На улице Мира (СИ) - Лавринович Ася

Ирка всхлипнула. Была б я там, в этой казарме, лично Вадику шею бы свернула за такие глупые разговоры.

– Я его умоляла мне поверить, – Ирка снова горько заплакала. Синяк у нее и правда до сих пор до конца не прошел… У меня от жалости к подруге даже сердце защемило.

– Тогда тебе тем более нужно уехать в лагерь, – сказала я.

– Ой, Вера, ну какой лагерь? – рассердилась Ирка, вытирая рукавом толстовки слезы. – Не до этого мне сейчас, понимаешь?

– Понимаю, – кивнула я. – Но что ж ты дома будешь одна сидеть страдать? А в лагере хоть отвлечешься.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– На что? – ехидно поинтересовалась Ира. – На физику? Или английский язык? Азарова, ты даже сейчас думаешь о том, что подвела Лидочку с этим дурацким списком!

– А вот и неправда! – вспыхнула я. – Я уже давно забила на этот дурацкий список, поняв, какие вы все несобранные!

– Да куда уж нам до тебя, – проворчала Ира.

– И я правда хотела тебя отвлечь. Но если тебе нравится валяться летом в темной комнате и страдать по этому ведомому козлу – пожалуйста!

– Ты просто никого не любила, – снова заревела Ирка. – И никого не теряла!

– Тебе откуда знать? – злилась я. Нужно было утешать Ирку, но меня охватило чувство обиды. Со своей колокольни мне вообще казалось, что избавиться от душного Вадика – это несомненный хэппи-энд и облегчение. В большую любовь Вадика к Ирке я не верила.

– Ты ж ни с кем даже не встречалась!

– Любить можно по-разному и терять тоже, – сухо отозвалась я, поднимаясь с кровати. – Зайду к тебе позже, когда ты немного придешь в себя.

Ирка не ответила. Только снова отвернулась к окну и крепче вцепилась в подушку.

В коридоре меня уже поджидал Данька.

– Ну, как она? – обеспокоенно спросил друг.

– Твоя сестра – упрямая ослица! – сердито отозвалась я, направляясь к двери. – Поговори с ней все-таки по поводу лагеря. Она теперь отказывается ехать. Мы же с тобой знаем Ирку, она в четырех стенах без общения с ума сойдет. А там я ее отвлеку.

– А ты не можешь остаться в городе? – спросил Даня.

Я вспомнила про командировку отца и его слова о том, что Катерина присмотрит за мной во время его отсутствия. Больше всего в жизни я боялась зайти в квартиру и увидеть в коридоре ее вещи. Просто пока была к этому не готова.

– Прости, – покачала я головой, глядя на Даню. – Не могу, я Лидии Андреевне обещала.

Вернулась от Третьяковых в пустую квартиру. В приоткрытую форточку снова доносились детские крики. Теперь я знала, что Степан Иванович уехал, и летнего чуда больше не ждала. Но все-таки зачем-то все равно прислушивалась ко всем звукам с улицы. Взяла книгу, но сосредоточиться было сложно. Строчки путались и наскакивали друг на друга.

– Никита! – услышала я детский крик. – Никита, отпусти!

А потом раздался громкий заливистый смех. Я отложила книгу и осторожно подошла к окну. Сквозь тюль разглядела, как у припаркованного черного «Мерседеса» от Ярового убегает белокурый мальчишка. Никита, догнав, подхватил ребенка на руки и принялся кружить. Мальчишка восторженно завизжал. Мой отец делал точно так же, когда я была совсем маленькой, поэтому я не смогла сдержать улыбку…

До двенадцати лет Никита жил вдвоем с матерью, а потом его мама встретила нового мужчину – высокого и угрюмого Игоря Валентиновича, бывшего военного. Почему-то он во всех нас вселял ужас. Когда Никитина мама во второй раз вышла замуж, я старалась реже задерживаться у них в гостях. Сразу уходила домой, как только с работы возвращался Игорь Валентинович. Чувствовалось напряжение между Яровым и его отчимом, и от этого было неуютно. Игорь Валентинович считал Никиту изнеженным маменькиным сынком и думал, что теперь-то принесет пользу в воспитании пасынка. Но я видела, что Никиту жутко раздражал военный приказной тон. Зная парня, я совсем не удивлялась, когда он делал все наперекор.

