Кукла для босса (СИ) - Волкова Виктория Борисовна

— Ну как тебе? — поинтересовался у Зака. — Потом посмотрим комнаты. А пока поешь и спи, — велел собаке Михаил и, насыпав в миску корма, отправился искать Еву.

Как такового плана у него не было. Агафонов, как всегда, понадеялся на удачу и слишком легкомысленно отнесся к поиску. И если до сих пор идея случайно столкнуться на улице казалась ему самой подходящей, то, попав на набережную Мзымты, Михаил растерялся. Толпы людей — пьяненьких и не очень, в дед-Морозовых шапках и с непокрытой головой, с оленьими рожками и со снегуркиными косами, молодые и в возрасте — толклись по обеим сторонам горной реки, смотрели представления, устраиваемые уличными артистами, ели блины и хот-доги, вовсю веселились, горланили песни и поздравления.

«Новый год к нам мчится! Скоро все случится!» — доносилась из каждого угла Аварийная новогодняя.

— Это я маху дал, — недовольно пробурчал Агафонов. — Толчея — не протолкнешься. Здесь Еву точно не найти. Даже если она в полуметре пройдет, не замечу.

Он покосился на часы, показывающие половину седьмого, и решил дойти до конца набережной. Просто прогуляться и где-нибудь поужинать. А вернувшись в Демину хату, все-таки составить план поисков. Позвонить сыну или Макару… Постараться выведать у них хоть крохи информации в пустом разговоре…

Из маленьких вагончиков, торгующих всякой снедью, доносились волнующие запахи: кофе, горячей выпечки и чего-то мясного. Агафонов почувствовал, как засосало под ложечкой.

«Остановиться бы и сожрать какой-нибудь бутер, — подумал он, замедляя шаг, но очередь возле ларька показалась ему ужасной. — Лучше потерплю и зайду в кабак», — решил он, но около следующей кибитки, торгующей вафлями и глинтвейном, остановился, внимательно оглядывая витрину.

— Папа! Папа! — услышал знакомый голос. Почувствовал, как в его тело с размаху врезалось другое и ликуя заверещало: — А я смотрю, ты идешь! Папа! Как здорово, что ты приехал! — закричал Егор, улыбаясь во все тридцать два зуба. Агафонов всмотрелся в ликующую розовую от морозца мордашку сына и, притянув ребенка к себе, поднял на руки и закружил, радуясь встрече.

— А мы на концерт идем. Баста, представляешь! — Егор, обретя равновесие, махнул рукой в сторону двух девчонок, замерших неподалеку с вафлями и горячим шоколадом.

— Здравствуйте, — первой поздоровалась куколка лет двенадцати. Худая блондинка с длинной косой и в розовой шапке и таком же лыжном костюме.

— Привет, — улыбнулся Агафонов и перевел взгляд на вторую — в красной куртке и черных штанах — будто статуя замершую с глинтвейном в одной руке и обсыпанной кокосом вафлей — в другой. Ева, твою мать! Агафонов не мог скрыть своей радости и разулыбался как последний дурак. Внимательный взгляд тот час выхватил выбившиеся из-под белой шапки темные пряди, светящиеся весельем глаза, чуть порозовевшие от мороза щеки и алые губы с присохшей белой крошкой. Агафонову захотелось слизнуть прилипшую кокосовую присыпку и накрыть Евины губы своими, провести ладонью по холодным щекам. Притянуть к себе, согреть своим телом… Увезти, унести в теплый дом. Запереть все двери и не отвечать на звонки.

— Привет, — будто эхо, повторила Ева и тут же весело предложила: — У нас есть лишний билет на Басту. Хотите, Михаил Александрович?

Он глянул на смеющееся лицо и кивнул.

— Конечно хочу, Евдокия Вадимовна, — усмехнулся добродушно, пытаясь скрыть внезапно накатившее ликование. И чуть было не брякнул: «С вами везде хочу!», но вовремя сдержался.

— А вы знакомы? — хитренькой лисой оглядела взрослых девчонка в розовом.

— Мы вместе работали, Настя, — пояснила смущаясь Ева, а Агафонов моментально поправил:

— Работаем.

— Ну, папа, ты даешь! Как же я рад, что ты здесь! — все еще не мог прийти в себя Егор и, посмотрев на отца с легким подозрением, добавил: — А я думал, ты укатил в Дурамитовы Альпы, — протянул он, обнимая отца за руку. — Ты же пойдешь с нами на Басту?

— Да был бы последним дураком, Егор, если б туда укатил, — рассмеялся Агафонов. — Зачем ехать в Альпы, если тут и Баста, и склоны, и такая обалденная компания, — улыбнулся он, слегка погладив сына по голове.

