя на его широкие плечи, замедленно приближающиеся ко мне. Кажется, все очень плохо. Псих хочет меня обнять. Лучше бы убил обратно, чем такие зверства. Я вдруг понимаю, что он очень даже мило меня всегда душил. Зачем вот это все? Какие-то телячьи психические нежности. — В психиатрической палате вода закончилась. Смою в уборной, пожалуй. Отойдите. Пожалуйста.

Аккуратненько давлю мизинчиком на его мощную плечевую мышцу. Она никак не реагирует на мое давление.

— О, как мы умеем интеллигентно разговаривать, — удивляется мажор. — Ну, смойте в уборной, пожалуйста.

Отходит в сторону. Я пораженно хлопаю глазками. Надо же. Какой покладистый. Я правда уже не уверена в своей психике.

Шагаю в сторону уборной. В сторону выхода слишком палевно.

Псих следует за мной по пятам. Десять моих шажков, один его. Тоже соотношение один к десяти, прямо как в адской смеси единорога. Что- то в этом есть волшебное.

Оглядываюсь на него смущенно. Он бровку приподнимает, мол, что такое? А я улыбку такую душевную выдаю, мол, ничего такова.

Так и добираемся до туалета. Я забегаю в кабинку с целью вылететь в окно. Но там не оказывается окна. Представьте мое удивление. И макроскопическую капельку разочарования. Опять все не по плану.

Гляжу на себя в зеркало. Лицо светится. Я почти прекрасна.

Набираю полные ладошки воды и жидкого мыла, тру щеки и нос. Лицо начинает светиться еще больше. Я просто ослеплена своей красотой.

Мне нужен напор воды побольше, чтобы перестать так ярко сиять.

Выхожу из туалета и подхожу к мажору. Он кривит бровь и ноздри, восхищенно разглядывая меня. Ну, может и не совсем восхищенно, а брезгливо. По его вечно мрачной недовольной физиономии не особо определишь, какие эмоции он испытывает. Он в общем-то и душит, и чмокает меня с одним и тем-же кирпичным выражением лица.

— Что еще желает моя рыжеволосая гейша?

— Душ? — поднимаю на него высокого и огромного маленькие смущенные глазки.

— Джакузи?

— Не откажусь.

— Вдвоем?

— Я пас.

— Это почему? — мрачнеет он.

Догадайся, блин.

— Вода испачкается в пыли единорога, и ты тоже начнешь сиять.

— Меня это вовсе не беспокоит.

— Ну зачем тебе это, ты же не Эдвард Каллен.

— Ты хочешь сказать, я не так красив? — хмурится.

— Меня поражает выстроенная тобой логическая цепочка.

— Не так привлекателен? — наклоняет ко мне личико с потемневшими глазками, истончающими тонкий шлейф штормового предупреждения.

— Вы даже с ним немного похожи. — приходится согласиться. У меня просто нет выбора. Я не хочу оказаться в эпицентре бури.

— Значит, я хорош. — делает свои странные выводы псих. Всегда пытается склонить чашу весов в свою пользу.

— Он мне никогда особо не нравился. — беспредельно вру я. — Предпочитаю загорелых. И худеньких.

— Отлично. Проведем оставшееся время на морском побережье.

— Ты о чем? — у меня начинается аритмия. И глаз дергается.

Оставшееся время? Он меня похоронит на дне морском?

— Будем загорать, — уточняет, бесцеремонно глядя на мои ножки. Они у меня теперь такие гладенькие и беленькие, что не могу не выставить одну вперед, чтобы тоже ею полюбоваться.

— Избавилась от своих колготок? — отвешивает злобнейшую шутку.

Мои щечки тут же покрываются мощнейшим алым багрянцем. Это даже не стыдливый румянец, я просто горю, как извергающийся вулкан.

— Эй! Я не брила ноги, потому что зимой это бессмысленно! — складываю обиженно руки на груди. — Не надо снова переходить на оскорбления! У меня светлые короткие волоски, это не так уж и заметно! Это не значит, что я за собой не слежу! Пф-ф-ф…. Меня твое мнение не колышет.

Дую губками на свое блестящее лицо. Встаю под кондиционер.

Псих начинает нагло ржать.

