Двенадцать дней лета (СИ) - Джолос Анна

Кивает.

– Ну да, ну да… И как там столица? – убирает с бумаг тарелку. Вытирает губы тыльной стороной ладони, но на них всё равно остаются прилипшие крошки.

– Что ей будет? – пожимаю плечом.

– Как дела-то? Не сбомжевался ещё? – усмехнувшись, принимается стучать ногтями по деревянной поверхности письменного стола.

– С чего вы взяли, что так будет? – отзываюсь хмуро.

– А так у вас, неблагополучных, зачастую и бывает, – открывает пудреницу, достаёт из сумки помаду.

Стиснув зубы, заставляю себя промолчать.

Она красит губы.

– Зачем звали?

– Затем, – щёлкает колпачком. – Ты вообще в курсе того, что дома у вас происходит?

Не спешу с ответом. Давно понял, что в беседе с этой женщиной нужно взвешивать каждое слово.

– Просветите?

– Конечно, – напяливает на нос очки в толстой оправе. – Твоя мать совсем на дно скатилась. На заводе больше не работает. Бухает ежедневно. Забывает забрать ребёнка из детского сада. Морит девчонку голодом. Водит по городу в грязных вещах. Обзывает. Оставляет соседям, чтобы та не мешала ей проводить время с сожителем. Не следит за ней в ночное время. А недавняя ситуация? Это ж вообще из ряда вон!

– Что случилось?

– Что-что… – Кабы дома находился, знал бы, – подмечает язвительно.

– Я уехал в Москву на заработки не от хорошей жизни.

– На заработки. А чего ж не помогаешь своим-то, добытчик? – спрашивает саркастично.

– Помогаю. Ежемесячно деньги отправляю.

– Ага, видать оттого мать твоя придумала себе новый вид заработка: посадила девчонку милостыню у туристов просить.

За грудиной прошибает током.

– В смысле?

– В коромысле. Та весь день по дождю просидела на набережной, пока Лариса Сергевна её там не углядела.

Сжимаю челюсти сильнее.

– Заболела ещё потом, ага. Воспитатель говорит, ребёнок десять дней без справки в саду отсутствовал. А ещё воспитатель сообщил мне про постоянный недосып и синяки. Кто лупит? Мать или сожитель?

– Я не знал про это, – выдавливаю из себя с трудом, пока по венам разливается лютая ярость.

– Ну, теперь знаешь, – принимается перекладывать папки. – Как и то, что мы собираемся лишить твою мать родительских прав. Не хотелось для девчушки такой судьбы, но увы, других вариантов нет.

– Подождите.

– Чего ждать-то? Пока Борис этот чего похуже сделает?

– Не сделает, – вскочив со стула, цежу зло.

– Как знать-как знать… – нарочно провоцирует.

– Я не позволю.

– Как не позволишь то? – мне прилетает очередная усмешка. – Ты ж в этот момент в столице беззаботно проводишь время. А вообще не переживай. Катюшка – девочка симпатичная, глазастеканькая, смышлёная.

– Её зовут Ксюша!

– Если дурной характер показывать не будет, есть шанс, что заберут в семью быстро, – продолжает, не обращая внимания на ошибку.

– Да вы о чём вообще? – возмущаюсь громко. – У неё есть семья!

– Это та, в которой мать законченная алкашка? – троллит.

– У Ксюхи есть я! Оформим на меня опекунство и проблема решена.

– Тебе не отдадут её.

– Я её старший брат! Родной!

– Не отдадут, – отмахивается, морщась.

– Это почему? Я давно совершеннолетний. У меня есть официальный заработок, я снимаю теперь нормальную квартиру. Не пью, не курю.

– Нет-нет, мой дорогой, – тяжело вздыхая, поднимается со стула и дёргает пуговицы пиджака, еле застёгивающиеся на животе. – С твоим прошлым на опеку даже не надейся.

– То был единичный эпизод.

– О, поверь, этого единичного эпизода предостаточно. Надо было думать башкой!

– Я заберу сестру к себе. Подскажите, что и где надо оформить. Какие и кому предоставить справки, характеристики. К каким людям обратиться.

– Нет, – отказывается наотрез. – Мы с коллегами уже почти подготовили документы. В этом месяце девочка поедет…

– Не делайте этого Помогите мне, – перебивая, повторяю настойчиво.

Буквально горю отчаянием. Плевать, что унижаюсь. Готов. Ради Белки.

Не могу представить, что она попадёт туда, откуда я мечтал выбраться на протяжении многих лет.

