Синекура (СИ) - Лимова Александра

Надежда теплилась еще, потому, собравшись с духом, я поскреблась в дверь к синекуре.

— Заходи.

Толкнула дверь и узрела царь-батюшку, полулежащего на пуховой перине. Одна нога спущена на пол вторая согнута в колене. На бедре ноутбук. Левая рука закинута за голову, пальцы правой по тачпаду, взгляд неотрывно в экран.

— А во сколько встреча? — неуверенно спросила, глядя в сторону.

— Встаешь в шесть. На сборы тридцать пять минут.

Я прикусила губу, не зная то ли смеяться, то ли плакать. Собравшись с духом шагнула в царскую опочивальню, чтобы остановиться справа от него и, глядя в сторону, неуверенно буркнуть, протягивая левую руку:

— Помоги снять.

Вопросительно приподнял бровь, не отрывая взгляда от экрана. Вдохнув и выдохнув, с печалью сообщила о своем проебе. Царь-батюшка, похуистически глядя в ноут, молчал. Я уже готова была развернуться и уйти, заключив, что при желании, могу снять повязку и сама ножом, ножниц нет, я уже искала. Будет забавно, если вскроюсь — правая рука отекла и ныла, плохо слушалась, как я голову мыть-то буду?.. Ладно, хер с ним. Сейчас еще парочку обезболивающих закину и срежу, деваться все равно некуда. Левой помою. Клеем залью порез и помою. Но он отложил ноутбук, встал с кровати и пошел на выход, на ходу бросив:

— Полотенце возьми. — Бесстрастно, скрываясь в темном проеме коридора.

Вот опять какой-то комедийный артхаус — вообще непонятно, что происходит, но смешно. А смеяться нельзя. Да и, если уж откровенно, все это казалось настолько несовместимым с реальностью, что у меня даже сарказм охуел и замолчал.

Подхватив полотенце, направилась к ванной. Несмело зашла внутрь. Он, присев на бортик ванны, в ожидании меня, отрегулировал воду и задумчиво смотрел, как вода уходит в сток.

— Садись. — Кивнул на пол у своих ног, не глядя на меня.

Села. И охуела еще больше, чем мой сарказм.

Потому что отчетливо поняла, что он точно уже это делал. С учетом того, кто такой Адриан, этот мой вывод был близок к безумию, но это было так. Мне даже ни разу не затекла вода в уши, пока он мочил волосы. И мочил правильно.

Вода выключена, шампунь на его ладони.

— Не обессудь. — И встал прямо передо мной, мои согнутые колени между его ног.

Я отвела взгляд.

Было хрупкое ощущение игры. Не заигрывания. Игры. Как кот с мышью. Будто он чуял адреналин, жегший мои вены. Пальцы на мгновение, на сотую долю секунды сжали волосы у корней, когда этого не требовалось по идее. С тенью намека. Сожми он жестче и поведи вперед — движение, склоняющее голову к паху.

На щеках выступил предательский румянец и я почувствовала. Именно почувствовала довольное движение его губ тянущихся в сокрушающей полуулыбке.

Плеск воды, шепот пены, его пальцы в моих волосах. Снова дурманящее массирующее движение кончиками пальцев по затылку.

Мурашки на руках от пьянящего ватного удовольствия. В противовес иррациональный жар под кожей.

Пауза. Ото лба скользящее движение к затылку. Массирующий нажим и хват у корней.

Ноги рефлекторно сжались теснее, стремясь удержать вспыхнувший жар внизу живот. Взглядом в его пах. Не отрываясь. Не моргая. Там все спокойно. Еще раз сжатие волос у корней. И сознание пошло в ирреальность, задав непреодолимое желание, почти цель придвинуться лицом к паху. Устранить там раздражающее меня спокойствие.

Крепче у корней. Не отпускает. И осторожно тянет вниз, вынуждая запрокинуть голову и посмотреть себе в глаза.

Ведет подбородком чуть вверх, едва заметно склоняя голову вправо. Искушающее движение уже искушунного. Уголок губ приподнимается, а глаза вспыхивают тьмой и я опьянела. От взрыва ассоциации в голове как подаюсь вперед и вверх, к нему. Языком по кадыку вверх, прикусывая угол нижней челюсти. Прижимаясь грудью, обхватывая шею и плечи. Теснее.

