Лабиринт (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Посмотрела из-под ресниц на сильные пальцы на руле, и внутри все оборвалось. Меня опять унесло высоко в тот же космос, даже голова закружилась. Никогда не думала, что мужские руки могут так свести с ума. Сильные запястья, широкие ладони, вены под смуглой кожей, уползающие под отворот рукавов рубашки. Красота, от которой становится больно дышать. Как одуревшая смотрю на его руки и чувствую, как внутри нарастает сумасшествие, и я уже знаю ему название — голод. Реагирую так, потому что уже испытала на себе, что они могут делать с моим телом. Небрежно поправил волосы и вернул руку на руль, слегка постукивая подушечками пальцев по кожаной оплетке а у меня мурашки, словно касается моего тела. Животная грация в каждом движении, и мне до дрожи хочется, чтоб он ласкал меня снова и снова, прикасался. Сильно сжала ватные колени и облизала пересохшие губы. Между ног саднит, напоминая о диком сумасшествии и о вторжении его пальцев. Я без трусиков. Черт знает, куда он вчера их вышвырнул. Вожделение растекается по венам, и я распахиваю глаза, смотрю на его руки, как одуревшая от любви дурочка. Да. Это любовь, вперемешку с ядовитым голодом и первыми отголосками болезненной ломки. Я больше не смогу это отрицать. Я уже в эпицентре персонального стихийного бедствия под названием "одержимость этим мужчиной".

Медленно перевожу взгляд на его лицо и сама не понимаю, как накрываю его руку своей. Вздрогнул и тут же напрягся. Я это напряжение почувствовала кожей, словно борется с собой. Как всегда рядом со мной. Мы в какой-то непрекращающейся войне. Я с ним, а он с самим собой.

Хочет сбросить мою ладонь и не хочет одновременно. А я глажу его запястье, едва касаясь, поднимаясь к пальцам, и смотрю на четкий профиль. Осознаю, сколько таких дурочек, как я, разных возрастов, смотрят на него так же, с этим восхищением в глазах, и наивно верят, что значат для него больше, чем сигарета, которую, выкуривая, непременно отбрасывают подальше. Слишком красивый и враждебный, как хищник на свободе, не подойти ближе, чем он позволит, иначе раздерет на ошметки.

Потянула его руку к себе, и он поддался, а я поднесла ее к лицу и потерлась щекой о ладонь, втягивая запах сигарет и самой себя. Поднесла к губам и провела ими по коже, не целуя, а едва касаясь, продолжая смотреть на его лицо, на то, как сжал челюсти, но руку не отнимает, а потом провел по моей нижней губе большим пальцем, по скуле к пульсирующей жилке чуть ниже уха, и все тело покрылось мурашками мгновенно. Его нежность — это что-то непередаваемое, удивительное. Я достаточно изучила этого хищника, чтобы понимать насколько нереально то, что сейчас происходит.

— Доброе утро, мелкая. Выспалась?

— Дааа, — я потянулась, как кошка, радуясь тому, что он все еще гладит мою щеку. Руку его не выпустила, сплела наши пальцы и сильно сжала, — а ты не спал?

— Нет… я за рулем, — усмехнулся, а у меня от этой улыбки сердце стонет, ноет, щемит. Боже. Я с ума схожу от него. Я влюблена и не могу, не хочу скрывать этого. Меня раздирает на части от этих эмоций. Я не хочу, чтобы он знал, насколько я помешалась на нем, и понимаю, что сдержать этот ураган никогда не получится.

— Куда мы едем? — смотрю, как щурится от солнца, какие яркие сейчас его глаза. Как кусочки неба. Светлые и прозрачные. Все еще улыбается.

— Вот теперь домой.

— А раньше куда ехали?

— Катал тебя. Говорят, дети хорошо спят в дороге.

Отшвырнула его руку, а он расхохотался. Сволочь.

— Дети? А ночью тоже считал ребенком?

Я опять физически почувствовала, как он напрягся.

— Считал.

Развернулся на трассе и вдавил педаль газа.

— Именно поэтому ты едешь домой. Поигралась во взрослую и хватит. Слишком далеко все это зашло.

— Поигралась? Так вот, как ты думаешь? Я играюсь? А может, это ты играешь со мной в свои взрослые игры? Пожалел, да?

Не ответил, достал из пачки сигарету и открыл окно со своей стороны.

— Останови машину.

Даже внимания не обращает, а у меня восторг растаял как первый снег на солнце, и во рту появился привкус горечи.

— Останови эту чертову машину. Мне надо выйти.

