Измена. Просчиталась, но...где? (СИ) - Дюжева Маргарита

— Хорошо, милая. Отдыхай.

Кира кивнула и закрыла дверь. И я снова услышала, как щелкнул вертушек замка.

Утром Кира спала дольше обычного, но я подозревала, что на самом деле это был маневр, чтобы не пересекаться с отцом за завтраком.

— Может, заболела? — хмуро спросил Глеб перед тем, как уйти на работу. — Давай врача вызовем?

— Непременно.

Вызовем, а когда диспетчер спросит о причинах вызова, скажем: обострение подросткового кризиса и повышенная сердитость. И еще маленько покашливает.

— Глеб, мы разберемся. Иди.

Он ушел, и не успела я открыть ноутбук, как дочь выползла из своей комнаты.

Так и есть. Притворялась.

Я решила сразу не наседать. Вместо этого поинтересовалась:

— Тебе горячие бутерброды сделать?

Она как-то сдавленно кивнула и ушла умываться, а я, проводив ее тревожным взглядом, принялась готовить завтрак.

Я уже поела, но, чтобы не сидеть с пустыми руками и не раздражать ее, заварила себе чая с мелиссой.

— Все готово!

Кира пришла, как-то слишком скромно села за стол и, подтянув к себе тарелку, начала молча жевать, уставившись в одну точку.

Что ж тебя, девочка моя, так тревожит? Что произошло?

— Кир…

Но она опередила меня:

— Мам, а правда, что вы с папой разводитесь?

Я едва не поперхнулась. Благо, к этому моменту успела сделать глоток, иначе фонтан был бы на всю кухню.

— С чего ты это взяла, милая? — спросила я, ласково улыбаясь.

А у самой внутри застучало, загремело и с каждым ударом сердца все сильнее сдавливало виски.

— У него… — Кира замялась, покраснела, а потом выпалила, — у него новая женщина. И ребенок новый будет!

Звезде-е-ец.

Полный звездец.

Полнейший.

Не знаю, как мне удалось сохранить невозмутимое выражение лица и не начать в истерике трясти дочь и, брызгая слюной, орать, откуда она это узнала.

— Почему ты так говоришь? Ты что-то видела? С кем-то разговаривала?

Она, насупившись, молчала и рассматривала свои дрожащие ладони.

— Кир, послушай меня… посмотри на меня.

Она подняла взгляд, в котором блестели испуганные слезы. Вроде взрослая уже, самостоятельная, а сейчас выглядела как потерянная малышка.

— Это очень серьезные слова, Кир. Я хочу узнать, почему ты их сказала. Это важно.

Если Глеб где-то засветился с Ольгой, то все. Ему хана. Плевать на мое разбитое сердце – справлюсь, залатаю и дальше пойду с высоко поднятой головой, но если он мне ребенка сломает своими гульками, то я его просто в порошок сотру.

— Кир?

Она задышала часто и надрывно, будто вот-вот заревет, а потом уткнулась лицом в ладони и простонала:

— Мне Соня сказала.

— Соня? — я пока ничего не понимала. И все силы уходили на то, чтобы держать себя в руках. — А она откуда взяла?

У меня подгорало от желания скорее докопаться до правды, но приходилось тормозить коней, чтобы не напугать Киру своей реакцией.

Дочь еще немного помолчала, собираясь с духом, потом начала через силу говорить:

— Ей письмо прислали, в котором написано, что у Киры Прохоровой… то есть у меня… папа завел себе вторую семью. А первую не бросает из жалости, хотя они все его бесят и под ногами путаются.

Значит, письмо…

Стыдно признаваться, но у меня немного отлегло от души. Ситуация, конечно, хреновая, но по крайней мере это не Глеб. Вернее, все равно Глеб, но… Тьфу. В общем, все сложно.

— Кир, а ты не думала, что это письмо могло быть отправлено кем-то… например… не совсем адекватным.

Например, беременной сукой, которая рассчитывала долго и счастливо кормиться за наш счет, а получила от хрена уши.

— Я так и сказала Соне. А она письмо показала и фотографии, — она еще сильнее покраснела и, дребезжа голосом, простонала, — на которых папа и правда с другой. Они там… они…

Не дай бог там то, о чем я подумала. Вот просто не дай бог.