«Почему ты не слушаешься его? Зачем усугубляешь ситуацию?» – удивлялась я.

«А почему бы ему сразу нормально не попросить?» – злился Никита.

Их отношения портились с каждым днем все больше. Когда мы с Никитой перестали общаться, у него уже был младший брат. Володе на тот момент исполнился год, и Яровой как-то признался, что теперь ему приходится совсем несладко. Отчим будто озверел. Он так не упускал возможности подколоть Никиту и сказать, что Вова – чистый лист, из этого мальчишки не составит труда сделать настоящего мужчину, в отличие от уже избалованного строптивого Никиты. Мать же, занятая Вовочкой, просто отмалчивалась. Возможно, мы с Никитой отдалились друг от друга еще сильнее, когда каждый из нас столкнулся с новыми семейными проблемами…

Во двор вышел Игорь Валентинович, и я напряглась. Отодвинула тюль, чтобы лучше разглядеть, что происходит внизу. Маленький Вова тут же слез с рук Никиты и кинулся навстречу отцу. Я даже отсюда могла разглядеть, в какой напряженной позе замер Никита, будто в любой момент был готов перейти к боевым действиям.

Я не могла расслышать, что сказал пасынку Игорь Валентинович, только тон его был явно раздраженным. Никита что-то процедил сквозь зубы и направился к подъезду. Малыш было дернулся за старшим братом, но Игорь Валентинович тряхнул мальчишку за руку, чтобы тот оставался на месте, и выкрикнул вслед Яровому: «Мать будет дома, поговорим, щенок!»

По дороге к подъезду Никита так резко поднял глаза на окна моей комнаты, что я растерялась. Не думала, что он еще туда заглядывал. Чертыхнувшись, я плюхнулась на пол, со звоном задев локтем батарею.

Сидела на корточках, а сердце тревожно колотилось в груди. Не знаю, почему я так перепугалась того факта, что Яровой теперь в курсе моих подглядываний.

Тут же рядом завибрировал телефон. Я подползла к кровати и отыскала в скомканном пледе трубку. Звонил Даня Третьяков.

– Да? – почему-то шепотом ответила я.

– Э, Вера? – удивился Данька. – Ты не можешь сейчас говорить?

– Нет, могу. Все в порядке, – обычным голосом ответила я.

– Ну, в общем, Ирка ни в какую, – вздохнул Даня. – От лагеря отказывается.

– Если ей так нравится сидеть дома и страдать по этому гаду ползучему, то пожалуйста! – разозлилась я. Возможно, я была слишком резка и бессердечна к Иркиным чувствам, но этот Вадик совершенно точно не стоил таких страданий.

– Вер, я тогда, наверное, тоже не еду, – несмело добавил Даня, будто опасаясь, что я тут же брошу трубку и понесусь к ним на этаж устраивать разборки.

– Да вы гоните? – еще больше рассердилась я.

Итого: минус три человека из списка. И если Ярового я как-то отмазала, то потерю еще двух бойцов накануне отъезда объяснить будет сложно.

– Так Никитос тоже не едет, – в свое оправдание начал Даня. – Я подумал, что мне там делать? Это было мамино условие, а раз Ирка остается дома...

– И что мне Лидии Андреевне сказать?

– Ну, скажи, что мы заболели. Ветрянкой, например.

– Ладно, – вздохнула я и положила трубку. Конечно, я расстроилась. И дело не в том, что я боялась гнева директрисы, хотя и ее мне подводить не хотелось. Ехать без друзей в лагерь не имело никакого смысла. Ну, что мне там делать без моего самого близкого человека на свете – Ирки? Тусоваться в компании Соболь и Амелии, которые меня ненавидят, или проводить время с пустоголовым Кузьменко? Даже присутствие Марка не вносило радость.

Я снова поднялась на ноги и подошла к окну. Черного «Мерседеса» во дворе уже не было. Как не было и детей, которые до этого носились по площадке. Двор стал непривычно пустым и неуютным.

Еще с утра у меня были планы собирать вместе с Иркой сумку в лагерь и обсуждать предстоящую поездку, а теперь... Я зашторила окна и рухнула на кровать.

Конец первой части.

Часть вторая.

                 Про заброшенный лагерь, неприкаянную душу, разбитый арбуз и уроки поцелуев.

                                                                   Глава одиннадцатая

Часть вторая.