Там, где ты (ЛП) - Трамбл Дж. Х.

— Ну, — говорит он, сдержанно улыбаясь, — думаю, нам пора идти, да, Кики? — он кивает на мой список. — Похоже, тебе нужно ещё многое купить, да и у нас начинает таять мороженое.

Он берётся за ручки пластмассовой корзины и поднимает её. Рядом с двумя упаковками мороженого и вафельных рожков стоит бутылка красного вина. Я внезапно осознаю, что, даже если бы я захотел, даже если бы он предложил, по закону я ещё несовершеннолетний и не имею права выпить с ним и бокала вина. Реальность немного гасит моё возбуждение, нахлынувшее от встречи.

Стою, переминаясь с ноги на ногу. Мне хочется сказать: «Не уходи. Не сейчас». Но вместо этого говорю:

— Хороших выходных.

— И тебе.

Поворачиваюсь уходить и слышу:

— Эй, Роберт!

Поднимаю глаза, и он фотографирует меня. Телефон зажат в руке, в которой он держит Кики, поэтому я сомневаюсь, что снимок получился хорошим.

— Если вам нужна моя фотография, то с моей фан-страницы вы можете загрузить любую.

Он смеётся:

— Думаю, что этот снимок можно использовать в качестве билета в твой фан-клуб.

— Точно.

Я снова поворачиваюсь уходить, но он опять меня останавливает:

— Скажи, тебе нравится буррито?

— Буррито?

— Да. Ну, тортильи с бобами или говядиной...

— Да, я понял. В вопросе есть какой-то подвох?

— Нет. Это просто вопрос.

— Никаких «правильно» и «неправильно»? И мой ответ никак не повлияет на оценку теста или на что-нибудь другое?

— Ничего подобного.

— Тогда мой ответ «нет».

И этот ответ ему, кажется, нравится. Я ухожу в раздумьях, к чему это всё было. Бедром чувствую лежащий в кармане телефон и мне кажется, что я уношу с собой маленькую частичку Эндрю. В отделе пиццы беру четыре «RedBarons», потом возвращаюсь к мороженному и кладу в тележку полукилограммовую упаковку «Moo-llenniumCrunch».

Глава 15

Эндрю

Когда я был во втором классе старшей школы, у нас был учитель английского — мистер Джекобсон. В моей школе (как, впрочем, и в других) было мало учителей-мужчин, а те, которые были, преподавали у нас математику, науку или бизнес. Часто на полставки.

Мистер Джекобсон учил нас английскому языку. На уроках мы говорили о чувствах, и я был уверен, что у меня были чувства к нему. Он был моей первой настоящей любовью.

Я помню, что ему было 30-40 лет и он был женат. На подбородке у него была ямочка и ещё одна появлялась на щеке, когда он улыбался. И тёмные брови. Мне больше всего запомнилась его манера запускать пальцы в волосы и приглаживать их, прохаживаясь неспешно по классу. Я очень часто наблюдал за ним так же, как иногда наблюдает за мной Роберт, и представлял, что он старается пройти рядом со мной. Когда он вызывал меня, то всё внутри переворачивалось от неожиданного внимания.

Я его очень хотел и проводил часы напролёт, сидя на кровати Майи, за игрой «Что было бы, если...». Что было бы, если бы он развёлся с женой и внезапно понял, что ему нравятся парни? Что было бы, если бы однажды я рассказал ему о своих чувствах, и он вдруг признался, что всегда считал меня особенным?

Так продолжалось большую часть учебного года, а потом в какой-то день после весенних каникул моя глянцевая мечта дала трещину, поначалу совсем маленькую.

Я начал замечать вещи, которые раньше упускал из виду. То, что его обувь была всегда изношена, а каблуки стёрты с внешней стороны, словно ему было плевать на свою внешность. То, что его ямочка на подбородке имела форму тёмной складки и была похожа на сосновое семечко, выпустившее корни в попытке закрепиться в сточных канавах, когда их долго не чистить. То, что от него всегда пахло чесноком. То, что клыки верхней челюсти были слишком длинными и что один из передних зубов был меньше другого. И хуже всего было то, что, когда он проводил пальцами по волосам, они топорщились, и создавалось впечатление, что они были грязными и засаленными.

