Невинная для Лютого. Искупление (СИ) - Коротаева Ольга

— Хватит! Ты столько раз говорил, что любишь, но любовь — это не слова. Это действия. Я всё меньше и меньше верю тебе.

— Прошу тебя, верь, — я мотнул тяжелой головой. Почти не спал снова, все думал, как Лина переживет разлуку, поймет ли меня. — Если ты не будешь верить, у меня ничего важного в жизни не останется. За что мне держаться, если не за тебя? Выслушай, умоляю. Пойми…

Я хотел Лину обнять, прижать к себе, но она отступила к отцу и, скрестившись с ним взглядом, выдохнула с ненавистью:

— Твоя идея?! Ты его уговорил, папа? Мол, для нас это, для нашей защиты? Я не пойду замуж за Носова, даже если ты упрячешь моего мужа в тюрьму.

— Я знаю, — сухо ответил Кирсанов и, поджав губы, горько посмотрел на меня.

— Но надежды не оставляешь, да? — скривилась Ангелина. — Мне не нужны его чёртовы миллиарды, пап! И плевать, кому они достанутся, если отец Григория всё же не выкарабкается. Я только поверила, что могу стать счастливой с мужем и детьми…

— Ангелина, это вынужденная мера, — обронил отец. — Чехова не удалось зацепить через расчётный счёт, и…

— Чехов?! — крикнула Лина. Она отступала и, качая головой, переводила взгляд с меня на отца:

— Он получил деньги, и про него ничего не слышно долгое время, пап. Это лишь повод заставить всех плясать под твою дудку.

— Он не исчез, — глухо проронил отец. — Я не хотел тебя тревожить, но Чех уже не раз связывался со мной и требовал провести кое-какие махинации в счетах Носова. Пока делами заправляет Григорий, это остаётся незамеченным, но так не может продолжаться вечно. Да и аппетиты Чеха растут…

— Так отдай ему Носова! — с вызовом предложила Лина. — Почему ты откупаешься моим мужем?

— Потому что Носов уничтожит нас! — повысил голос Кирсанов. — Он раздавит нас одним пальцем, Лина. Я каждый день балансирую на грани жизни и смерти, а твой муж предложил оптимальный выход из создавшегося положения.

Жена закрыла живот, будто защищала малышку.

— Ложь! Ты просто не можешь простить моему мужу то, что он сделал. И ему не даёшь об этом забыть. Я смирилась с этим, но… Тюрьма?! Вы здорово придумали! Ты избавишься от него и Чеха, Береговой избавится от чувства вины. А я? Обо мне вы подумали? Что буду делать я? Верить? Да я вас обоих ненавижу!

Она метнула в меня тяжелый, пронзающий сердце взгляд, и побежала к себе.

— Лина! — хотел ее остановить, но входная дверь открылась. Пора. Звонарёв уже отзвонился, что они на подъезде.

Дом наполнился людьми в форме, во главе процессии шел высокий худой следователь с острым носом, кепкой-таблеткой на голове и желтыми прищуренными глазами.

— Береговой Алексей? — не спросил, а утвердил он.

— Да.

Меня пробило жаром, ведь следующие дни и месяцы я никого из родных, возможно, не смогу обнять. Я окинул взглядом гостиную, задержался на ступеньках, куда убежала Лина. Мне хотелось остановить миг, промотать сутки назад, зациклить время счастья и никогда не возвращаться в горькое Назад и никогда не идти в страшное Вперед.

— Вы должны проехать с нами, — мужчина слабо улыбнулся и показал что-то конвою. Ко мне подобрались двое некрупных, но поджарых мужчин. За спиной щелкнули наручники, кожу больно защемило на кистях, явно размер не для моих коряг-рук.

Я оглянулся на лестницу в надежде еще раз увидеть Лину. Хоть мельком. Отпечатать в памяти ее румяные щеки, круглый животик, золотисто-медовые кудри, в которых так приятно путать пальцы. Увидеть синь ее глаз, нырнуть в них. Опустить взгляд на сладкие губы, представить, какие они горячие и податливые.

И какие теперь недоступные.

Неужели она не выйдет проститься? Ничего не скажет, чтобы я смог выдержать испытание, справиться с годами одиночества и тоски? Чтобы мог держаться за ее любовь и дышать. Ничего не скажет на прощание?

А что ей сказать? Когда не любишь, нечего и говорить. Подаренное мной наслаждение легко, через время, заменит другой мужчина, и я не стану препятствовать, только бы это был не Носов.

