Твой шанс (СИ) - Климова М. А.

- Согласен. Но помни, что ты всегда сможешь обратиться ко мне за помощью, ведь мы по-прежнему родственники, - снисходительно сдаётся Борис и кивает в сторону Стаса. – Что делать с ним?

    Что делать? «Оставить здесь и забыть» – шепчет мозг, не отказавшийся ещё работать, и в противовес - «наказать» - кричит разбитое сердце. Отвлекаюсь на сбор вещей, чтобы не растечься слезливой лужей и не показать себя жалкой.

- Мне всё равно, - выплёвываю, не поворачиваясь. – Организуй мне билеты в Москву, желательно на самолёт.

    Мы садимся в машину, и я морально готовлюсь выносить дядю ещё несколько часов. По прилёту в Москву и после подписания дарственной на компанию, вычеркну его из своего будущего окончательно, а пока придётся потерпеть.

- Тай, не знаю, что наговорил тебе этот проходимец, но я всегда старался действовать в твоих интересах, - сразу, как только трогаемся, приседает на уши он. - Эти таблетки прописал психиатр, лучший на тот момент. Он меня уверял, что такая реакция нормальна, и только с ними ты сможешь избавиться от кошмаров и депрессии. Я не знал, что они наркотические. Я поверил специалисту.

    В голосе дяди столько раскаяния и переживания, что подсознательно я снова начинаю прислушиваться к его словам. Либо моё сознание слишком растерзанно и ему требуется хоть какое тепло, либо я круглая дура, поддающаяся елею Бориса.

- А к Александру присмотрись, - не замолкает он. – Твой папа мечтал породниться с Рохтерами, дня не проходило, чтобы он не говорил о вас с Сашенькой. Прочил его тебе в мужья, мечтал понянчить ваших детей. Сходи на свидание, развейся, да и Стасу, уроду этому отомстишь. А то он, скорее всего, думает, что ты убиваешься, страдаешь по нему, сидишь и ждёшь, когда пальцем тебя поманит.

    Всё перемешивается в голове. Папа, мечтающий породниться с Рохтерами, Стас, уверенный в моей никчёмности и ждущий, когда я приползу, слабость, тошнота и головокружение от пережитого стресса, дядя, смазывающий слова мёдом и вливающий в мои уши. Кажется, жёсткость, суровость, бескомпромиссность, властность, наследуемые из поколения в поколение, впитавшиеся от отцов и матерей, остались там, в номере, а на заднем сидении автомобиля, несущегося в аэропорт, снова сидит маленькая девочка Тая, прыгающая под дудку дяди и молчащая в уголок.

    В самолёте отключаюсь и, в какой-то прострации, добираюсь домой. Речи Бориса зудят, словно мухи, залетая и нервируя мозг. Силы кончились где-то между Анапой и Москвой. Желание остаться одной и закрыться от реальности мощнее аккуратного давления родственника, и я вспоминаю о жёсткости, как только машина заезжает во двор.

- Вещи и документы можешь забрать завтра, - берусь за ручку и слегка делаю разворот головой. – Сегодня я хочу остаться одна.

    Дядя зависает, отрывает рот, чтобы произнести проникновенную речь, или обложит меня матом, но я отсекаю его недовольство хлопком двери и спешу скрыться в родных стенах. Дома всё по-прежнему. Тёмные стены, обитые панелями и тканью, массивная мебель из ценных пород дерева, зелёные, тяжёлые портьеры. Всё, как нравится дяди, но совсем не устраивает меня.

    При родителях в доме было светло. Занавески с райскими птицами, скатерти, расшитые гладью, светлая мебель и цветные подушки, стены пастельных тонов. Мама любила лёгкость, а папа не придавал важности дорогому интерьеру. Через месяц после их смерти дядя заменил лёгкость на это.

    Решаю включить в договор расходы на ремонт и поднимаюсь к себе, отрезая сегодняшний день. Горячий душ шпарит нещадно, смешиваясь с солью слёз и смывая потоки грязи в слив. Жаль, что туда нельзя смыть боль, разъедающую душу. Сползаю на дно, подтягиваю к груди колени и даю волю истерике, воя в голос и оттягивая волосы. За что он так со мной? Как можно было клясться в любви и подсчитывать в уме вырученные деньги? У него и стояло, наверное, не на меня, а на цифры в договоре.