— Я имел в виду те утягивающие чулки с вонючим кремом, в которых ты довольно прыгала утром по всему салону, уверяя, что твоя кожа станет гладкой и молодой, как попка гиппопотама.

— Какому салону? — краснею я. Не хочется рассказывать психу, что я вообще ничего не помню. Боюсь, амнезия поставит меня в шаткое положение перед злейшим врагом.

— Красоты, — обводит он психиатрическое помещение рукой. — Сеть салонов красоты моей ненаглядной бабули.

Блин. Он так ласково сказал «моей ненаглядной бабули» что я почти поверила в его нормальность. Но он таким же елейным тоном шептал, что я его прекрасная гейша, когда пытался убить меня.

— Красоты? — тупо повторяю я. — Так тут не проводят эксперименты над людьми?

— А ты бы хотела? — улыбается мажор, хищно приближаясь ко мне. — Можем оформить, если ты этого хочешь. Станешь главным экспериментатором. Я ради тебя на все готов. Даже на такие зверства.

Уж кто бы сомневался.

— Я уйти хочу, — отодвигаюсь от него. — Я уже сильно красивая и молодая, мне пора домой.

— Хорошо. — грозно соглашается мажор. — Сейчас поедем домой.

— Так просто? — удивляюсь я, прижимаясь от него к стене. Дверка позади меня на стене открывается, и я чуть не падаю. — Ой.

Мажор меня ловит за локоть и приближает к моему лицу свой симпатичный, но немного горбатый нос. Какой же он смазливый красавчик, блин.

— Конечно. Мойся. — указывает на джакузи позади себя.

— Оставишь меня одну? — кошусь на огромное окно. Мы не так уж высоко от земли. Примерно 2–3 этаж. Можно связать полотенца в виде лестницы и спуститься по ним.

— Безусловно. Мы же так близки, я тебе доверяю. К тому же у тебя плохо получается врать.

— А? — ударяюсь позвоночником в стенку. Затылком вдавливаюсь. Псих ставит руку возле моего плеча, параллельно раме окна. Типа он сильно мачо.

Но это правда выглядит очень мужественно и соблазняюще.

— Может, ты просто не хочешь сбегать? — кривит уголок рта в уверенной многозначительной ухмылочке. Засматриваюсь. И злюсь.

— Ты намекаешь, что я плохо стараюсь?

— Я не на что не намекаю, Рыжая…

Наклоняется и засасывает мою губу в оковы любви и страсти. В свой рот, если короче.

Я настолько в гневе, что даже разрыдаться от счастья нормально не могу.

Это даже не чмок! Это просто беспредел!

Поднимаю осторожно руку и пальчиком на его лоб давлю, стараясь отодвинуть психа от себя и от своей губы. Он на миллиметр отодвигается.

— Выйди, пожалуйста. — прошу, глядя на его блестящие зеленые усики.

Пыль единорога отпечаталась от моего лица на его усатое лицо. Теперь он тоже мерцает. Ему идет.

— Зачем? Ты же не будешь отрицать, что между воздух полыхает от страсти.

— Мне просто надо помыться, о, мой усатый Эдвард. Я сильно вспотела от этого горячего воздуха, полыхающего от нашей страсти.

— Ясно, — вздыхает мажор мрачно. — Смотри на время.

На часики круглые на стене показывает, повернув мою голову верзильей ладошкой. Ай.

— Семнадцать часов, тридцать минут, — озвучиваю я.

— Ага, — насмешливо дергает губки мажор. — Давай пари. Проиграешь — прекращаешь эту пытку. И в этот раз играем честно.

— Я всегда играю честно.

— А. — кивает он. — Сможешь от меня за полчаса сбежать — ты свободна. Не сможешь — забываешь о любых попытках побега и сдаешься уже мне в услужение. Я тебе эти полчаса мешать не буду, даже если увижу твою рыжую хитрую мордочку прямо у моего носа. Выход знаешь где.

— Согласна, — сглатываю от предвкушения. Скоро я окажусь дома. Со своими голодными крысами. Ура.

— Время пошло, — выходит, оставляя дверь открытой. — Я буду в главном холле прямо возле выхода, если вдруг понадоблюсь.

Сражено смотрю на него. Неужели, все будет так легко? Что-то тут явно нечисто…