Химия без прикрас (СИ) - "agross"

— Наливай! — лукаво прищурилась Оксана Юрьевна и, посмотрела почему-то сначала на Лебедева, а потом уже на меня. — До апреля-то всего ничего, а там уже все можно, правда, Марин?

Почему-то от этой фразы становится как-то не по себе. Такие простые слова, так просто произнесенные, но, вполне возможно, несут в себе совсем не простой, двоякий смысл. И клянусь, каждый расценил их по-своему. Или это только я так заморачиваюсь? Вроде взрослые люди, а все еще играют в игры… Зачем?

— Все можно, если это не противоречит конституции Российской Федерации, — улыбаюсь я и смеюсь вместе с остальными, а потом аккуратно беру из рук Пятачка коньяк.

— Давай, Лебедев, две штрафных, а потом все вместе! — химик залпом осушает полную рюмку, а потом, когда Пятачок заново ее наполняет, осушает и вторую, тяжело выдыхая, но не закусывая при этом. А затем, когда в его руке появляется уже третья рюмка, он поднимает ее, заставляя всех замолчать и обратить на него внимание. Кажется, даже Юленька затихла. Но говорить химик не спешил, улыбаясь каким-то своим мыслям.

— Димон, давай, не томи, греется же! — Стеглов немного поводил перед носом своим стаканом.

— Вы и так все знаете, — Лебедев широко улыбнулся. — Лучшего подарка, чем ваши пьяные рожи на моей кухне, не существует! — и под одобрительные возгласы раздался звон бокалов, стаканов и рюмок…

Любая наша школьная вечеринка покажется глупыми выпендрежными посиделками. Там, где алкоголь ударяет в голову одноклассникам лишь для того, чтобы подрыгаться под громкую музыку или выплеснуть свои разбушевавшиеся гормоны, никогда не почувствуешь той атмосферы, что царила здесь, на кухне химика.

Я еще нигде не чувствовала себя уютней, чем среди этих людей. Трех стульев, которые были в квартире химика, естественно, на всех не хватило, так что остальным пришлось расположиться на пледе, среди подушек, где с радостью устроилась и я, облокотившись о раскрашенную стенку. Конечно, первое время немного смущало, что меня, как и Юленьку, называли «ребенком», но потом стало очевидным, что они говорят это специально, но не для того, чтобы как-то задеть меня. У каждого был повод подколоть другого, и если у Оксаны Юрьевны это — несоответствие возраста со сногсшибательной внешностью, то у меня — пропасть между мной и присутствующими, размером больше, чем десятилетие…

Но, несмотря на это, со мной общались на равных и иногда даже практически заставляли высказаться, что я думаю по тому или иному поводу в ходе нашей ненапряженной беседы. А когда время подходило к девяти вечера, крошку Юленьку унесли укладывать спать. И скорее всего в ту самую кроватку, что стоит в соседней комнате со спальней Лебедева.

Немного беспокоил тот факт, что мама до сих пор ни разу не позвонила мне и не поинтересовалась, почему я все еще не дома, ведь я не предупреждала ее, что задержусь после занятий. А потом, поняв, что я все-таки умудрилась немного «поплыть», хоть Пятачок наливал мне совсем немного и не так часто, как другим, я все же решила, что не следует использовать свою возможность отпроситься у родителей, пусть мне здесь и невероятно хорошо. Надо отправиться домой и постараться как можно незаметнее скрыться в недрах своей комнаты, дабы мамин вездесущий нос не уловил запах янтарного напитка. Так что, когда мужчины и Оксана Юрьевна пошли на лестничную клетку покурить, я поднялась и, пройдя за ними в коридор, начала обуваться.

— Может, останешься? — химик спрашивает меня так тихо, что в общем гуле разговора его никому не слышно, кроме меня.

— Нет, потом будет больше шансов вырваться на смену, — отвечаю, глядя, как Лебедев, держась за стенку, влезает в ботинки.

— Тоже верно, — отвечает он. — Постоишь с нами, пока мы покурим, я такси вызову и провожу тебя.