Я прятался и не научил Лину себя любить, отталкивал ее всячески, закрывался, и вот результат. Ухожу из дома, поджав хвост, как провинившийся пес, а не лис, которого приручили.

— Дайте минутку, — попросил я следователя.

Мужчина покладисто улыбнулся и, кивнув, вышел на улицу. Со мной остались ребята в форме и Кирсанов. Я не смотрел на тестя, не искал в нем поддержки, не ждал совета. Понимал, что ему на меня плевать. Уйду из жизни дочери, всем станет легче и спокойней.

Никто не забыл, что я сделал. Мы просто старались об этом не говорить, обходить стороной острые углы и не напоминать.

Достаточно! Я не хочу прятать голову в песок, как страус. Я не трус, потому отвечу за все, что сделал. И да простит мне любимая жена, сын и нерожденная дочь.

— Тетя, — я обратился к родительнице, что тихо плакала возле стены. Я еще ранним утром пояснил ей, что другого выхода избавиться от Чеха нет, — приведи Сашу, пожалуйста.

С сыном все-таки пришла заплаканная Лина. Когда она увидела мои скованные за спиной руки, едва не сложилась пополам. Качнулась вперед, прикрыла ладонью губы, чтобы не закричать. Она сильная, она справится. Я глотал ее образ, безмолвно благодарил за то, что спустилась, и не мог напиться. Мне было мало. Хотелось большего, объятий, запаха, прикосновений, но нельзя. Это слишком привязывает ее ко мне, вживляет меня в нее, и тогда расставаться будет больнее.

Жена держала за руку Сашку и вела по ступенькам. Он сжимался и упирался, будто его хотят наказать.

Я подошел к краю дорожки и неуклюже присел. Пришлось встать на колени и немного согнуться, чтобы оказаться с сыном на одном уровне.

— Береги маму, Александр. Обещай.

Саша испуганно зыркнул на Лину, а потом повернулся ко мне и кивнул. Он сжимал ладонь жены тонкими пальчиками, отчего они белели, и переводил взгляд с меня на Кирсанова, а потом снова на меня.

— Не разрешай маме плакать, договорились? — попросил я. Хотелось потянуться, но наручники звякнули за спиной, отрезвляя.

— Ты уходишь? — вдруг спросил сын. — И не вернешься?

— Вернусь. Обязательно вернусь. Ты будешь ждать?

Саша приоткрыл рот, а потом мотнул головой. Сжал кулак и отвернулся.

— Я твой папа, помнишь? — мягко подсказал я.

— Нет, мой папа меня никогда бы не оставил, — сказал он твердо и жестко поджал губы. Не повернулся, смотрел в пол, в сторону, но не мне в глаза.

— Я не хочу тебя оставлять, Саш, но мне приходится. Чтобы вы с мамой были в безопасности, папе нужно уйти.

— Ты не мой папа, — Саша вдруг стал злым, оскалился, вцепился в мое лицо взглядом, наполненным обидой и болью.

Я понял, что не выдержу очередной бой за право называться отцом. Сейчас совсем не было моральных сил на это, потому просто попросил:

— Обними меня на прощание, сын, — и перевел взгляд на Лину.

Глядя снизу вверх, я чувствовал ее превосходство. Моя королева, я склоняю перед тобой голову, видишь? Только дождись. Она сверлила меня взглядом, жевала губы и молчала.

— Нет! Уходи, — яростно прошептал Саша и закашлялся. — Ты… Т-т-ы н-не м-мой папа. Мой п-п-папа меня бы не бросил! Не бросил! Никогда бы не оставил одного! Ты не он! Он бы меня защищал, а ты приносишь в дом только горе и страх! — Саша заходился, я испуганно встал и отошел подальше. Только не кризис, Боже, пожалуйста. Я выслушаю, что угодно, но только не хочу быть причиной приступа у сына.

— Простите меня, — сказал одними губами, глянул в последний раз на застывшую Лину и, зажмурившись, двинулся к двери, будто разбивая плечами камни — так тяжело давались шаги.

Я больше ничего не слышал и ни черта не видел. Плакал ребенок, плакали женщины. Зачем? Не нужно обо мне плакать, ведь не заслужил. Саша прав — я давно не его отец. Я себя сломал, запятнал душу, и никогда не стану прежним. Как бы ни пытался идти дальше, тьма все равно будет жрать меня изнутри.

Глава 36

Ангел

Через некоторое время…