    Завернувшись в полотенце, ложусь на кровать, ощущая тяжесть и опустошение. Что-то сломалось внутри, обсыпалось и протянулось ядовитым осадком по венам. Отомщу, соблазню Рохтера, докажу, что не слабая, и уеду в кругосветное путешествие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 33

Таисия

    Стою перед зеркалом и не нахожу ничего от Таисии Звёздной. В отражении незнакомая кукла, которыми забиты страницы модных журналов, которую хотел видеть дядя, которая должна была выйти из-под Стаса, но нарисовалась только под кистью злости и желания отомстить. Да. Именно отомстить.

    Два дня, после возвращения, я металась между бессмысленным рассматриванием потолка в своей комнате и срыванием со стен шёлка, так любимого Борисом, предпочитающего окружать себя роскошью. Вот что ему мешало оклеить стены обоями, или запаковать всё в фактурную штукатурку под покраску. Попробовал бы сам снимать дорогую тряпку, расползающуюся на волокна. Хотелось выплеснуть злость, разочарование, тоску, одним рывком избавится и от настенного покрытия, и от разъедающей пустоты внутри, а тут долбанный шёлк, который приходится выдирать по нитке.

    На третий день пустота и тишина оглушили до такой степени, что готова была сама лезть на стену и прикидываться абстрактным пятном, привнося в интерьер немного пастельных красок, потому что оттенок моей кожи варьировался от молочно-белого до нежно-мятного.

    Были бы у мня подруги, одиночество, возможно, не угнетало с такой силой, а тут, спасибо дяде, некому даже позвонить и поныть в жилетку, размазывая кусок торта по белоснежной тарелке. Можно, конечно, выйти на работу, но к такому активному контакту я была ещё не готова, да и там всё напоминало о Строгове.

    Четвёртый день посвятила самоедству и осознанию своей никчёмности, как женщины, в полной мере. Как можно соблазниться таким чудом в мешковатом комбинезоне с неприглядной гулькой на макушке? Я же так похожа на маму, а она всегда могла себя преподнести так, что партнёры отца пускали по ней слюни. Что же я с собой сделала, раз позариться на меня можно только за деньги? И в подтверждение моих мыслей Стас не пытался со мной связаться все эти дни. Пустые слова о любви, о бессмысленности жизни без меня. Живёт же и радуется, наверное, что избавился от проблемной мыши, не поддающейся дрессировке.

    Пятый день прошёл под лозунгом «Опустоши дядькины запасы спиртного», хотя все нормальные люди делают это в первые два дня, но я, как оказалось, не отношусь к нормальным, раз меня так воспринимают окружающие. После третьей стопки чего-то жутко огненного, пошла стадия выяснения отношений. Собиралась позвонить Стасу и высказать всё, что думаю о нём, просветить твердолобого сухаря в том, что он конченный мудак, но произошла небольшая оказия, как всегда со мной бывает, - только сейчас, спустя пять дней, обнаружила отсутствие телефона, который держала в руках последний раз до приезда на море.

    Поговорив с умным человеком, отражающимся в зеркале, рассказав ему о своих бедах и запрокинув ещё пару стопок, уснула на ковре, обнимая ножку стула. Говорят, сон алкоголика короток и чуток. Насчет чуткости не знаю, но то, что он ещё наполнен вязкими кошмарами, могу заверить точно. Адская ночь, разорванная на множество сегментов, перемешанных с болезненными пробуждениями и картинками прошлого, растасованными в хаотичном порядке. А самое главное, столько мои ноги не бегали в жизни.

    Утро запомнилось страшным сушняком, тошнотой и стаей дятлов, поселившихся в голове. Не слышала, чтобы дятлы собирались в стаи, но мою черепную коробку проверяла на прочность именно она.

    Шестой день ничем примечательным больше не выделился, а вот на седьмой пришло переосмысление. Хватит жалеть себя, консервировать в четырёх стенах и засаливать в собственных слезах. Никто не оценит моё гнобление и самовольное заточение в башне. Пора менять жизнь, меняться самой и прогибать окружающий мир под себя. Слишком смело, амбициозно, но, хотя бы, первых два пункта надо выполнить.