Мятный сон (СИ) - Пишу Яна

С рождением нового дня, во мне зародилась и ненависть к Санни. Я винил её в том, что она заняла чужое место в моей голове. Я не собирался отдавать и части мыслей, в которых жила моя Мятная, но ничего не мог с этим поделать. Мне казалось, что она без спроса, без моего желания вторглась в нашу жизнь с Мятной.

Уже не первый час я бродил по дому и думал об этом. Я думал, какой была бы моя жизнь, если бы я не знал Мятную? Смог бы я так же сильно полюбить другую женщину? В моей голове не нашлось однозначного ответа на эти вопросы.

Я стоял у окна и смотрел на шторы. Они струились широкими волнами, касаясь деревянного пола. Их плотная тёмная ткань скрывала меня от солнечных лучей. Подойдя к окнам, я получше прикрыл их, запретив настойчивому светилу вход в стены моего укрытия. Я понимал, что могу вновь впасть в депрессию. Мои головные боли, панические атаки и неспокойный сон — клинические спутники этого заболевания.

Конечно, лечиться медикаментозно — последнее, чего я желал бы сейчас, но я не знал, что мне делать! Я понимал, что Санни не виновна ни в чём. Да, она приснилась, но кто виноват? Я? Пускай. Но что мне делать со всем этим? Как научиться жить со своими чувствами? Разлюбить Мятную? Нет, это у меня не получиться. Я пробовал. Пробовал забыть, возненавидеть. Но тщетно! Всё, чего я смог добиться, это сократить её частые визиты во снах. Но и это довело меня до ещё большего помешательства.

Мой лечащий врач называл моё состояние "обсессией", вызванной травмой головы с дальнейшей потерей памяти и назначил препараты в комбинации с психотерапией. Он утверждал, что лечение поможет, что я не первый его пациент с подобным диагнозом. Но он ошибся. Лечение не помогло.

В итоге, я прекратил приём пилюлей и чтобы мне не говорили, но если бы я был действительно болен, если бы я не любил искренне, я бы уже давно был свободен от своих чувств. Психотерапевт называл моё помешательство — обсессией, а я же назову свою обсессию — любовью, которую можно купировать, но которую невозможно излечить. Да, я ненавижу и люблю её, люблю и ненавижу! И мне ничего не остаётся, кроме как смириться. Я прекратил своё лечение от обсессии, приспособился к такой жизни, довольствовался не частыми встречами с Мятной во снах, не теряя надежды однажды её отыскать, но Санни всё нарушила.

С этими мыслями я вошёл на кухню. Набрав холодной воды в старинный чугунный чайник, который несколько лет назад приобрёл на блошином рынке, я зажёг газ на плите, аккуратно поставил тяжёлую посуду на конфорку и стал греть замёрзшие руки у синего огня. Мне всегда нравилось покупать подобные вещи, приводить их в порядок, очищать, шлифовать и знать, что это качественная вещь со своей историей. Грел он воду в два раза дольше обычного, но зато — это раритет, которого сейчас в магазине не купить.

Когда вода наконец закипела, я заварил себе кружку чёрного чая без сахара, сел за стол и стал потягивать карамельного цвета напиток со вкусом бергамота. Мне было всё так же паршиво, как и два, а может и три часа назад. Не помню точно, сколько времени прошло с момента пробуждения. Но сидеть и грузиться, я понимал — не выход. Планов на день было немного, вернее, я планировал навестить маму и вечером попытаться устроить Санни к Фарруху. Правда насчёт последнего я сомневался. Стоит ли мне вообще видеть её опять или лучше забыть и оборвать все связи? Не знаю.

Долго не думая, я решил поехать за́город и, если застану профессора дома, смогу наконец проведать его с супругой. Время было всего десять утра. Желудок отказывался что-либо принять из еды, а зная Миссис Коппельман, мне не удастся отвертеться от её рыбного пирога или лазаньи. Поэтому я быстро оделся, снял ключи от автомобиля с крючка в прихожей и вышел на улицу.

