Мститель (СИ) - Рейн Карина

Я нервно хмыкаю.

— Это не в моих интересах.

Пару секунд он внимательно всматривается моё лицо и кивает.

— Верно. — Поднимается на ноги, натягивает пиджак и отходит к двери. — Я в техотдел, а у тебя пятнадцать минут. Закрою дверь, чтобы никто не вломился; тебе-то за это ничего не будет, а меня вышвырнут отсюда к чёртовой матери с волчьим билетом.

Я согласно киваю и развязываю узел на папке ещё до того, как за спиной щёлкает замок; пальцы нервно перебирают страницы, а глаза цепляются на угловатые размашистые буквы, среди которых в основном фигурирует моё имя. Сперва я даже не улавливаю смысл того, о чём читаю, пока взгляд не застревает на незнакомом имени. Перелистываю в начало и перечитываю заново, наверно, раз десять, прежде чем до меня доходит, что в заявлении и протоколе стоят не Олины инициалы.

У потерпевшей даже имя не её.

Твою ж мать…

Память тут же фотографирует имеющийся в заявлении адрес «потерпевшей», который не совпадает даже с районом, в котором живёт Оля сейчас.

Может, они переехали?

Пока мозг пытается переварить полученную информацию и не завернутся при этом в грёбаный узел, в замочной скважине двери вновь поворачивается ключ; словно специально отработанным движением захлопываю дело, на автомате завязываю тесёмки и плавным движением руки швыряю дело на стол — будто всю жизнь так делал.

На пороге замирает Калинин с таким видом, будто я в его кабинет влез глухой ночью и взломал сейф; захлопывает дверь и садится напротив.

— Ну что, узнал всё, что хотел? — спрашивает он.

Открыть рот не успеваю, потому как дверь вновь распахивается — без стука — и в проёме появляется мужчина в форме. На вид ему нет и сорока, хотя по седым вискам делаю предположение, что он или на самом деле старше, или немало в этой жизни повидал.

— Калинин, тебе очередное поручение, — громким басом подаёт голос… хм… подполковник, судя по погонам, и опускает на стол Валерия Андреевича ещё одно увесистое дело. — Так, а это кто?

— Племянник, — отмахивается в мою сторону Калинин и с досадой смотрит на папку. — Николай Степаныч, я итак этими поручениями завален по самое горло, — вспыхивает Калинин. — Поручите его кому-нибудь другому — Малышеву, например!

— Малышев пьёт, — нетерпящим возражений тоном заявляет подполковник.

— А я тоже пью! — Чёрт, мне стоит космических усилий сдержать ржач — Калинин ни разу не притронулся к спиртному в доме отца, потому что закоренелый трезвенник. — Вы знаете, КАК я пью? Малышев так не пьёт!

На лице полковника застывает выражение «можешь мне не заливать», на что Калинин тяжко вздыхает.

— Ну ладно, он пьёт… но работает-то хорошо!

— Работает хорошо, — поддерживает подполковник и тут же качает головой. — Выглядит плохо.

Едва за подполковником закрывается дверь, я вскакиваю на ноги.

— За помощь спасибо, но делать вид, что я пришёл с вами поболтать не стану, — серьёзно заявляю.

Калинин хмыкнул.

— Тебе и не надо. Это с отцом твоим мы на короткой ноге. Да и тем общих для бесед задушевных у нас с тобой нет. Так что всегда пожалуйста. Павлу Николаевичу «привет» передавай.

Киваю уже на ходу, выскакивая в коридор, даже не удосужившись попрощаться — надеюсь, Валерий Андреевич спишет такое поведение на моё невменяемое состояние, а не на невоспитанность, потому что вопреки собственному распиздяйскому характеру позорить отца я не собирался.

Где-то по дороге от входа в участок до машины я благополучно похерил свой боевой настрой, и сдулся, как лопнувшее колесо. Снова этот грёбаный первобытный страх уличить Олю во лжи — то, что она с семьёй переехала после «происшествия», казалось более закономерным, чем вера в то, что каким-то мифическим чудом в нашем городе материализовалась её до абсурдного точная репродукция.

Единственное, что не давало покоя — разные фамилии.

Только это заставило меня сесть в машину и выжать педаль газа до упора, взяв курс на спальный район на противоположном конце города.