Затормозил на обочине, и я выскочила на улицу, тяжело дыша, обхватывая себя руками, слегка дрожа от утренней прохлады. Скорее почувствовала, как подошел сзади и набросил куртку на плечи, слегка сжал мои руки чуть выше локтей и привлек к себе, вдыхает запах моих волос, а мне все еще горчит на губах и дышать трудно.

Я его сердцебиение спиной чувствую, как и каменные мышцы груди. Мне всегда кажется, что он отлит из гранита. Только под холодным камнем жидкая лава кипит, и я хочу именно ее. Плавиться и гореть, а не мерзнуть от его холодной, циничной сдержанности.

— Я сломаю тебя, девочка. Рано или поздно я тебя раскрошу на осколки, ничего не останется, — обхватил за горло, поглаживая кожу горячими пальцами и зарываясь лицом в мои волосы на затылке, — Черт знает, что творится… Не должно так быть. Ты и я. Не должно. Забудь об этом, — а сам сильнее прижимает к себе и скользит лицом по моим волосам, — мы слишком разные. Нам не светит, понимаешь, маленькая? Не выйдет ничего.

Словно не мне, а себе. Убеждает нас обоих. И я не верю. Не хочу верить. Я же чувствую его. Мне даже кажется, что я слышу, как бьется его сердце. Очень быстро, как и мое собственное.

— Не смогу забыть, — в изнеможении, закрывая глаза и чувствуя, как наворачиваются слезы.

— Сможешь. Пока ничего не было — сможешь.

Резко развернулась лицом к нему и схватила за ворот рубашки.

— Было. Все было. Ты целовал меня, прикасался ко мне, ласкал меня. Я счастлива, когда ты рядом, Максим. Счастлива, понимаешь? Я никогда не была счастливой. С ума схожу. Не отталкивай меня. Пожалуйста. Не отталкивай.

Обхватила его лицо ладонями, и сама прижалась губами к его губам, и мир под ногами закачался, растворилась в поцелуе, чувствуя, как он сжал мой затылок, привлекая ближе к себе, жадно впиваясь в мой рот, и по телу прошла волна тока.

Камень плавиться под моими губами, и я понимаю, что огонь вырывается наружу. Мне только немного продержаться, и все взорвется вокруг. Его проклятая сдержанность.

Но Макс так же резко оторвал меня от себя, как и целовал секунду назад, увернулся, когда я потянулась к его губам снова и слегка тряхнул.

— Это ненадолго. Потом ты будешь меня ненавидеть и проклинать. Проклинать себя за каждое слово. Ничего не было. Так. Баловство. Ты выпила — я психанул. Давай, помоги мне, малыш, забудь об этом. Проехали. Не усложняй. Не заставляй делать тебе больно.

— Знала, что ты так скажешь… знала, что пожалеешь. Мог, конечно, грубее, но ты сыграл в благородство, да? Утешил несчастного и одинокого ребенка? Погладил по голове, прежде чем ударить? Бей сильнее — не сломаюсь. Не хрустальная. Мне не нужна твоя идиотская жалость.

Он вдруг до хруста сжал мои плечи и, тряхнув еще раз, прорычал прямо в лицо:

— А что тебе нужно? Давай. Поделись розовыми мечтами. Может, я проникнусь.

Я сжала челюсти и сильнее впилась в воротник его рубашки, глядя в эти синие глаза, полные какой-то отчаянной ярости.

— Это не розовые мечты. Я ненавижу розовый цвет. Мне нужно много, Максим. Слишком много — ТЫ. Весь. Зверь. Наглый. Страшный. Опасный. Ты мне нужен. Я не боюсь ни тебя, ни твоего мрака, которого боишься ты сам. Я его чувствую. Тебя чувствую. А тебе никто не нужен. Ты эгоистично прячешься от всего мира под маской циничного подлеца и ублюдка, а на самом деле…

— А на самом деле я и есть циничный подлец и ублюдок. Вот в чем проблема.

— Моя. Моя проблема, не твоя. И ты лжешь. Не знаю почему, но ты сейчас лжешь нам обоим. Я просто хочу быть рядом и любить тебя. Я не требую ничего взамен. Просто позволь быть рядом, Максим.

— Рядом с кем, девочка? Ты вообще понимаешь, кто я и какой?

— Я вижу какой ты внутри. Я чувствую твой внутренний мир даже больше, чем свой собственный.

Расхохотался громко, запрокинув голову и снова посмотрел мне в глаза, а я больше не понимаю его взгляд. Потому что говорит одно, а там безумие, надрыв, какая-то боль, понятная только ему одному. Почему он так себя ненавидит? Я эту ненависть кожей ощущаю.