Через какое-то время я уже задавал себе вопрос: «Что я в нём нашёл?». Я не только перестал следить за ним в классе глазами, но и прекратил поднимать руку. Когда он меня вызывал, мне даже тяжело было поднять на него взгляд.

В жизни не признаюсь ни единой живой душе, что я запал на Роберта. Сильно. Может, мне вспомнился старый учитель английского языка потому, что я наконец-то решился признаться себе в своих истинных чувствах? Я для Роберта такой же, каким был мистер Джекобсон для меня? И с Робертом будет то же самое, что и со мной? Страстное обожание сегодня, а завтра — знание всех моих недостатков до мельчайших подробностей?

После выпуска Роберта я собирался подойти к нему и пригласить погулять, как на настоящем свидании. Я подождал бы месяц или два, чтобы не возникло вопросов о наших отношениях «учитель-ученик». Знаю, что такое возможно. В конце концов, наша шестилетняя разница в возрасте — не такая уж и непреодолимая пропасть.

Согласится ли он? Или к тому времени я стану ещё одной влюблённостью из серии «И что я в нём увидел?»?

Роберт поступит в колледж. Познакомится с отличными парнями своего возраста.

Я откидываюсь на подушки дивана и смотрю на его фотографию. Роберт был прав: на его фан-странице есть много фотографий, доступных для скачивания, но эта фотография особенная. Это фото сделал я сам.

Кики рядом со мной сворачивается клубочком. От неё веет теплом и уютом, и я совершенно уверен, что сейчас мы с ней на пару вздремнём. Я целую её в макушку и снова смотрю на фотографию Роберта.

— Что думаешь, Кики? Полагаешь, что твой папа совсем глупый, раз влюбился в своего ученика?

Кики протягивает ко мне руку и хлопает по лицу липкими пальчиками.

— Глупый папа, — говорит она сонным голосом.

— Да, — отвечаю я мягко. — Я тоже так думаю, малышка.

Роберт

«Moo-llenniumCrunch» оказалось довольно интересным сочетанием ванильного мороженного с кусочками шоколада, карамели и тремя видами орехов. Мои двоюродные младшие братья и сёстры не очень любят орехи, но они не читают этикетки. Единственное, что они видят, это мороженное.

Тётя Уитни мерной ложкой наполняет их вафельные рожки мороженным, а потом исчезает в комнате отца. Ровно через одну минуту мороженное уже тает в раковине и рожки с мороженным забракованы сразу же, как были обнаружены нелюбимые орехи.

Мама разбирает оставшиеся продукты.

— Куда ты ходила сегодня утром? — спрашиваю я, одновременно пытаясь определить, что именно я сейчас жую: грецкий орех или фисташку.

— В «Таргет». Нужно было купить новый пылесос.

— А что случилось со старым?

Она раздражённо фыркает:

— Сегодня утром я решила пропылесосить у тебя в комнате и убрать с пола весь попкорн. Но Марк ударился пальцами о дверь твоего шкафа, и пока я охлаждала их под струёй холодной воды в раковине на кухне, Брайан нашёл спички. Похоже, он поджёг несколько спичек, а потом бросил их на пол в твоей комнате. Потом, видно, испугавшись, что ему влетит, засосал их пылесосом и мешок внутри загорелся. Думаю, что по крайней мере одна спичка ещё тлела.

— Ты шутишь?

Мама смеётся, но её смех звучит совсем невесело:

— Хотелось бы, Роберт. Правда, мне бы очень хотелось.

— Ты рассказала об этом тёте Уитни? — Брайан — её сын. Ему восемь лет и он — настоящий мелкий засранец.

— Рассказала. Она поинтересовалась у меня, о чём я думала, оставляя спички в местах, куда могут добраться маленькие дети.

Я хмыкаю:

— Это моя комната. Он поджёг мой ковёр?

Мама смотрит на рыбные палочки и закатывает глаза:

— Не думаю. Он огнестойкий. Но пылесосу конец. Чтобы погасить пламя, мне пришлось вытащить его на заднее крыльцо.

Придерживаю открытую дверь холодильника, пока мама впихивает внутрь пакеты и коробки с пиццей. Полки уже забиты сосисками в тесте, «куриными пальчиками» и детскими хлопьями.

— Они вообще когда-нибудь уедут?

Мама захлопывает дверь холодильника, опирается об неё спиной и складывает на груди руки. Она выглядит очень усталой. Мне кажется, что она заплакала бы, если бы были силы.