Девчонки на луне (ЛП) - Макнэлли Дженет

Он кивнул, отвернувшись в сторону дороги.

– Тебя можно понять.

Вообще-то, правильнее было бы сказать два года и три четверти. Если быть предельно точной.

Ненадолго между нами воцарилось молчание, от которого не было никакой неловкости. Здесь оно было уместно как нигде: рядом со светящимися фонарями на ярко освещённых улицах, у всё ещё тёплого после дневной жары дома.

Наверное, я могла бы простоять там всю ночь.

– Луна всегда уверена во всём, – сказала я.

Арчер стряхнул пепел на тротуар.

– Думаешь?

– А разве нет?

Он пожал плечами и съехал по стене вниз, чтобы сесть на корточки. Я тоже села.

– Я все старшие классы слушал «Shelter». И когда встретил Луну, то не мог поверить, что её родители – Мэг и Кирен. Зная её, слабо в это верится. В смысле, она от них не фанатеет.

– Да уж, верится с трудом, – подтвердила я, заправляя выправившуюся прядь за ухо.

Мимо нас прогарцевала маленькая собачка каштанового цвета, следуя на поводке за каким-то человеком, но, сидя на коленях, я могла видеть лишь только собачку. Она обнюхала ботинки Арчера, а потом и его пальцы, когда он протянул их к ней. Я успела дотронуться до её шелковистых ушей.

Арчер снова приложил сигарету к губам и затянулся. Выдыхая, он направил дым в сторону от меня. Я смотрела за тем, как он закручивался спиралью в воздухе, медленно в нём растворяясь.

– Тебе я не буду предлагать, – сказал он, повернувшись ко мне и слегка ухмыляясь.

– Ничего страшного. Я не курю.

– Так и подумал. Но ты ведь могла согласиться. Вот бы Луна пришла в ярость, – он улыбнулся. – Мы и так сильно рискуем, скрывая от неё факт, что общаемся.

– Переписываемся, – поправила я.

– Точно.

Я покачала головой и посмотрела в сторону.

– Все боятся Луны.

– Я не об этом, а о том, что мне это нравится. Хранить наш секрет.

После паузы он добавил.

– Что мы сами – секрет.

Он посмотрел на меня, и я почувствовала, как краснею, но прежде, чем успела что-то ответить, Арчер заговорил вновь.

– Будь с ней полегче. Ты же её младшая сестра. И я знаю, каково это. У самого есть сестрёнка.

Он никогда раньше в переписке не упоминал об этом. Никто из нас не заикался про семью, и это, вероятно, было тем, что мне нравилось в нашем общении.

– Как её зовут? – спросила я.

– Калиста. И если бы какой-нибудь крендель предложил ей сигарету, я бы надрал ему зад.

Он улыбнулся.

– Да ей и всего-то пятнадцать.

Он поднял сигарету и посмотрел на неё. Она всё ещё горела оранжевым огоньком, а дым взвивался тонкой линией к небу.

– Всё это глупости. Иногда я думаю, что курю только для того, чтобы чем-то занять руки.

– И рот.

Я сказала это, не подумав, и как только я поняла, как это прозвучало, то почувствовала, как тепло прилило к моим щекам. Но Арчер просто рассмеялся.

– Как-то так, – сказал он и встал. – Кто знает, что бы я сделал, если бы не сигарета?

Он загасил её об стену за спиной и швырнул окурок в мусорку рядом с дверью клуба.

– Пошли внутрь? – спросил он. – Надо хоть что-то послушать от следующей группы.

– Ох уж эти хорошие манеры, – сказала я.

– Стараюсь.

Он развёл перед собой руками.

Я посмотрела на него. «Знаю я тебя», – хотелось мне сказать, но это было бы неправдой. Я его не знала, пока.

– Я скоро подойду. Мне нужно позвонить маме, – и после паузы добавила: – Отстойно звучит.

Арчер засмеялся.

– Если бы моя мама была Мэг Феррис, я бы звонил ей днями и ночами.

После чего он широко распахнул дверь и растворился внутри. А у меня возникло чувство, будто посреди реально классной песни кто-то взял и выключил звук.

Я подошла ближе к фонарю у дороги и набрала мамин номер. Она ответила после второго гудка.

– Фиби, – сказала она вместо «алло», выдохнув моё имя, словно от облегчения. Словно, наконец, дождавшись моего звонка.

– Привет.

Чудно было слышать её голос с помехами. Всего-то вчера мы стояли с ней на нашем заднем дворике, где я в шутку назвала её похитителем людей.