— А Зак, папа, где Зак? — азартно осведомился Егор. — Он дома остался?

— Нет, — рассмеялся Агафонов. — Я с ним приехал. Дрыхнет наш зверь…

— Вот, Настя, — обратился маленький дамский угодник к своей спутнице. — Я тебе рассказывал про нашего пса. Он нас завтра на санках покатает…

— Если Зак на Красной Поляне, — усмехнулась Ева, — то популяция птиц значительно уменьшится, — тихо пробормотала она, но Агафонов ее расслышал. Он перевел взгляд на заснеженные часы Ратуши, мельком осмотрел невысокий шпиль и само здание, неуловимо напоминающее вокзал в Сочи, и бодро осведомился:

— Начало концерта когда? Мы не опоздаем, любители рэпа?

— Через десять минут, — охнула Ева и заторопилась к «Роза Холлу».

Агафонов и сам не понял, как его сын и розовая фея вырвались вперед, предоставив взрослым идти сзади.

— Волшебство, — пробурчал себе под нос Агафонов, по-хозяйски беря Еву за руку. Она не воспротивилась даже, а только, улыбнувшись, повернулась к нему:

— Почему волшебство, Миша?

— Тебя встретил в такой толчее, уже и не чаял найти. А ты меня еще и на концерт пригласила…Уж даже не знаю, кому спасибо говорить…

— Никита, это мой брат, должен был пойти с нами. Но у него в Сочи какие-то дела срочные наметились. Вот и умотал за несколько минут до твоего прихода.

— Я ж и говорю, волшебство, — пробормотал Агафонов, оглядываясь по сторонам. Ленивым взглядом выхватил речку Мзымту, заснеженный пруд, величаво названный Роза Бич, и переливающийся огнями «Рэдиссон», именуемый в народе Редиской.

— А вы где остановились? — осведомился небрежно.

— Мы в самой Красной Поляне живем, — просто ответила Ева, да еще и рукой куда-то в сторону махнула. — А ты? — наивно поинтересовалась она.

— На Лауре, — улыбнулся Михаил. — Я приехал из-за тебя, — добавил серьезно и чуть сильнее сжал ее руку. — Не вздумай больше от меня сбегать, — рыкнул он, да еще и посмотрел пристально.

Ева почувствовала, как по всему телу пробежали мурашки. Ей хотелось возразить этому большому и властному мужчине. Объяснить, что папа с братьями спустят с нее шкуру, ну и с него самого заодно. Но сначала проходили через рамки, потом предъявляли билеты и рассаживались на своих местах в ВИП-ложе. Насколько помнил Агафонов, цены в, казалось бы, одинаковых ложах разительно отличались. В десять, а то и в двадцать раз. Понять такую политику ценообразования Михаил никак не мог, да и не пытался. Сначала рядышком уселись Егор с Настей, затем и Ева с Агафоновым. Улучив момент, он снова взял ее ладонь в свою, да так и не отпустил до самого конца концерта.

Народ скандировал: «Вася! Вася!», а Василий Вакуленко вместе с залом пел свою «Сансару»:

Всю мою жизнь я иду ко дну,

Всю мою жизнь я искал любовь,

Чтобы любить одну.

Агафонов подпевал, слегка покосившись на Еву. Она пела, точно зная все слова, и ни разу не ошиблась.

Когда меня не станет — я буду петь голосами

Моих детей и голосами их детей.

Нас просто меняют местами,

Таков закон сансары, круговорот людей.

Он много раз слышал эту песню, самую мудрую и философскую у Басты, но только сегодня осознал, насколько она пророческая. За каждым аккордом он видел именно эту женщину, идущую с ним, Мишей Агафоновым, по жизни. На короткий миг увидел их общих детей и внуков. И неожиданно подумал, что это чертовски здорово — влюбиться именно в Еву Макарову. Тогда все дети, рожденные в двух новых семьях, будут друг другу родственниками. Ну и Егору, соответственно, тоже, и между собой.

«Какая-то путаница», — хмыкнул про себя Агафонов и, наклонившись к Еве, прошептал, воспользовавшись секундным затишьем:

— Тебе нравится?

— Очень, — рассмеялась Ева, глянув на него блестящими от возбуждения глазами. Именно ее он хотел. Именно о ней мечтал все эти долгие часы, пока лепил фильм и потом под бой курантов тянул виски, снова и снова прокручивая ничем не примечательные кадры. Вот Ева зашла в кабинет, вот вышла налить чаю. Вот в полупрозрачной юбке крутится на сцене и воображает себя царицей. Сейчас же, сидя рядом с ней, живой и жизнерадостной, Агафонов точно знал, что без этой девушки он обратно не уедет. Собственник, хищник…