Счастье в 50. Драмы больше нет (СИ) - Евгеника Мара

Назар слушает меня внимательно. Улыбается. Его глаза светятся одобрением. Хотя…

В некоторые моменты замечаю, что он слегка хмурится.

– Муза, это прекрасно, – Орлов старается говорить мягко, но в его голосе слышны нотки тревоги. – Только, пожалуйста, не забывай, что ты в положении. И тебе нужно беречь себя и малышку.

– Спасибо! Буду помнить, – отвечая, чувствую, как мой голос меня предает и глаза наполняются слезами.

Стараюсь держаться и незаметно стряхиваю с ресниц капельки.

Орлов смотрит на меня внимательно с мягкой улыбкой. Но…

В его глазах читается грусть, будто он вспоминает что-то давно забытое, но всё ещё болезненное.

– Назар, ты действительно необыкновенный для меня человек. Мне очень приятны твоя забота и участие в моей жизни. Если честно, с тобой я перестала чувствовать себя одинокой и не нужной.

– И это хорошо, Муза, потому что на самом деле я не хочу, чтобы ты чувствовала себя одинокой. – он отвечает тихо, спокойно, уверенно.

И все же я улавливаю в его тоне нотки сожаления.

– Я знаю, каково это – потерять, разочароваться, разбиться о боль и горе.

Молчу, чувствуя, как его слова проникают глубоко в мое сердце, обволакивают меня, даря забытые ощущения легкости и радости.

– Ты заслуживаешь счастья, Муза! – Назар говорит так искренне, что не верить ему невозможно.

– Да, я хочу снова стать счастливой, – выдыхаю в унисон тону Орлова.

– Вот и здорово. Давай и поможем друг другу найти его это счастье, – предлагает Назар уверенно с нотками нежности в голосе.

Слушая его чувствую, как внутри меня поднимается вопрос, который я уже как-то однажды задавала ему.

Подумав немного, поворачиваюсь к Орлову, внимательно смотрю на него и спрашиваю:

– Назар, зачем тебе пятидесятилетняя, беременная от другого мужчины женщина? Любая другая молодая и фертильная была бы счастлива быть с рядом тобой, родить тебе детей.

Он смотрит на меня, и в его глазах вижу сокровенное и настоящее.

– Дети – это счастье, Муза. Я хочу быть счастливым. И мне не нужна любая. Даже молодая и фертильная, – слова Назара звучат так искренне, что я чувствую, как моему сердцу становится тепло, потому что внутри меня начинает таять лед.

Орлов подвозит меня к дому. Открываю ворота, чтобы он въехал на территорию, подальше от любопытных глаз соседей.

Назар помогает мне выйти из автомобиля.

Снова долго смотрит на меня, словно что-то хочет сказать, но не решается.

Через время выдыхает и произносит:

– Муза, я на некоторое время опять уеду в командировку. Если возникнут проблемы или какие-то непредвиденные ситуации, или вопросы, звони безотлагательно Петру.

– Спасибо, Назар, – отвечаю очень тихо, чувствуя, как предательницы слезы подступают к ресничному ряду. – Буду ждать твоего возвращения, а еще сообщений. Пусть всего в два слова: “Все хорошо”.

В этот момент Орлов притягивает меня к себе за плечи и обнимает.

Его объятия крепкие, надежные, горячие. И мне очень приятно и комфортно в руках и у груди чужого мне мужчины. И главное…

Я слышу четкий и ровный ритм его сердца и понимаю: драмы больше нет!

– Будь аккуратнее, – шепчу на прощание.

– Я скоро вернусь, Муза, – отвечает мне Назар, целуя мою руку.

Наклоняюсь к мужской голове и вдыхаю его запах, чувствуя, что тепло и аромат еще долго будет со мной.

И в этот момент я понимаю, что, несмотря на все сложности, все будет хорошо…

Глава 35

До дня боя курантов осталось совсем мало времени. Я сижу в кафе и думаю о том, что елка, которую мне привез Назар, так и стоит на улице в сугробе.

Понимаю, что в этот раз нет у меня настроения ни для елки, ни для праздника. Но…

Солнечный свет, золотистый и навязчиво-яркий, что льётся через высокие панорамные окна, играя бликами на столе, будто насмехается над моим смятением.

Слежу за игрой света, сжимая в пальцах теплую чашку латте. Смотрю на картинку кофейной спирали на поверхности напитка и думаю, что она, как мои сжатые в комок нервы.

