Туманы Серенгети (СИ) - Аттэр Лейла

— Он жуёт сырые кофейные зерна? — спросила я.

— Они жареные. Но да, он ест их целыми. Для энергии, — ответил Джек. — Иногда мораны используют их в длительных походах или когда они хотят не спать по ночам.

Олонана отвел Джека в сторону, пока я прощалась с его матерью. Остальные жители деревни танцевали приветственный танец для туристов. Некоторые пытались продать им браслеты и другие изделия ручной работы.

— Что он сказал? — спросила я, когда Джек вернулся. — Он выглядел довольно напряженно.

— Он передал мне сообщение для Бахати.

— Он хочет помириться?

— У него просто было два слова для него: Кассериан ингера.

— Разве это не то, что он сказал тебе раньше?

— Да. Это приветствие Масаи. Это означает: «Как поживают дети?»

— Я не знала, что у Бахати есть дети, — я остановилась у киоска на входе в бому. Он был заполнен красочными сувенирами ручной работы.

— У Бахати нет детей. Речь идёт не о его детях, ни о моих, и ни о чьих-либо ещё. Ты всегда отвечаешь Сапати ингера, что означает «Все дети здоровы». Потому что, когда у всех детей всё хорошо, всё хорошо и правильно в мире.

— Это красиво. И глубоко. Какие они странные замечательные люди, — возможно, я не могла нормально относиться к их обычаям или образу жизни, но я восхищалась ими за гордость и подлинность, с которыми они держались за своё богатое, жестокое наследие.

— Тебе нравится? — Джек указал на деревянную фигуру, которую я держала. Она была размером с мою ладонь, вырезанная в форме мальчика, играющего на флейте.

Он заплатил за неё, не дожидаясь ответа, и передал её мне после того, как женщина упаковала её для нас.

— Спасибо. Тебе не нужно было этого делать.

— Я вроде как должен. Это мой способ извиниться, — он смущенно потер шею.

— Извиниться? За что?

— Знаешь, когда эта капля воды упала на твою голову?

— Да? — я пошла быстрее, пытаясь идти в ногу с ним, когда он направился к машине

— Я не хотел, чтобы ты волновалась, но старуха плюнула на тебя.

— Старая женщина… — я резко остановилась. — Она плюнула… — я коснулась пятна на голове. Моя рука была сухой, но я уставилась на неё, ужаснувшись.

— Ты ей понравилась, — дыхание Джека сбилось, словно он пытался не засмеяться. — Это был её способ благословения.

Большинство людей испытывают неудобство в тишине, особенно когда ты знаешь, что кто-то вот-вот взорвётся. Джек не был одним из них. Он проигнорировал пар, идущий из моих ушей.

— Это ничего не изменит, — он открыл багажник, налил немного воды на тряпку и похлопал меня по голове. — Но так тебе будет спокойнее.

Я посмотрела на него, не сказав ни слова.

— Будешь? — он предложил мне пакет печенья.

Молчание.

— Будешь? — он бросил бутылку ананасового сока.

Моё возмущение рассеялось, потому что да. Да. Я умирала с голоду, и это заставило меня чувствовать себя гораздо, гораздо лучше.

— Друзья? — спросил он, открыв для меня дверь.

Я собиралась ответить резкой репликой, но вместо этого за меня решил ответить мой желудок. Диким рыком. К его чести, Джек сохранил серьезное выражение лица.

Я схватила печенье, прежде чем он сел в машину.

— Не поклонница местной кухни? — спросил он.

— Не поклонник жареных внутренностей, местных или других. И кто бы вообще говорил. Ты получил всё самое лучшее.

— Эй, я пришёл с подарками для главы. Мы поймали его как раз вовремя. Скоро он отправится пасти крупный рогатый скот.

— Но он глава. Он может заставить кого-то другого пасти скот.

— Он кочевник. Когда он чувствует зов земли, он идёт. Иногда он пробирается сквозь равнины с ними, следуя за водой.

— Ого, — я засунула в рот покрытое шоколадом печенье. — У меня будет много историй, которые я смогу рассказывающих моим ученикам, когда вернусь.