Кира жалобно шмыгнула носом:

— Я как увидела это, разозлилась. Наговорила Соне гадостей, сказала, что она дура и идиотка. Что она специально все это придумала, чтобы меня позлить… Но это ведь не она? Это папа? — она уставилась на меня с таким отчаянием, что я сама чуть не заревела.

Что сказать в такой ситуации? Соврать или сказать правду, которая напрочь разобьет сердце ребенка?

Я выбрала ложь.

— Значит так, Кир, я понятия не имею, что все это значит. Сейчас завтракаешь, и мы вместе едем к Соне. Я хочу лично взглянуть на эти письма и разобраться, что за сволочь их прислала.

С самым несчастным видом дочь кивнула и принялась без аппетита жевать бутерброды.

А я кипела. Не просто кипела. Клокотала, как расплавленное нутро вулкана, проклиная себя за наивность. Я-то думала, что эта дрянь, наконец, поняла, что к чему, и отвалила, но нет. Не удалось зайти через меня, она пошла через дочь. Сука белобрысая.

Мы отправились к Сонечке. Всю дорогу Кира молчала, отвернувшись к окну, а я даже боялась представить, что за мысли зрели в ее прекрасной детской голове. Страшно.

Притормозив у Сониного дома, я взяла дочь за руку:

— Все будет хорошо, Кир. Мы во всем разберемся.

Она криво, сквозь плохо скрываемые слезы, улыбнулась:

— Ты такая… спокойная, мам.

Знала бы ты, милая моя, чего мне стоили эти силы. Врагу не пожелаешь.

— Я просто не люблю раньше времени расстраиваться, — я погладила ее по щеке, — идем.

В домофон ответила Сонина мама. И судя по тому, как жестко звучал ее голос, нашему появлению были не рады.

Еще и с этим разбираться…

Я выдохнула, натянула доброжелательную улыбку и, крепче сжав потную ладошку дочери, шагнула вперед.

Я справлюсь. Другого выбора нет.

— Ничего не бойся, — шепнула я дочери за мгновение до того, как дверь открылась.

На пороге стояла Тамара – мать Сонечки, за ее спиной маячила сама Сонечка. Вид у нее был насупленный, впрочем, как и у моей Киры.

Такой вот дочерне-материнский слет хмуробровых.

— Добрый день, — произнесла я, надевая сдержанную улыбку, — мы можем поговорить? У нас возникли семейные проблемы, и нам очень нужна ваша помощь. Без вас мы не справимся.

Я специально зашла с этой стороны, чтобы снизить градус напряжённости.

Взгляд Тамары едва заметно изменился, однако голос все равно прозвучал холодно и колюче:

— Ну, давайте поговорим, — она посторонилась, пропуская нас в квартиру.

Я зашла первая, за мной, словно тень, проскользнула Кира.

— На кухню проходите.

Мы разулись и прошли за Тамарой вглубь квартиры. Обычной такой квартиры, без золотых унитазов и канделябров, но уютной. В каждом уголке чувствовалась любовь хозяйки к своему дому.

На кухне мы сели за большой круглый стол, и чтобы избежать ненужного молчания, я заговорила первой:

— Во-первых, я хочу извиниться за столь внезапное вторжение и за резкость своей дочери. Да, Кир?

Он шмыгнула носом и пробухтела себе под нос:

— Соня, прости.

Так себе раскаяние, конечно, но для начала хватит.

— Во-вторых, я бы очень хотела увидеть, что за письма присылают незнакомые люди нашим детям. И что там за фотографии.

Бросив на Киру обиженный взгляд, Соня вспыхнула, а Тамара удивленно подняла брови:

— Какие фотографии?

— Соня вам не рассказала? Ей пришло письмо с неизвестного адреса, в котором написано, что у папы Киры, моего мужа, есть другая женщина. И в подтверждение этого приложены какие-то фотографии.

Она вопросительно посмотрела на дочь:

— Мне об этом ничего не известно. София сказала, что поругалась с Кирой, потому что та начала просто так ее обзывать.

— Не просто…

— Тсссс, — я предупреждающе сжала колено дочери, чтобы погасить очередной виток назревающего скандала, — давайте спокойно во всем разберемся. Сами видите, кругом недопонимание.

Тамара хмурилась все сильнее, потом кивнула:

— Сонь, неси ноутбук.

— Мам…

— Неси!

— Да, бли-и-и-н, — девочка вскочила из-за стола и, сердито топая босыми пятками, выбежала из кухни.