Колени подгибаются от недоверия, возмущения и облегчения. И через секунду я уже в его объятиях, смеюсь, рыдаю и пытаюсь понять, можно ли его побить или у него есть какие-то повреждения, которые и так причиняют ему боль.
- А это тогда кто? – я всхлипываю, и тычу в пальцем в забинтованного мужчину справа.
- Это двухместная палата, других не было, а они отказались отпустить меня и положили на несколько часов сюда после МРТ и рентгена. Понаблюдать, - пожимает плечами Дима.
- Я думала это ты. Секретарь сказала, что ты в больнице, - я закрываю лицо руками и ожесточенно тру его. Конечно же, это нервное. Какое же еще.
- Я оставлял ее телефон как контактный для таких случаев, - согласно кивает Дима. – Мой они забрали сразу, даже позвонить тебе не успел.
- Да черт с ним, с телефоном. Я так испугалась, думала, поседею, пока сюда ехала. Никаких подробностей по телефону! А мы с Аней как раз обсуждали, почему Лёша затаился. Это же был он?
- Это была пара крепких ребят, которые передали от него привет. Ты заметила, он все время передает приветы? Просто идиотская привычка, - Дима как-то неосторожно дергает губой и хмурится, видимо, сделав себе больно.
- Он написал мне сообщение. Интересно, его можно использовать в суде? Наверное, нет… Что у тебя с повреждениями? – задаю я кривой и некрасивый вопрос, но он понимает о чем я.
- Все нормально. До свадьбы заживет. Так, трещина в ребре, ушибы, синяки, ничего страшного. Даже сотрясение мозга не подтвердилось.
- Я тебя люблю, - вдруг выдаю я. Мне почему-то очень нужно это сказать ему, вот в эту секунду, уверенно и твердо, потому что я в этом теперь абсолютно уверена. Теперь я понимаю, почему в ромкомах часто используют трюк с признаниями в любви, когда герои думают, что самолёт падает. В последний час я, как будто, падала вместе с этим самолетом.
- Я тоже тебя люблю. Все будет хорошо.
Мы еще долго обнимаемся в палате, потом в коридоре, на посту старшей медсестры и на самом выходе. Я больше не хочу его отпускать. Никогда.
А компромат я солью всем известным мне должностным лицам, журналистам и Санниковым-старшим. Завтра.
Никто не имеет права покушаться на моё.
Глава 34
Все-таки решаюсь сделать то, что задумала.
Зря Лёша считал, что у меня нет друзей, ведь у меня их много и почти все они не просто классные люди, но еще и полезные. У меня есть и звездный кондитер, и знаток черного рынка, и блоггер-миллионник, и компьютерный гений, и популярный журналист.
Но сегодня я очень рада, что среди моих друзей есть еще и следователь.
Конечно, я бы рада сказать, что прямо следующий день начинается с тысячи пропущенных от Лёши и проклятий в сообщениях, но жизнь течет значительно медленнее, чем показывают в сериалах или пишут в книгах.
Так что тысячу пропущенных и отборные проклятия я получаю только спустя две недели.
К этому моменту я уже морально готова, Дима уже почти выздоровел и практически огурец, не считая трещину в ребре, но она вообще заживает недель за шесть, а то и восемь. Так что всё по плану. А пока я нахожу удовлетворение в том, что все время делаю ему замечания. Не поднимай тяжелого, Дима. Тебе нельзя напрягаться, Дима.
Он сначала терпел, а теперь очень смешно взрывается от этих комментариев. Но я знаю, как загладить вину, и успешно это проделываю почти каждый вечер.
В любом случае, мы наняли охрану от греха подальше, так что каждое утро с нами в машине ездит вооруженный человек, то довольно долго меня нервировало. С другой стороны, это почти что гарантия, что еще парочка безымянных качков внезапно не появятся в темной подворотне.
- Смотри-ка, началось, - я показываю телефон Диме, и он присвистывает от количества пропущенных звонков.
- Надо же, как ты ему хвост прищемила. Что ж там было такого, в твоем компромате?
- Ничего особенно страшного я Кузнецову не отдала, просто удар по репутации Лёши и его родителей. Уголовки там нет, если ты об этом. Но туз в рукаве я себе оставила, - нервно улыбаюсь.
Конечно, в документах для Антона, того самого следователя, я не показала ничего непоправимого, но я все еще не понимаю, как Лёша мог быть таким беспечным и оставить доказательства против самого себя на виртуальном диске. Это же облако! Вон даже откровенные фото звёзд в сеть выкладывали, их облачные хранилища взламывали, весь мир тогда гудел. А тут просто на блюдечке с золотой каемочкой.
Телефон вспыхивает номером Людмилы Санниковой, Лешиной матери и я решаю взять трубку.
- Алло, - я отвечаю твердо и громко, по крайней мере, говорю себе именно это, хоть и очень нервничаю.
- Алиса, это Людмила. Мы получили неприятные известия и хотели бы прояснить, как такое могло случиться, - голос матери моего бывшего жениха такой спокойный и холодный, что меня и саму бросает в дрожь.
- Хорошо. Если кратко, мы с вашим сыном расстались. Он приложил все усилия к тому, что бы лишить меня работы. Дважды присылал ко мне на работу проверку и людей в масках. Он угрожал мне. Нанял людей, которые избили моего мужчину. Я несколько раз просила его остановиться, но это не сработало. Я звонила вам и Аркадию Семеновичу, но никто из вас не взял трубку и не перезвонил. У меня не осталось другого выхода.
Я перевожу дыхание, ожидая, что смогла донести до Людмилы хоть часть несправедливости в это ситуации, но допускаю ошибку.
- Я думала, ты умная девочка, Алиса, и это просто недоразумение, - цедит она.
- А я думала, что Лёша здравомыслящий мужчина, а его родители помогут донести до него простую истину – меня нужно просто оставить в покое. Я не хочу воевать. Я просто хочу спокойно жить дальше.
- Слишком поздно для спокойной жизни, не считаешь? – раздраженно произносит она, а меня просто взрывает от несправедливости. Вот это семейка!
- Людмила, мы же взрослые люди. Пожалуйста, предостерегите сына от опрометчивых шагов. У меня есть, чем еще его удивить, и это удивление может продлиться долго. До пяти лет. Вы уверены, что вам всем это нужно?
На той стороне виртуального провода повисает тяжелое молчание. Я тоже молчу, в напряжении сжимая зубы. Этот разговор оказался ее неприятнее, чем я могла бы себе представить.
- Маленькая дрянь, - выплевывает Людмила через несколько секунд.
- Если со мной что-то случится, все документы попадут к следователю, журналистам и парочке очень интересных людей. Повторюсь, я просто хочу жить спокойно и никогда больше не стакиваться с вашим сыном.
Едва я договариваю последние слова, в трубке слышатся короткие гудки. Я перевожу дыхание и закрываю лицо руками. Ох, как будто играла на дудочке перед огромной коброй.
Дима, который все время стоял в паре метров от меня, подходит поближе и молча обнимает меня за плечи.
- Она могла бы стать моей свекровью, - я смотрю в пространство перед собой невидящим взглядом и качаю головой. Это что-то невероятное. Эта женщина – верховный судья, свирепый хищник и очень злой, опасный противник. Она могла стать частью моей семьи, бабушкой моих детей. Это просто до чертиков страшно.