Запах кофе, который обычно меня успокаивает, сегодня мне кажется слишком резким. Еще и лёгкий, ванильный шлейф дорогих духов моего адвоката Виктории Вишневой, раздражая меня, подчёркивает, насколько я сейчас “не в своей тарелке”.

– Муза Анатольевна, не переживайте…

Виктория аккуратно кладёт передо мной папку с документами, её маникюр блестит под светом люстры.

Голос Вишневой ровный, как поверхность озера в безветренное утро, но в её глазах читается тревога.

– Сегодняшнее судебное заседание, на мой взгляд, прошло отлично. Все складывается в нашу пользу. Карпович проигрывает.

Киваю, но внутри меня – буря.

И не из-за суда, не из-за этих бесконечных бумаг… Из-за НЕГО. Из-за Орлова.

Мои пальцы сами тянутся к телефону, будто ища спасения. Сообщение от Назара горит на экране: “Муза, береги себя и малышку. Пиши мне. Переживаю за вас”.

Всего несколько слов. Сухих, скупых. Но я “чувствую” их. Прямо сейчас ощущаю, как генерал сжимал телефон, прежде чем отправить сообщение, как его он останавливал себя, хотя хотел написать больше. Но… Не смог. Не стал торопиться…

Отвечаю, и буквы плывут перед глазами: “Спасибо! Я тоже переживаю за тебя. Береги себя!”

И тут же – вибрация. Новое сообщение от Назара: “Ты точно в порядке? Если что-то случится – сразу звони.”

Читаю сообщение генерала в дцатый раз. Сжимаю пальцами телефон так, что под подушечками возникает ощущение треска стекла.

“Чужой мужчина обо мне заботится. А тот, с которым я прожила всю жизнь – нет”, – и этой мысли мое сердце сжимается до размера грецкого ореха и у меня во рту появляется горечь.

С ощущением этой горечи возвращаюсь в клинику. Сев на диван в своем кабинете, пью маалокс и глажу разбушевавшуюся малышку.

Впервые за все годы светлые стены давят на меня, как саван, обволакивая со всех сторон, не оставляя ни единой лазейки для побега.

Немного придя в себя и купировав изжогу, иду на прием, который мне все тяжелее вести. Резкий запах антисептика жжет ноздри, напоминая, что здесь нет места слабости, что любая дрожь в пальцах, любой срыв голоса – признак некомпетентности.

Перед приемом первого пациента некоторое время сижу за столом, стиснув зубы и заставляя себя сосредоточиться.

Вернувшись уже вечером в свой кабинет, пью ромашковый чай и заполняю документы, но цифры и строки от усталости сливаются в одно серое пятно, пока...

– Муза…

От работы меня отрывает голос: низкий, привычный, как старая рана, которая никогда не заживёт.

Узнаю его сразу, даже не поднимая головы.

По моему телу пробегает нервная дрожь и рассыпаются мурашки – не от страха. Нет…

От чего-то более острого, болезненного и ядовитого.

Поднимаю глаза и вижу Карповича. Он стоит в дверях. Его пальцы до белых костяшек сживают портфель, будто это не кожаный аксессуар, а глиняный, который он вот-вот раздавит в пыль.

Лицо Дениса напоминает каменную маску. И только глаза…

В его глазах арктический холод, злоба и раздражение, словно он уже продумал каждый следующий шаг, каждое слово, которое заставит меня сломаться.

– Нам нужно поговорить, – чеканит каждое слово Карпович.

Сижу без движения, будто приросла к креслу попой и ногами к полу.

Мое сердце бешено колотится в висках, глухо, как барабанная дробь перед расстрелом.

– Я не собирался разводиться, – говорит Денис спокойно, но в каждом его слове – сталь. – И уж тем более делить что-то.

Сжимаю кулаки до боли. Ногти впиваются в ладони.

– Поздно, – мой голос тише шепота, но в нем все равно слышны уверенность и сила.

Карпович делает шаг вперед. Воздух между нами сгущается настолько, что его можно потрогать рукой.

– Муза, ты серьезно думаешь, что в нашем возрасте ребенок – это нормально? – его голос шипит, как раскаленное железо в воде. – Нет, Муза, это проблема.

Волна ярости на меня накатывает так резко, что перехватывает дыхание. Как он смеет?!