Словно бы считывает яркие образы в мыслях. Потому что его губы раскрываются. Едва. Примагничивая мой взгляд. А пальцы в волосах сжимают у корней сильнее, едва ощутимо, совсем едва, придвигая голову вверх. К себе. К своим губам. И картина в голове ярче, продолжением жажды. Жажды коснуться языком его более полной нижней губы, провести по ней с нажимом и прильнуть поцелуем. Прижаться к нему еще теснее. Ближе. До стертого дыхания.

Тело едва заметно дернулось, когда разум не справился с ассоциативным рядом, и он бы не отвел взгляд, он бы его не отвел. Если бы ему не позвонили.

А я поняла, что у меня сейчас был секс. И черт знает, перешел бы он из ментального в физический, если бы не звонок. Долбанный. Выключил воду и, вытерев руки, взял трубку. Сказал звонившему, что сейчас приедет. Подал мне полотенце, сказав, что приедет Рыжков отзвонил ему, и, дождавшись, уехал. А я еще долго принимала прохладный душ. Нельзя. Нельзя, блядь…

Адриан не приехал ночью. Не приехал утром, хотя я встала и собралась в указанное им время. Звонить ему опасалась, хотя мобильный мне был дан и его номер в него забит. Нутром чуяла, что не надо.

Уснуть так и не смогла. На предложение завтрака от Димы не отказалась. Тосты с яичницей на террасе, апельсиновый свежевыжатый сок и медленный рассвет, касающийся города, еще спящего, но чутко, поверхностно, как перед самым пробуждением.

Дима был немного напряжен, сидя на диване в углу моей комнаты. Он точно в курсе. Естественно, спрашивать не имело смысла. Я тупо ходила перед стеной со схемой, не справляясь со смутным беспокойством, путающим мысли.

Разозлившись, усилием заставила себя погрузится в работу. Адриан приехал в обед. Усталый и раздраженный, поэтому я ушла в комнату, чувствуя, что одно мое слово и хлыст мрака обеспечен. Дальше его традиционное: душ-пожрать-съебаться. Молча и быстро. Не знаю почему, но немного задело.

Вернулся ближе к вечеру и завалился спать. У меня настроение на нуле вообще. Близится ночь и мысли дурные, а день сегодня и без того поганный.

Адриан спал не долго. Вышел из опочивальни и, налив себе кофе сел напротив меня, пьющую чай с мятой и просматривающей заметки в ежедневнике. Рылся в планшете. Лицо осунувшееся, круги под глазами, но ебало снова каменное, не выдающее усталости.

Настроение преодолело метку в ноль и плавно поползло в сторону минуса. Отложила ежедневник, глотнула чая и, решившись, негромко спросила:

— Убийство Артема освещено в прессе?

Отрицательно повел головой, не поднимая взгляда от экрана.

— Можно… — осеклась, прикусила губу, и твердо продолжила, — можно мне телефон? Послезавтра у мамы день рождения, я всегда приезжаю к ней. Не хочу, чтобы волновалась, что в этот раз с радара пропала и не сказала ничего.

Свекровь не могла ей сообщить, номер матери и адрес она сначала и знать не хотела, потом я постаралась, чтобы и не узнала никогда.

Адриан выудил свой мобильный из кармана джинс и, сняв блокировку, протянул мне. Я только хотела спросить, можно ли разговаривать не при нем, как он кивнул и повел подбородком в сторону моей комнаты.

Снова прикусила губу и поднялась.

Разговаривала с мамой с задором и весело. Она вообще ничего не знала о том, что происходило в моей жизни, у нее сердце слабое. Она бы не пережила и убила бы Артема нахуй. Просто убила сама и собственными руками.

Разговор, как и всегда на позитиве, с милым сердцу ехидством, беззлобными подколами, с ее огорчением, что я не смогу приехать к ней в Ригу. С материнским проницательным беспокойством, так ли у меня все хорошо, как я ей втираю. С моей очередной ложью и ее вроде бы доверием. Это началось давно. И нарастало как снежный ком. В концу вывело к тому, что мама считала меня счастливой, замужем за хорошим человеком. Боже, как много лжи… Но ей не нужно было знать ни о чем, она слишком любит меня. Незаслуженно слишком. Утерла слезы стыда, держа голос ровным и ужасаясь тому, насколько грязна моя ложь. Но я тоже ее очень люблю. И буду беречь, так как она всегда оберегала меня, пока я не совершила первую ошибку, уехав с Артемом. Стыдно от того, что она мной гордится. Гордится тем, чего во мне нет и чего у меня нет. Вот за это непередаваемо, невыносимо стыдно, хочется просто убиться об стену.