Несокрушимо (ЛП) - Харлоу Мелани

— Что сегодня было настолько ужасным? — Генри обхватил мои ладони своими, словно наши руки вместе складывали в молитве. Мы были в ванне, и я откинулась назад, опираясь на него, как на шезлонг.

Я вздохнула.

— Сегодня был ужасный день, потому что мой чертов бывший опять сделал что-то эгоистичное и отвратительное, чем ранил чувства детей.

— Что он натворил на этот раз?

— Сказал им, что они не могут приехать к нему на последнюю часть каникул, потому что Кимми нужен покой и тишина.

— Кто такая Кимми?

— Его беременная подружка. Она раньше работала в магазине одежды, пока не переквалифицировалась в «тренировочную трофейную жену». Видимо, она с Уитни не ладит. А ведь он обещал Уитни поездку в Аспен без Кимми. Могу поспорить, идея этой поездки Кимми не понравилась.

— Какой же он мудак. Дети расстроились?

— Еще как. Я и так за них беспокоилась до этого. Уитни красит лицо так сильно, что ее кожи почти не видно, а Китон таскает сладости. Боюсь, что это может их сломать. Мне нужно найти для них терапевта. И для себя тоже.

— Прости. — Генри обхватил меня руками. — Я здесь, если захочешь поговорить. Я, конечно, не терапевт, но слушать умею.

Я положила руки на его сильные предплечья. Говорить с ним действительно было легко, даже если он не профессионал.

— Уитни выплеснула часть своего гнева на меня, и хотя я знаю, что она не имела в виду то, что сказала, ее слова больно ранили.

— Что она сказала?

Я сделала глубокий вдох.

— Что я, должно быть, что-то сделала, чтобы он ушел.

— Это, должно быть, больно услышать.

— Очень. Позже она извинилась, но эти слова застряли. Потому что это мой самый большой страх, понимаешь? Что я оказалась недостаточной. Что как бы сильно я ни старалась, я все равно потерпела неудачу, потому что со мной что-то не так. Это моя вина, и теперь дети должны из-за этого страдать.

— С тобой все в порядке, и развод — не твоя вина. — Голос Генри был тверд. — Ты была замужем за человеком, который не ценил то, что у него было.

— Спасибо. — Я наклонилась и поцеловала его крепкое запястье. Мне нравились его руки, длинные элегантные пальцы, вены, тянущиеся вверх по рукам. — Умом я понимаю, что ты прав, но иногда неуверенность во мне поднимается. Я работаю над этим, но за последние несколько лет накопилось слишком много плохого, с чем нужно справляться.

Генри на мгновение замолчал, а затем спросил:

— Можно кое-что спросить?

— Конечно.

— Раньше, вечером, когда мы были в коридоре, ты кое-что сказала.

Я улыбнулась.

— Я сказала много чего.

— Ты сказала это, э-э, в процессе.

— Во время процесса? Я даже не осознавала, что могу говорить в такие моменты.

Он тихо рассмеялся, его грудь вибрировала под моей спиной.

— Ты произнесла пару слов.

— Может быть. Но твои слова были лучше. — Я вздрогнула, вспоминая горячие, откровенные вещи, которые он говорил.

— Ты замерзла? — Он приподнялся, дотягиваясь до крана, который торчал сбоку от ванны. — Я могу добавить горячей воды. Мы тут уже довольно долго.

— Нет, я не замерзла. Просто воспоминание о твоих словах мне нравится. — Я повернулась и посмотрела на него через плечо. — Это был не холодный, а восторженный вздрог.

Он улыбнулся, взъерошив мокрые волосы, которые стали темнее от воды, делая его глаза еще глубже зелеными.

— Так что же я сказала?

— Ты сказала: «Не останавливайся». Это было перед…

— О. — Я почувствовала, как щеки загорелись. — Я знаю, когда это было.

— Что это значило?

Я замялась, опустив взгляд на наши ноги под водой, его покрытые волосами, мои гораздо более светлые и гладкие. Яркий красный лак на ногтях ног бросался в глаза на фоне белой фарфоровой поверхности. Ванна была великолепной — чугунной, словно сошла со съемочной площадки викторианского фильма. Когда Генри сказал, что ей никто ни разу не пользовался, я едва поверила. На мой вопрос почему, он ответил, что купил ее, чтобы сделать сюрприз Рене, помочь ей расслабиться, но она уехала до того, как ванну даже доставили. Генри все же установил ее, но так как он не был любителем ванн, она так и осталась нетронутой. Сегодня я с удовольствием решила это исправить.

