Аритмия (СИ) - Джолос Анна

Испепеляет меня гневным взглядом. Глаза светятся недобрым огоньком. Как и предполагала, он не в восторге от услышанного.

— Не хочу больше разгадывать ребус по имени Ян Абрамов. А получил ты за дело, так что не смей мне угрожать!

Отцепляю его руку от себя.

— Отойди.

Скетчбук впечатываю ему прямо в грудь и, получив свободу, отталкиваюсь от зеркала.

— Твою книжку, оставленную на подоконнике, я конфискую в качестве морального ущерба, — сообщаю, пока иду в сторону двери. — По твоей милости родители лишили меня даже этого.

Он не говорит мне ни слова в ответ, но я и не ожидаю что-либо от него услышать.

Уже в холле жадно вдыхаю носом воздух и на секунду зажмуриваюсь. Все еще ощущаю кожей его подавляющую энергетику и будто бы чувствую требовательное прикосновение холодных пальцев на своей шее.

Мурашки от него ползут по коже. И это не от страха, нет…

Забираю «Пролетая над гнездом кукушки» с подоконника. Иду в класс. Тихонечко стучу, заглядываю в кабинет.

— Простите за опоздание, Светлана Алексеевна. Могу я войти?

Женщина поджимает губы и раздраженно кивает. Дескать, так и быть, заходи.

Одноклассники пялятся на меня с нескрываемым любопытством.

— А Ян-то где? Жив? — хохотнув, на весь класс интересуется Бондаренко.

— Ян принимал извинения, — раздается за моей спиной.

Я фыркаю и качаю головой.

Размечтался…

— Сели оба! — громогласно приказывает учитель. — В наказание на каникулах будете работать в старой лаборантской. Каждый день.

— У меня другие планы, я еду в Питер, — мне назло издевательски отвечает этот ирод. — Арсеньева отработает за нас обоих. У нее отлично получается отрабатывать.

По классу прокатывается волна смешков, и я, вздохнув, занимаю свое место.

Сволочь.

Глава 15. Володенька

Конец четверти выдается непростым. И это несмотря на то, что гранит науки я грызу с нездоровым энтузиазмом. Настолько нездоровым что, к собственному изумлению, я становлюсь-таки отличницей, исправив все свои четверки. Вот где неожиданность! Хотя подозреваю, что Элеонора Андреевна тоже приложила к этому руку. Недаром учитель химии в последний учебный день муштровал меня до самого вечера. Клянусь, весь учебник пересказала… А какое количество задач решила — не сосчитать.

— Дочка, ты как, все успела?

Мама ставит на стул тяжелый пакет с продуктами и стягивает с шеи толстый, вязаный шарф.

— Салаты готовы, курица с картофелем в духовке, нарезка под пленкой, — отчитываюсь я, вытаскивая наушники.

— Хорошо. Щас я разденусь и займусь горячим, а ты накрывать на стол пойдешь.

— Я уже накрыла.

Мама внимательно на меня смотрит и в нерешительности тянется, чтобы поцеловать холодными губами в щеку.

— Умница моя.

Неужели оттаяла и наконец теперь все будет по-прежнему?

Если откровенно, ее игнор дался мне тяжело. Между нами ведь раньше всегда была гармония и взаимопонимание. И да, доверие тоже было…

— Мамочка, — обнимаю ее, едва сдерживая слезы. — Прости меня.

— Ну все. Не плачь, Дарин, — поглаживает ладонью по спине. — Что я в твоем возрасте не была, что ли? Понимаю. Пубертат, мальчики…

— Я уже говорила вам, что не была у Романа дома, — оправдываюсь в очередной раз. — Глупая шутка моих одноклассников, только и всего…

Да. Пришлось рассказать родителям частичную правду. А все потому что пару дней назад к нам домой заявился Беркутов. Представьте себе, фактически с повинной. Спасать меня пришел. Устал каждое утро наблюдать мое кислое выражение лица. Меня ж ведь, как и было обещано, в школу и из школы провожали…

Когда я увидела Рому на пороге, подумала, что отец незамедлительно спустит его с лестницы, но нет, папа, пребывая в хорошем расположении духа, делать этого не стал. (Подозреваю только потому, что с Ромой пришла Пельш).

