Игры мажоров. Хочу играть в тебя (СИ) - Ареева Дина

— Почему, Мари? — кажется, он не верит. — Ты такая красивая.

— Я уже сказала, почему, — вымученно улыбаюсь, — я была влюблена, но он меня предал.

— И ты до сих пор его любишь? — голос Саймона звучит совсем отстранено. А у меня уже нет сил лгать.

— Не знаю, наверное, — шепчу, глотая слезы, — хоть ему это не нужно. Да и мне тоже. Я запуталась, Саймон...

— Ты уверена, Мари? Ты не передумаешь? Это твое окончательное решение? — фразы звучат как сухие щелчки. — Ты точно не хочешь дать мне шанс?

— Я не могу, Саймон, — я уже не сдерживаю слез, — и не хочу терять тебя как друга. Но если я не полюбила тебя, то уже не полюблю.

— Это... Это неправильное решение, Маша, — под моими руками напрягаются мышцы, парень так сжимает челюсти, что желваки на лице ходят ходуном.

Вскидываю голову и с удивлением смотрю на Саймона.

— Как ты меня назвал?

— Маша. Тебя же так называет Топольский?

— Ты можешь называть меня как хочешь... — говорю осторожно, не выдерживаю и снова беру его лицо в ладони. — Ты больше не будешь моим другом, Саймон?

Он закрывает глаза и застывает на некоторое время. А когда открывает, передо мной снова тот же вежливый и предупредительный Саймон. Мой друг.

— Конечно буду, малыш, — говорит он с улыбкой, отнимает мои руки и опускает вниз, — я все понимаю. Конечно, нельзя в первый раз без любви. И я помогу тебе, можешь не сомневаться. Ты всегда сможешь на меня рассчитывать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 17

Маша

То, о чем в общих чертах говорил Саймон, через несколько дней в подробностях описывает Оливка. Мы с ней решаем устроить в комнате генеральную уборку в выходной день. Я натираю стекло салфеткой, а Оля моет пол и передает мне все, что ей под большим секретом рассказала одна из подружек.

Ее мама работает в клинике, где лежит Лия, то есть я узнаю информацию из первых рук.

О том, что у Лии множественные переломы и ушибы, я знаю от Саймона, а вот то, что она постоянно плачет и просит Никиту прийти, рассказывает Оливка.

— И что, он приходил? — делаю вид, что интересуюсь между делом, а сама уже скоро протру в стекле дыру.

— Нет, не приходил, — трясет кудряшками подруга, — адвокаты приходили. А вот с мамой Лии он встретился.

— Да? — незаметно увеличиваю площадь воображаемой дыры. — Интересно, зачем?

— Этого Сабина не знает. Сказала только, что Кит приехал в клинику, дождался ее маму, и они уехали. Их долго не было, потом он ее обратно привез.

— Может, ездили за вещами Лии? — выдвигаю предположение.

— Может, — пожимает плечами подруга. — Но Саб говорила, что попрощались они приветливо.

— Еще скажи, мило, — бубню я.

— Нет, не мило. Просто спокойно. Мама Лии тоже много плачет, но Сабина говорит, что она не считает Кита виноватым.

— А почему приехала только мама? Я слышала, у Лии отец какой-то крутой бизнесмен?

— Да, он очень занят, поэтому не смог приехать.

— Зашибись. Дочка чуть не умерла, а он занят.

Оливка снова пожимает плечами. Моя подруга очень добрая и для всех находит оправдание.

Пока она меняет воду, я обдумываю услышанное. Оливка не слышала, как Никита и Лия ругались в ее комнате. Она не знает, что у Лии была отдельная спальня, что они не спали с Никитой. И тем более не знает, что Лия девственница.

Наверняка об этом и сказал Топольский маме Лии, когда привез к себе домой, чтобы она забрала вещи своей дочки.

— Оля, — зову подругу, когда она возвращается, — а про браслет он ничего не говорил?

— Нет, ты что, — качает головой Оливка с испуганным видом, — они же там подписывают что-то. И Кит, и Лия. Я слышала, Кит в полиции рассказал, что они встречались, потом он предложил Лие расстаться, а она не хотела. Адвокаты тоже продавливают эту версию. Если бросил парень, разве это преступление?