Это все казалось чем-то ненастоящим. Может, и правда химик увез меня на машине в другую реальность? Где люди, хоть и намного старше тебя, но могут смотреть в твои глаза с добротой. Где в тебе не видят инструмент для реализации своих несбывшихся желаний. Где с тобой ведут беседу на равных и прислушиваются к твоему мнению. В ту странную реальность, где тебе впервые хочется кого-то назвать друзьями. И туда, где самый бесстрастный в мире человек улыбается счастливой улыбкой…

Когда вся компания, покурив, отправилась обратно, продолжать застолье, химик сказал, что скоро присоединится к ним, после того, как посадит меня на такси. Радовало, что не было никаких подколов на тему «малышке надо к мамочке, а то она ругаться будет». И пусть эта мысль то и дело навязчиво возникала в моей голове, я себя старалась убедить, что это не является их какой-то «взрослой» игрой. Так что, получив еще львиную дозу положительных эмоций, пока со всеми прощалась, я шагнула за Лебедевым в лифт. А когда двери закрылись, я поняла, что улыбаюсь, как слабоумная.

— Дмитрий Николаевич, простите, я не знала, что у вас сегодня день рождения, — я посчитала, что следует извиниться за свою случайную навязчивость. Именинник, наверное, хотел выпить с друзьями по-человечески, а тут я со своими недоухажерами, неустойчивым настроением и эмоциональными всплесками.

— Не извиняйся, все были рады, — спокойно ответил химик, запустив руки в карманы пальто и остановившись около подъезда. Я встала в паре шагов от него и засмотрелась на его задумчивое лицо.

— И вы? — почему-то произношу это вслух и сразу же жалею об этом, встретив в его взгляде, немного подернутом алкогольной дымкой, привычную холодную настороженность. Он молчит, не отвечает, а я уже начала себя проклинать за сказанные слова. Он же ясно сказал мне тогда, ему без разницы…

Машина подъезжает к подъезду и включает сигнал аварийной остановки, в ожидании пассажира. Я делаю пару шагов по направлению к ней, но, внезапно остановившись, оборачиваюсь и смотрю на нахмуренного Лебедева, прожигающего меня взглядом. Пусть я об этом пожалею, но я действительно благодарна за этот вечер. Я, наконец, почувствовала, что значат слова «я дома»…

— Спасибо и с днем рождения, — шепчу я, подойдя к нему и, приподнявшись на носочки, тянусь к его щеке. Но в последний момент Лебедев поворачивается ко мне и вместо колючий щеки, я чувствую на своих губах привкус коньяка от его горячих губ и то, как мое сердце отчаянно пытается вырваться из груди.

Господи, что я делаю?!

Что он делает?!

Оттолкнув его, несколько секунд пытаюсь не сломаться под тяжестью его ледяного взгляда, но, быстро сдавшись, резко разворачиваюсь и спешу к машине.

Хлопнув дверцей заднего сиденья, стараюсь даже не поворачивать головы, чтобы не видеть темный силуэт в свете тусклых уличных фонарей, но, не удержавшись, все-таки поддаюсь соблазну и смотрю, как Дмитрий Николаевич протягивает таксисту деньги. А потом, не сводя с меня пристального взгляда, отходит в сторону и закуривает сигарету.

========== Глава 12. О серых буднях и жестоких играх. ==========

— Исаева, ты бы еще под дверь легла! — голос Марины Викторовны раздается откуда-то сверху, отчего Аня подпрыгивает на месте и тут же встает на ноги, чтобы дать проход к двери класса русского языка, рядом с которой она сидела. — Девочки, что вообще за манера на полу сидеть?

Мы втроем неохотно поднимаемся и отходим в сторону, когда руссичка открывает кабинет. Жду, пока остальные ввалятся в класс и, лениво переставляя ноги, плетусь к своему привычному месту за первой партой. Замечаю на себе косые взгляды, и слух даже улавливает редкие перешептывания. Похоже, Королёва зря времени не теряла. Но это все такая ерунда…

— Осадков, чего уставился? — Фаня, облокотившись об учительский стол, гневно сверкнула глазами в сторону Егора. — Ты учебник доставал? Вот и доставай!

— Блин, этой кукле волосы выдрать мало, — заявляет Аня, сидя сзади меня. — Да, Димон?

— Надо тоже слух пустить, — зло шипит Хвостова.

— Думаешь, ее это хоть как-то заденет? — фыркает в ответ Исаева. — Да она только счастлива будет привлечь к себе лишний раз внимание! Да и потом, какой слух ты хочешь пустить про нее? Половина из тех, что мы можем придумать, окажется правдой! Да, Димон?