Он великодушно дал Роману две минуты на объяснение причины его появления в нашей квартире, и тот на радостях поведал моим родителям какую-то глупую небылицу про посвящение. Мол каждый новичок нашей школы должен его пройти, и именно поэтому они с ребятами закрыли меня в шкафу. В связи с чем я в тот вечер вынужденно задержалась.

Ух, видели бы вы лицо моего папы… Мне кажется, эта версия разозлила его даже больше предыдущей. Впрочем, как и Элеонору Андреевну, пришедшую от рассказа своего воспитанника в полнейший ужас.

Однако она, молодец, не растерялась… Быстро совладав с эмоциями, отчитала Рому по полной программе и пообещала во всем разобраться, дабы не допустить повтора подобного инцидента.

Папа хотел идти к директору, но каким-то чудом моему классному руководителю удалось отговорить его этой идеи.

Вообще, она долго разговаривала с родителями после того как Рому (с которым мне все еще было запрещено общаться) отправили восвояси. Не знаю, о чем они беседовали, но с того вечера мама и папа по отношению ко мне немного смягчились. Отругали за то, что не сказала правду, но, как мне кажется, вздохнули с некоторым облегчением. Потому что в своем воображении они зашли уж очень далеко.

— Бокалы проверь еще раз, на всякий случай! — просит мама, бросая взволнованный взгляд на часы.

Знаю, что с посудой, как и с остальным, все в порядке, но для ее успокоения проверяю.

— Ой!

Вздрагивает, когда слышит, как открывается входная дверь.

— Дарин, картошку сними с плиты! Я сейчас вернусь, только гостей встречу и за стол посажу, — спешно снимает фартук и взбивает пальцами волосы.

Сегодня мама позволила себе укладку в парикмахерской. В честь праздника и приезда гостей.

В квартире становится довольно шумно. Друзья отца прикатили из Новосибирска, чтобы поздравить его с днем рождения.

Мама появляется в кухне минут через десять. Я к тому времени уже успеваю справиться с пюре. Оно, кстати, получается воздушным как никогда.

— Все, беги переодевайся и за стол. Мясо я сама дожарю, — улыбается она. — И Дарин, давай понаряднее как-нибудь. Платьице может, волосы распусти.

Вскидываю бровь.

Чего это с ней?

— Ма, — внезапная догадка бухает по голове будто кирпичом. — Только не говори мне, что Мышинский-младший тоже там!

— Конечно Володенька там, а что с лицом? — интересуется, принимаясь хлопотать у плиты.

— Я не выношу его, ты же знаешь.

— Перестань, Дарина! Так нельзя! — ругается, помешивая мясо на сковороде. — Иди, переоденься. Тебя все ждут.

Не люблю я посиделки с Мышинскими, но приходится терпеть. Отец дружит с дядей Геной уже лет пятнадцать. Вместе на одном заводе работали, до тех пор пока мы не переехали в Москву.

Жена дяди Гены, тетя Галя, шеф-повар по профессии. И каждый раз, когда эта тучная женщина с каре, занимая два стула, восседает за нашим столом, начинается примерно одно и то же. Она принимается давать матери свои бесценные кулинарные советы, всячески намекая на то, что готовим мы «не ахти».

— Алексей, убери телефон! — снова обращается к брату отец.

— Минуту… — недовольно отзывается тот, не отрывая взгляда от экрана.

Опять что-то монтирует, и семейный праздник явно доставляет ему ряд неудобств.

— А наш Володенька к гаджетам равнодушен, — сообщает тетя Галя, любовно поглаживая сына по макушке. — Наука привлекает его куда больше. Верно, сынок?

— Верно, мама, — Мышинский-младший поправляет очки с тонкой золотистой оправой.

— Где-то читала, что дети от них тупеют.

— Ну и бред.

— Леша! — мама посылает ему красноречивый взгляд.

— Что? Да наша жизнь невозможна без гаджетов, — фыркает брат. — Очнитесь, они повсюду.

— Я бы поспорил, но не буду, — подает голос Мышинский. — Большинство представителей нашего потерянного поколения мыслят весьма ограниченно и плоско.

— Сам ты ограниченный! — злится Лешка.

К слову, брат, как и я, терпеть не может это семейство.