— А что ребята говорят? — спрашиваю совсем незаинтересованно. — Почему она прыгнула с крыши? Чего хотела добиться?

— Так у них только на триместр договоренность работала. Даже не до конца года. Все знали, что Кит ее выставит из дома еще до Рождества.

Пока Оливка говорит, я чувствую себя полным дном. Я совсем не сочувствую Лии, ни капельки, хотя ее как раз можно пожалеть.

Но я не жалею, я ревную. Все равно ревную несмотря на то, что Никита не спал с ней, что между ними ничего не было больше кроме той сцены, которую я видела.

То, как он поцеловал ее руку, не дает мне покоя. А еще слова, в которых ясно проступало адское чувство вины.

«Лия в меня влюбилась... Я сам с ней разберусь, не лезь...»

В груди жжет и горит от ревности и обиды. Мне даже дышать тяжело, отворачиваюсь, чтобы сморгнуть с ресниц влагу. Не хочу, чтобы Оливка заметила, она точно пристанет с расспросами.

А что я ей скажу? Уже наговорила Саймону, теперь сама хожу мучаюсь.

Неужели это правда, и я до сих пор люблю Топольского? Нет, я не хочу. Я больше не вывезу. Он считает меня грязной и недостойной его любви, значит, такой для него и буду.

Но в груди от этого болеть не перестает. Мы заканчиваем уборку, Оливка собирается на вечеринку, а я сажусь за ноутбук. На завтра надо подготовить доклад, где у меня еще конь не валялся.

***

Подруга давно убежала, а я без толку просидела все это время, тупо глядя в экран и не разбирая ни одного слова. Раз десять уже прочитала предложение, а смысл понять не могу.

Полное дежавю. Так уже было, когда я только пришла в лицей и увидела Топольского. Но сейчас я не могу допустить, чтобы пострадала учеба. Тем более из-за этого предателя!

Надо отвлечься. Закрываю крышку ноутбука, натягиваю толстовку и выхожу в коридор. Ощущение, будто общага вымерла — вечеринка в другом крыле на втором этаже. Все толкутся там.

Подавляю порыв набрать Саймона и позвать на пробежку. Не стоит, мы не поссорились, но он пока держит дистанцию. Я его понимаю, парень получил отказ, для любого это щелчок по самолюбию.

Но и лелеять чувство вины я не собираюсь. Я виновата только в том единственном поцелуе, а остальное это личная проблема Саймона. Я не должна соглашаться встречаться с ним только потому, что он в меня влюбился.

Он взрослый парень, сказал, что справится, значит, справится.

Выхожу на дорожку, но пробегаю метров десять и замечаю, что на правой ноге развязался шнурок. Приседаю, чтобы его завязать, и вдруг слышу со стороны стадиона громкий крик:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Демон! Демон, стой! Да подожди ты...

Шокировано замираю, потому что точно знаю, кому принадлежит голос. Из-за ровного ряда кустарников мне не видно, кого зовет Никита, но интуиция не просто подсказывает, она вопит.

Упираюсь ладонями в траву, осторожно выглядываю из-за куста и столбенею. Кажется, мое сердце так гулко ухает в груди, что они сейчас меня обнаружат.

Они — это Никита Топольский и Демон Демьян.

Глава 17-1

Они знакомы. Господи, какая же я дура. Наивная и глупая. Делилась с Демоном тайнами, которые для него никакими тайнами не были.

Но откуда они знают друг друга, если Никита все это время жил в Лондоне, а Демьян в соседнем жилом комплексе?

Может они раньше познакомились? Но почему тогда я ни разу не видела его с Никитой?

Внезапно приходит мысль, от которой неприятно холодеет в груди.

Неужели Демьян был в компании Топольского в тот раз, когда я приходила в ночной клуб? Я ведь тогда так волновалась, что никого не замечала. А потом точно так же ничего вокруг не разбирала от отчаяния и боли, когда Никита в открытую меня проигнорил.

Хотя, конечно, чтобы не заметить парня в инвалидном кресле, надо совсем ослепнуть. С другой стороны, он мог приехать позже или просто не быть в тот момент в кабинете. Возле бара, на танцполе, где угодно.