– Тамара Васильевна, обещаю вам, что в долгу не останусь. Отблагодарю вас хорошо. Скажете, сколько нужно…

– Ещё чего выдумал! В себе, нет? – поправляет сползающие с носа очки и лупится на меня, широко распахнув глаза. – Взятку предлагаешь? Мне? Офонарел совсем, парень?

– А кому надо дать?

– Во наглый! Одурел в край? Мы не помогаем таким, как ты! – выплёвывает пренебрежительно. – Ни за даром, ни по-другому!

– Послушайте, мне было четырнадцать и…

– Это ты послушай, Соколов! – орёт, вцепившись в сумку. – Проваливай давай из кабинета по-хорошему! Пока я не вызвала полицию и не накатала на тебя заявление за предложенную взятку!

Сверлю её взглядом, а ей хоть бы что! Непробиваемая стена!

Суетится.

Хлопает ящиками

Ставит папку на полку.

Берёт ключи со стола.

Прихрамывая, шагает мимо, накинув ремешок сумки на плечо.

Смотрится в зеркало, придирчиво нахмурившись. Поправляет воротник.

Разворачивается.

Щёлкает выключателем.

Гаснет свет.

– Да будьте вы человеком! – пытаюсь воззвать к совести и состраданию, но там, по ходу, ни того, ни другого в наличии не имеется.

– Пшёл вон! – указывает на дверь. – На десять минут из-за тебя задержалась, оборванец! На автобус теперь не успею! Сериал пропущу! – ворчит раздражённо.

После визита в органы опеки сразу еду на встречу к нашему местному юристу, Ковалёву Дмитрию Дмитриевичу.

Отвалив две пятьсот за консультацию, выхожу из его кабинета по сути ни с чем. Потому что этот неприятный толстяк в костюме точь-в-точь повторяет слова Калининой. Мол, не видать мне с моим прошлым опеки над Белкой. Типа суд ни в коем случае не позволит ей жить со мной.

– О, какие люди!

Здороваемся с Лёхой Деверевым.

На обратном пути я решил заехать к своему товарищу, а там посчастливилось увидеть всю нашу компанию в сборе. Сидят в беседке, ужинают.

– Здорова, Сокол!

– Отрастил луковичку, Лёх? – зацениваю новый причесон нашего блондина.

– Теперь как тёлка сзади.

– Заткнись, Жека, – обмениваются любезностями.

– Охренеть! Братан! Ну наконец явился!

Крепко пожимаю руку Гаевскому.

– Костян, – хлопаю Шпака по плечу.

– Ну ты типок! – присвистывает тот, обсмотрев меня сверху донизу. – Принарядился, франт московский! Чи модный кент стал?

– Да где?! Не гони.

– А чё? На стиле весь такой. Расфуфыренный! Это те не детдомовские обноски носить, – оттягивает мой карман на джинсах. – Кроссачи зачётные, кстати.

– Вот на них пришлось раскошелиться, но это реплика, так что выдохни.

– Канеш! Откуда у тебя на настоящие? – подстёбывает и тут же: – Погонять дашь? – спрашивает по доброй традиции. – У нас один размер, помнишь?

– Помню, но дать кроссы не могу, они у меня одни с собой.

– Ой ну да! Жмотяра московская! – толкает локтем в бок. – Но как же я рад видеть эту сволочь! – треплет по башке.

Смеюсь.

Поприветствовав друг друга, заводим разговор за жизнь.

– Угощайся, – Костян машет на стол. – Выпьешь с нами?

– Нет. Я не пью.

– Воу, какой ты скучный стал!

– Какой есть.

– Отстань от него. Как дела в столице, бро?

Если честно, порядком поднадоело отовсюду слышать этот вопрос. В понимании многих людей из регионов данный мегаполис – всё равно что другая страна и если ты туда уехал, это прям событие.

– Пойдёт.

– Чё ты, где там щас?

– Да на заправке работаю, пацаны.

– Нюхаешь пары бенза? – хмурится Жека.

– А чё делать? – пожимаю плечом.

– Ты смотри, говорят, для мужика это вредно.

– Зато наш друган тачку взял.

– Тачка потом не спасёт. Будет всегда на пол шестого, – гогочет Шпак. – И бросит тебя твоя Аська сразу. Бабы – они ж такие. Если агрегат работать не будет, то всё, уля-улю!

Усмехнувшись, киваю.

– Да они с ней вроде итак уже «того», – почёсывая затылок, закидывает вброс Лёха.