Невеста Дьявола (ЛП) - Райли Селеста

Поездка обратно на склад была короткой, и в моей голове роились ненужные мысли обо всем, что произошло с отцом Ирины. К тому времени как я опускаюсь на черный вращающийся стул в офисе, в моих жилах бурлит ярость, которую я не могу понять.

Николай сидит на стуле напротив, скрестив ноги, а кончик ножа балансирует на большом пальце. Он задает вопрос, изогнув темную бровь,

— Как все прошло?

По правде говоря, все прошло хорошо. Может быть, вначале и казалось, что Маттео одержит верх, но я ушел, переломив ход встречи в свою пользу. Оставив его стоять на месте, как маленького испуганного ребенка с дрожащими губами. Но это еще не конец. Чертова погоня не окончена. Они все еще держат меня на прицеле с этим гребаным видео.

— Черт! — Мои кулаки обрушиваются на стол, и серебряный нож падает с большого пальца Николая на пол с громким стуком. Его смех отражается от стен, и он наклоняется вперед, подбирая нож.

— Только не говори, что все было так плохо?

Мои пальцы перебирают волосы.

— Совсем наоборот, Николай. Маттео до смерти напуган и готов на все, лишь бы я не вырвал горло его дочери.

— Значит, он постарается не злить тебя.

— Да.

Он крутит нож, и с его плеч слетает небрежное пожатие.

— Это должно заставить тебя чувствовать себя хорошо, не так ли?

— Да, мне должно быть хорошо.

Николай роняет нож.

— Но?

— Но Маттео не босс, умник. — Я потираю лицо, откидываясь на спинку стула. — Он в затруднительном положении, старику все еще есть перед кем отчитываться, и этот кто-то шантажирует меня. Неужели ты не понимаешь, Николай? Эта война не закончится, пока я не раздавлю чертов «Феникс» у себя под ногами.

На его лице появляется ленивая улыбка.

— Хороший план.

Я сужаю на него глаза.

— Я, блядь, знаю, что это хороший план. Черт, это единственный план. В конце концов, мы останемся в выигрыше.

— Конечно, — медленно кивает он, покачивая лодыжкой на колене. — Но сейчас этого не происходит, поэтому будет более продуктивно, если ты займешься неотложными делами.

Если и есть человек, который может смеяться посреди уличной драки или облизывать рожок мороженого, пытая пленника в подвале, так это Николай.

На моем лбу образуется складка, и я озабоченно качаю головой.

— Разбираться с организацией «Феникс» — это непосредственное дело, Николай. О каких еще делах ты говоришь?

Он почесывает под локтем, потом подбородок и закатывает глаза.

— Я не знаю. Саша? — Он наклоняется вперед, на его лице появляется серьезное выражение. — Алексей, она в бешенстве. Она встречается с членами гребаной Братвы, чувак. Мужчины начинают задавать вопросы. Ее надо остановить, может, на поводок посадить или еще что?

Я должен был догадаться, что Саша будет больше стремиться устроить шум, чем сделать что-то полезное. Но я говорю:

— Это подождет. У меня есть дела поважнее мачехи.

Николай не выглядит убежденным. Он считает, что она причинит еще больше вреда, если ей дать больше времени, но я уверен: Саша — наименьшая из моих проблем. Чтобы приручить ее, многого не потребуется.

Некоторое время мы сидим в тишине, не слушая ничего, кроме слабого гудения кондиционера, подключенного в углу, и приглушенных звуков работы мужчин за пределами офиса.

Стул скрипит под его весом, когда он крутится, а серебро на лезвии сверкает, когда он ковыряет им ногти. Его глаза прожигают дыры по бокам моего лица, и я открываю глаза.

— Что?

— Ничего.

Я сверкаю глазами.

— Ты смотришь на меня так, будто у меня что-то есть на лице.

В его горле раздается глубокий смех, а адамово яблоко подрагивает, когда он говорит.

— У меня такое чувство, что тебя гложет что-то другое, и это не имеет отношения ни к «Феникс», ни к Саше.

Меньшего мне и не следовало ожидать. Если не считать его способности быть крайне разрушительным и сумасшедшим, Николай также очень хорош в чтении языка тела, улавливании скрытых сигналов и способности выяснить все до мельчайших деталей. Не хочется признавать, что он прав.