Моя старенькая Хонда с нетерпением ждала, когда же я заведу её далеко не новый, но мощный мотор. Эта машина служила мне доброй службой более семи лет, поэтому в моих мыслях не возникало желания заменить её на свежую модель. Провернув замок зажигания, двор наполнился звуком трехлитрового дизельного двигателя и правильным тяжелым запахом его топлива. Немного дав автомобилю прогреться, я двинулся со двора.

Ехал я уже около тридцати минут. Дорога радовала, машин было мало, воздух бодрил свежим кислородом. Я сразу ощутил его чистоту. И хотя сам жил вдали от городской загазованности, всё же место расположения дома профессора Коппельмана отличалось настоящим канадским воздухом. Я не хотел закрывать окно. Несмотря на то, что лицо немного замёрзло, я продолжал ехать и дышать его холодными, кристально-чистыми потоками.

Наконец приехав, я припарковался возле небольшого, окрашенного в белый цвет, двухэтажного дома. Вокруг него расположился красивый сад с розами. Сколько же их здесь росло! Каждый, проходящий мимо человек, даже самый равнодушный, не мог не остановиться и не посмотреть на палитру живых красок. Этот розовый рай, был делом рук профессора. Миссис Коппельман никогда не трудилась в саду, а вот профессор…

Он часто повторялся:

— Розы, Николас, они, как женщина! Они любят слушать нас. Могут приобрести больше оттенков, если с ними разговаривать, а аромат от нежных слов станет насыщеннее и богаче любого французского парфюма. Видишь, моя Софочка ничуть не изменилась! Такая же красивая, как они! А всё почему? Да потому, что я говорю с ней как с цветочком. Без любви она завянет, как и эти розы, да родная?

Обычно, на подобные слова, Миссис Коппельман отвечала аккуратным поцелуем, но один раз у неё было бойкое настроение, так что её реакция меня обескуражила:

— Я скоро завяну от твоей болтовни, Гаррольд! Иногда нужно дать моим ушам отдохнуть! — я был действительно удивлён.

Ни разу за все годы я не видел, чтобы они ругались. На людях их общение было уважительным, а если возникали трудности, то, как говорил профессор, они всё решали мирным путём, просто обсуждая проблему и ища выход. Неудивительно, что я стоял и не понимал происходящее. Заметив моё замешательство, Миссис Коппельман, решила пояснить:

— Ну вправду, Николас! Я ценю каждый комплимент или внимание, но его-то слова́ не всегда обо мне. Как заведется читать свои лекции! Вон, говорит своё предисловие про розы, а сам не дождётся, как бы перейти к своим речам. И он не студентам, а мне их читает! Да я уже должна получить диплом об окончании ординатуры за все прослушанные часы!

— Софочка, дорогая, не злись! Я сейчас Николасу почитаю и тебе не буду докучать своими скучными докладами. — отвечал профессор.

Он сделал такое провинившееся лицо, что Миссис Коппельман не сдержалась и проговорила:

— Ладно, читай свои доклады, только возьму свою сумочку для вязания. Но не забывай время от времени делать мне комплименты.

— Как скажешь, моя розочка! — произнёс это профессор и тихо прошептал:

— Софочка злиться из-за того, что ей не дают почётную медаль "жены профессора".

— А разве такие есть награды? — спросил я.

— Вообще-то нет, но наша соседка из России, показала медаль своей мамы. А мама её была женой офицера. Моя Софочка как узнала, так всё время стала говорить за медаль.

— Я всё слышу, Гарольд! — наигранно-грозным голосом донеслось из кухни.-

И да, мне хочется! Хочется… — сделав короткую паузу, женщина продолжила. — Если бы кто-то знал сколько труда стоит быть женой профессора! Он вечно занят, всегда готов всем помочь, дополнительно пояснить, подтянуть, подготовить лекции, к тому же сам постоянно читает книги, а я должна довольствоваться малым, чем останется. Я уже молчу о том, когда к нему приходят молоденькие студентки. Глядишь и украдут моего Гарю! — я умилялся от того, что они до сих пор так общаются. Так здорово было видеть ревность жены, когда мужу почти семьдесят.

— Ну, ну, дорогая! Да хоть всех студенток Ричмонда собери, никто не сравнится с тобой.

Так они и общались. Мне же было уютно и спокойно наблюдать за ними. И я точно знал, что сегодняшний визит в их дом обязательно поднимет моё плохое настроение.