Мы покинули мрачное плато, и пейзаж снова изменился. Огромные смоковницы выстроились вдоль дороги, задрапированные в клубки свисающего мха. Когда мы проезжали мимо, сквозь листья проносились звездные всплески солнечного света. Я могла видеть в них Мо — её теплоту, её сияние, её острую, яркую энергию. На мгновение я вернулась назад в то время, когда мы были детьми, играя в «ку-ку».

«…5, 4, 3, 2, 1 …готова или нет, я иду искать!»

Я вспомнила возбуждение от того, что пряталась. Стремление спастись. Сердце колотится. Внутренние органы скручивает. Визг, когда вы находите кого-то, или когда кто-то находит вас. Возможно, это и есть жизнь. Семь миллиардов человек играют в прятки, желая найти и быть найденными. Матери, отцы, любовники, друзья, играющие космическую игру открытия — себя и других — появляются и исчезают, как звезды над горизонтом.

Возможно, Мо всё ещё играла в прятки здесь, в лучах солнечного света, в танце травы, в аромате диких цветов, ожидая, когда я найду её снова и снова. Возможно, Джек находил Лили в грозы под деревом на её могиле. Возможно, он искал её в каплях дождя, потому что ей казалось, что искупление льется с небес. Может быть, когда он записал гром и молнию, он поймал частички её, чтобы носить с собой в телефоне.

— Можем мы остановиться здесь? — спросила я, когда мы сделали круг по возвышенности. Одинокая смоковница росла на участке мягкой земли у её края.

Мы вышли и размяли ноги. Было уже поздно, и тени на равнинах становились всё длиннее. Я вырыла маленькую ямку под деревом и похоронила деревянную статую, которую мы взяли в боме.

— Что это было? — спросил Джек, когда мы вернулись в машину.

— Для Джумы, — ответила я. — Каждому ребенку нужна колыбельная. Теперь он может слушать птиц на деревьях и ветер в долине.

Мы сидели молча в течение нескольких минут, а солнце медленно скользило позади силуэта гигантского дерева.

Затем Джек взял меня за руку, переплетя пальцы.

— Мы спасем следующего.

Что-то зажглось и зашумело в тишине между нами. Это ощущалось как надежда, как жизнь, как моё сердце, убегающее от меня.

— Мы спасем следующего, — повторила я, вспоминая двух других детей в списке Мо.

Может быть, это была необходимая ложь, которой мы пытались убедить себя, но в тот момент, положив свою руку на теплую, твердую руку Джека, я подумала, что всё возможно. Потому что это то, как мы с Джеком держались за руки, заставило меня почувствовать.

Глава 10

К тому времени, когда мы вернулись на ферму, свет был выключен, и все были в постели. Впервые за несколько недель я заснула, как только моя голова опустилась на подушку.

Ранним утром раздался выстрел — одиночный резкий треск, который эхом разнесся в тишине подобно удару грома.

«Схоластика!» — это была моя первая мысль, когда я соскочила с кровати. Я распахнула дверь в её спальню, но её там не было. Я проверила Джека, но его тоже не было в своей комнате.

— Схоластика! — позвала я, озираясь, и побежала прямиком к Гоме. — Я не могу её найти, — сказала я, врезаясь в ее хрупкое тело.

— Она в порядке. Она спала со мной, в моей комнате.

Гома открыла дверь, и там была Схоластика, мирно устроившаяся под одеялом.

— Что это за шум? — спросила я, стараясь говорить не громко. — Вы слышали это? А где Джек?

— Это была винтовка. И Джек, вероятно, уже снаружи, — Гома надела толстый халат поверх мууму. Она открыла двери своего гардероба, раздвинула одежду и потянулась за спрятанным ружьём. Гома спокойно зарядила его, прижала к бедру и взвела курок.

— Никогда не зли старую птицу. Мы раздражительные, страдаем запорами и нам нужно хорошенько высыпаться.

Она сказала мне оставаться позади неё, когда мы двинулись по коридору. Если бы я увидела себя, следующей за хрупкой фигуркой Гомы, я, возможно, рассмеялась бы. Но она держала винтовку так, как будто знала, что делает, и у меня по-прежнему тряслись поджилки. Я понятия не имела, что нас ждет внизу. И она тоже.

Под скрип половиц мы проверили первый этаж. Когда мы добрались до кухни, Гома кончиком ружья раздвинула прозрачные занавески.