Однотипные панельные пятиэтажки Южного микрорайона всем своим видом вгоняли в такую тоску, что хотелось послать всё нахер и свалить домой, но чёрта с два я в таком случае буду считать сам себя мужиком. Да и лучше быстрее покончить со всей этой канителью и либо возвращать строптивую девчонку с горящими глазами обратно в свою жизнь, либо давать заднюю, перематывать зажёванную плёнку и двигаться дальше.

Торможу возле нужного подъезда, пытаясь вычислить окна искомой квартиры, когда гаджет оживает в кармане пальто. Вытаскиваю на автомате и вижу значок пришедшего сообщения в общем чате. Открываю приложение с тяжёлым вздохом, ожидая увидеть там очередное нытьё Лёхи о том, какие мы все отстойные друзья или жалобы Костяна на меня — потому что я опять про что-то забыл.

И, чёрт возьми, оказываюсь прав по всем пунктам.

Пропускаю гневную тираду Шастинского о том, что он разнесёт дом моих родителей на атомы, если я не отвечу, и торможу на последнем сообщении.

«Даю тебе пять минут, сучий ты потрох, чтобы ответить! — грозится Лёха. — Я слишком зол, чтобы придумывать, как я это сделаю, но уверяю, я убью тебя!»

«Что, Шастинский, у тебя настолько оскудел лексикон, что ты реплики у Отелло воруешь?» — скупо выливаю раздражение.

«Тебя сегодня ждать вообще, или ты забил на нас большой и толстый?» — подаёт «голос» Костян.

Этот упрёк заставляет меня нахмуриться.

«Ты когда к своей Полине мчишься, не чуя земли под ногами, много помнишь о том, что где-то там, в заученном наизусть боулинг-клубе тебя ждут четверо друзей? Я так не думаю».

Примерно на пару минут чат умирает; первым в себя приходит Макс.

«А ведь ты практически клялся мне, что это только месть J… — Я буквально вижу, как Соколовский самодовольно хмыкает. — Теперь слушай внимательно: даже если сквозь ненависть ты что-то чувствуешь к ней — не будь конченным придурком и не борись с этим, потому что в итоге только ты потом будешь ходить с рваным куском мяса вместо сердца и проклинать всех нас в том, что ты безбожно тупил, а мы нихуя не сделали для того, чтобы поставить твои мозги на место!»

Дальнейшие попытки Лёхи воззвать к моей совести оставляю без внимания, потому что таких пламенных речей я от Макса никогда прежде не слышал. Даже когда мы вытаскивали Лёху с того света, и Соколовский подбадривал каждого, хотя сам держался на честном слове, я не чувствовал той ударной волны, которая сейчас вышибла весь воздух из моих лёгких. А всё потому, что я вынес из его слов ту истину, которая перекраивала все основы мироздания и законы притяжения на уровне фундамента.

Я влюбился.

И попросту подохну без неё.

На моё счастье в этих панельных домах домофона не было, потому что в голове было ноль целых, ноль десятых идей о том, что ответить на вопрос «какого чёрта я припёрся в их подъезд на ночь глядя».

«Не жила ли в вашей квартире девушка, которая написала на меня заявление?»

«Нет ли здесь точной копии Оли Озарковской-Измайловой?»

Ненавижу эту грёбаную взрослую жизнь со всеми её проблемами и осложнениями после них…

Торможу перед нужной квартирой с крепкой деревянной дверью и сразу жму на звонок, надеясь, что дверь мне откроет не какая-нибудь бойкая мнительная старушка, которая с радостью пересчитает мои рёбра бейсбольной битой или жахнет в задницу зарядом соли из двустволки.

А когда открывается дверь, я очень хочу отмотать время назад и надеяться на встречу с бабкой-совсем_не_божьим_одуванчиком.

Потому что передо мной стоит Оля.

Вот только теперь у неё на меня охеренно правильная реакция — неописуемо дикий ужас и шок.

— Как ты меня нашёл? — дрожащими губами спрашивает она.

— Охуеть… — срывается вместо ответа с моих губ.

И видит Бог — слово «охуеть» слишком мягко описывает ситуацию.

Пока мы как два дебила пялимся друг на друга, я пытаюсь высмотреть на ее лице то, что поможет разобраться в этом чёртовом клубке, который намотался вокруг моей жизни. Внутри включается чуйка, которая настырно пищит о том, что передо мной кто угодно, но только не Оля.