Есть более насущные проблемы, чем любопытная мачеха и шантажирующие придурки. У этой особой заботы есть губы, которые я мог бы целовать днями, волосы, которые так и норовят намотаться на кулак, и глаза, которые смотрят мне прямо в душу.

Я помню все с предыдущей ночи: страх, плавающий в этих глазах, когда она заметила кровь на моей рубашке. Она была напугана, и это сильно отличалось от того страха, который преследовал ее отца, когда он смотрел на меня. Этот был наполнен разочарованием и чем-то еще, чем-то более глубоким, что я не хотел осознавать. От этого у меня болит голова и я чувствую себя хуже, чем в дерьме. А я ненавижу чувствовать себя дерьмом.

Я простонал.

— Это твоя жена с солнечной улыбкой, не так ли? — Николай насмехается с блеском в глазах.

Я опускаю голову на руки. Шум снаружи стихает, и мы остаемся с гудящим кондиционером.

— Ты должен заниматься своими гребаными делами.

— Может, я могу помочь?

Я ничего не могу с собой поделать, я смеюсь и смотрю на него сквозь пальцы.

— Что, потому что у тебя вдруг появился двадцатилетний опыт работы в этом отделе?

— Нет. — Он качает головой. — Может, я и гребаный дилетант, но, по крайней мере, я лучше тебя. Я смотрю фильмы и знаю, что женщины любят всякую хрень: шоколадки, цветы, любовные записки. Ладно, можешь не рассказывать мне, как ты облажался, потому что я знаю, что ты облажался. Это не мое гребаное дело, как ты сказал. Но я готов поспорить на сто тысяч, что если ты сделаешь это — подаришь ей цветы и шоколадки, — то все будет в порядке.

Я зыркнул на него. Может быть, на этот раз он действительно сошел с ума.

— Ладно, твое время истекло. — Я указываю на дверь. — Пора уходить. Ты сказал достаточно.

Он ухмыляется, вставая со стула, как идеальный джентльмен, которым он совершенно не является.

— Вот увидишь. Все получится, обещаю. Шоколадные конфеты и цветы.

Если бы взглядом можно было убить, этот ухмыляющийся идиот был бы погребен под землей вместе со своим тупым ножом.

— Забудь о шоколаде и цветах. Убирайся из моего кабинета, Николай. Ты мне ничем не помог.

— Как хочешь. — Дверь за ним закрывается, а я размышляю над его глупой идеей. Да, точно. Как будто я когда-нибудь буду дарить женщине шоколад и цветы…

— Боже мой! Это белые розы?

Она берет букет из моих рук, нюхает его и издаёт мечтательный вздох.

— И шоколадные конфеты — да! Не может быть, чтобы ты подарил мне их?

Правда?

Мне трудно поверить самому себе. Я зашел в цветочный магазин, не скрываясь, в деловом костюме, и попросил лучший букет, который у них был. Это похоже на сон, глупый сон. И когда я ехал домой, мне хотелось, чтобы это был сон. Но это не так. Я стою на пороге — едва успел войти в дом — с коробками шоколада и идиотской улыбкой на лице. Потому что она их чертовски любит. Надо отдать должное Николаю: все, что он сделал и сказал, сработало.

Румянец на ее щеках и счастливый блеск в глазах приносят больше пользы, чем многомиллионные сделки, которые я заключаю ежедневно.

— Ладно, это уже слишком. — Говорит она, пробираясь вслед за мной в спальню.

Я сажусь на край кровати и снимаю туфли, но когда она входит, все мое внимание приковано к ней.

Я опираюсь на локоть, вбирая в себя все ее черты: от волнистости ее мягких волос до мелькания светлых бедер, выглядывающих из-под короткого платья с цветочным узором.

— Ты удивляешься, почему…

— Цветы? Шоколадные конфеты? — Она потирает руки. — Это милый ход.

— А я не милый?

Она смеется, и ничто еще не звучало так тепло.

— Слова вырвались прямо из твоего рта.

После долгого разглядывания я снимаю рубашку, забираюсь на кровать и похлопываю по пустому месту.

— Иди сюда.

Я вижу вспышку борьбы в ее глазах. Но, так же быстро, как она возникает, она исчезает. Она закусывает нижнюю губу и присоединяется ко мне на кровати. Мы устраиваемся, я притягиваю ее ближе и натягиваю на нее одеяло.