– Где ты?

– На заднем дворе.

Я сразу представила, как она сидит на своём привычном месте с книгой на коленях на полуразвалившемся шезлонге в траве под яблонькой. Каждую осень она собиралась спилить это дерево, когда завядшие плоды забивались в газонокосилку, которая потом давила их по подъездной дорожке, завлекая пчёл, пьяневших от прокисшего яблочного сока. Но каждую весну она передумывала, когда дерево пышно цвело розовым цветом.

Я посмотрела на тёмно-серое небо, которое считалось для Нью—Йорка очень тёмным. Сегодня оно было усеяно облаками, освещавшимися огнями большого города.

– У вас темно? – спросила я.

Она усмехнулась.

– Фи, мы же в одном штате.

– Да знаю, просто было интересно...

Я замолчала, пытаясь понять, что же мне было интересно. К фонарю был приклеена листовка с надписью «ПОТЕРЯЛАСЬ» большим чёрным шрифтом, и поначалу я решила, что речь идёт о кошке или собаке. «МОЯ МОЛОДОСТЬ, МОЁ СЕРДЦЕ». В том месте, где обычно размещают фотографию домашнего животного, было фото женщины с длинными русыми волосами. «ЕСЛИ ОТЫЩИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЗВОНИТЕ ДЖОЭЛЬ».

Хм, видимо, чей-то арт-проект.

– А ты где? – спросила мама.

Я осмотрелась по сторонам, будто забыв. По тротуару через дорогу шагали три девушки, держась за руки и смеясь.

– Рядом с баром. В Виллидже.

Мама вздохнула.

– Именно это и желает услышать каждая мать семнадцатилетней дочери. А конкретнее?

– На Западной Четвёртой улице. В паре кварталов от Вашингтон сквер.

Я обернулась посмотреть на неоновую вывеску над входом, светившуюся нежным розовым цветом.

– «Тюльпанный клуб».

Я постаралась представить её рядом со мной, стоявшей на тротуаре или смотревшей на сцену на Луну. Но у меня это не получилось, даже в воображении.

– Луна и парнями только что закончили выступать.

Я услышала короткий лай Дасти неподалеку.

– И как они? – поинтересовалась мама.

– Мам, они классные.

Мимо прошла девушка в длиннющем полосатом платье, развевая его полы вокруг лодыжек, и улыбнулась мне. Я улыбнулась ей в ответ. Я могла быть кем угодно, обычной нью-йоркской девчонкой, стоявшей на тротуаре. Может, я вообще не Фиби Феррис.

– Ну, правда, у Луны потрясающий голос.

– Верю, – ответила мама, и я почти могла представить себе, как она кивает. – Луна даже лучше, чем когда-то была я.

Тогда почему ты так злишься? Но вместо этого я сказала:

– Ты тоже была классной.

Я сказала то, что думала, но была не уверена, что слова прозвучали убедительно. И не знала, почему это вообще было для меня так важно.

Мама продолжила:

– Стало быть, Луна так и ...

– Так и... что?

– Уходит?

Странное слово она выбрала. Луна ведь уже ушла, по-моему.

– Она так и планирует отправиться в тур, если ты об этом. В сентябре.

Дверь раскрылась, и я посмотрела на неё в надежде, что вышла не сестра. Но это была какая-то блондинка с татуировкой на ключице в виде бабочки, из-за неоновой вывески кажущейся тёмно-синей с тёмно-розовым.

– У меня особо не было возможности обсудить с ней это.

Мама молчала, и я прижала телефон плотнее к уху. Мне хотелось услышать звуки из нашего дворика, что всегда слышны в летние вечера: стрёкот цикад, крики пересмешника, старающегося передразнить пение другие птиц. Но из-за городского шума и доносящейся из клуба музыки ничего из этого я не слышала, даже маминого дыхания.

– Они собрали целую толпу. Они тут... слегка знамениты.

– В лучших традициях, – сказала она, только мне было не понятно, что она имела в виду. Я как раз собиралась это выяснить, но услышала голос в трубке, ниже, чем мамин, и где-то в отдалении. Я не смогла разобрать, что он сказал.

– У тебя Джейк? – спросила я.

Джейк – это самый близкий мамин друг из университета, тот самый, который называл её богиней ковки. Он делал огромные скульптуры из старых вещей. Что-то связанное с морем. Он собирал лодки, завешивал сетями парки. Месяц назад он ездил в Германию, где посреди одной из городских площадей установил большую коробку, сплетённую из вёсел.