— Ты не обязана мне ничего рассказывать, — продолжил Генри.

— Нет, все в порядке. — Я снова посмотрела на него. — Мне нужно время, чтобы достичь оргазма. Мой бывший начинал терять терпение.

Лицо Генри ясно выражало отвращение.

— Ты шутишь.

— Нет.

— Я и так знал, что он был козлом, но это уже какой-то новый уровень.

— Да. — Я закусила губу. — Со временем это сделало меня очень неуверенной. Я даже начала притворяться.

На его губах мелькнула слабая улыбка.

— Надеюсь, ты когда-нибудь ему это сказала.

— Жаль, но нет.

— Я до сих пор не могу поверить, как он с тобой обращался. Или с детьми. — Генри обхватил меня руками и прижал к своей груди. — Это меня просто выводит из себя.

— Меня тоже.

Он прижался губами к моим мокрым волосам, но затем резко поднял голову.

— Постой, ты ведь не притворялась сегодня, да?

Я не смогла сдержать смех.

— Нет, уверяю тебя, все было по-настоящему. Я сама едва поверила, когда почувствовала, как подступает первый. У меня давно такого не было. Ну, если не считать тех, что я доставляла себе сама. — Мне стало немного стыдно признаваться в этом Генри, но также невероятно приятно быть с ним такой открытой.

— Поверь, я тебя понимаю. Последнее время мои — исключительно результат «самообслуживания».

— Как давно?

Я почувствовала любопытство, пытаясь понять, были ли у него отношения после того, как жена ушла.

— Месяцев шесть-восемь?

Я села и оглянулась на него.

— Восемь месяцев? Но твоя бывшая ушла только прошлой осенью.

— Да, но весной и летом уже было совсем плохо. После того, как последняя попытка ЭКО провалилась, она вообще не хотела иметь со мной ничего общего. А до этого секс превратился в рутину для нас обоих.

— Понятно. — Я снова устроилась на его груди.

— А у тебя? Как давно?

— Господи, я даже не помню. Он потерял ко мне интерес в этом плане уже много лет назад. Иногда мы делали вид, но, как я уже сказала, удовольствия от этого не было никакого. Я оставалась одинокой и неудовлетворенной. Это было физическое, но без эмоциональной связи. У нас не было настоящей близости.

Он снова поцеловал меня в голову.

— Я понимаю.

— Но сегодня… — Я улыбнулась, перевернулась и устроилась верхом на его бедрах. — Сегодня все было совсем иначе.

— Да?

На его лице появилась самодовольная полуулыбка, и это всколыхнуло во мне жар, даже несмотря на то, что мы уже занимались сексом дважды, и было, наверное, около часа ночи.

Я кивнула, волосы касались его груди.

— За одну ночь с тобой я испытала больше оргазмов, чем за последние пять лет брака.

— Это хорошо. — Он выглядел довольным. — Ну, для меня, по крайней мере.

— И для меня тоже.

Упираясь руками в его грудь, я наклонилась и поцеловала его. Мягко, сладко, нежно, словно пробуя его губы. Между моими ногами я почувствовала, как его тело откликается, и улыбнулась.

— Что смешного? — спросил он, скользя ладонями по моим бедрам.

Я провела руками по его шее и запустила пальцы в волосы.

— Ничего. Я счастлива. Я сказала тебе раньше, что пришла сюда не только за отвлечением, мне нужно было подтверждение. Нужно было убедиться, что я все еще желанна, жива. Хотела почувствовать себя заметной, ценной. Но я даже не ожидала, что это пробудит во мне что-то большее. Моя сексуальность стала ненасытной и требовательной, и удивительно легко удовлетворяемой. — Я начала двигаться бедрами, скользя по его телу. В животе уже нарастало напряжение, кровь ускоряла свой бег. — И я снова достигну вершины ради тебя. Хоть всю ночь.

— Господи Иисусе, — сказал он, его голос звучал низко и хрипло. — Скажи мне, что это не закончится утром, или мне, возможно, придётся привязать тебя в своей спальне только ради того, чтобы дарить тебе оргазмы каждую ночь.