Когда я доедаю фалафель, я выуживаю свой телефон. Мне просто нужно отправить фотографию и покончить с этим.
— Кому ты посылаешь грузовик Моррисона?
— Вики. У нее особая связь с грифоном.
Он молча откусывает от второго фалафеля.
— Что?
— Ничего.
— Она под контролем.
— Разве я что-нибудь сказал? — спрашивает он.
— Ты специально промолчал, — говорю я. — Так что, да.
Он фыркает.
Я делаю паузу, держа большие пальцы наготове, не зная, что написать вместе с фотографией грифона. Я печатаю: «Спасибо за деревья». Потом я меняю на: «Вот грифон и безумные специалисты в области лесоводства», потом удалю.
Я набираю: «Приятель твоего грифона?» А потом стираю. Затем: «Думаю о галстуках-бабочках» Потом меняю на: «Этот парень спрашивает, где, черт возьми, мой галстук-бабочка»
Удаляю.
Все это меня очень тревожит, потому что я мастер писать женщине правильные вещи, независимо от обстоятельств: от до-постельных шуток до после-постельных смайлов.
Я не знаю, что написать Вики. Как я могу не знать?
Но я точно знаю. Я действительно хочу написать, что: «Мне чертовски понравилось целовать тебя. Я забыл, каково это — целовать кого-то, потому что это было единственное, что стоило делать в этом мире. Я уже забыл, каково это — сидеть и делать вещи с кем-то, кому насрать, как выровнять завитушки. Жаль, что тебя здесь нет»
— Итаааак, — произносит Бретт. — Как продвигается операция «Хороший полицейский»? Операция «Горячий полицейский»?
Я ощетиниваюсь от этого названия:
— Просто сосредоточься на своей роли.
Следует более специфическая тишина.
Я поднимаю взгляд.
— Что?
Он кивает на мой телефон:
— Пальцы отсохли?
— Если я собираюсь что-то сделать, то сделаю это правильно.
— Хорошо, дядя Энди, — шутит он, имея в виду моего отца.
— Все под контролем, — рычу я.
— Черт возьми, — говорит он, будучи не в восторге от моего рычания. — Уверен?
Я пристально смотрю на изображение. Это карикатурная версия, но яростная, защитная.
— У нее особая связь с грифоном. С тех пор, как впервые приехала в город, — я поворачиваюсь к нему. — А этот частный детектив когда-нибудь упоминал о каких-нибудь издевательствах в ее прошлом?
— Нет. Хотя об издевательствах не всегда сообщают. Ее прошлое немного скудновато. Ее интернет-след слишком незначителен для человека ее возраста.
— В Прескотте случилось что-то очень важное, — говорю я. — Кто-то действительно сделал что-то с ней. Похоже, что он настроил против нее большую часть города.
— Я могу спросить об этом у частного детектива.
— Сделай это, — говорю я. — Кто-то преследовал ее, и я хочу знать, кто именно. Я хочу знать, что произошло, и я хочу знать, кто это был.
Я чувствую на себе его взгляд.
— Это часть операции «Хороший полицейский»?
— Просто сообщи мне подробности, — я печатаю: «Кое-кто передает привет», и отсылаю.
Глава семнадцатая
Вики
Через два дня после поцелуя Эйприл звонит мне и сообщает, что мы со Смакерсом должны будем приехать на церемонию закладки фундамента для исследовательского центра по изучению расстройств головного мозга на Стейтен-Айленд.
Я надела свой любимый наряд: темно-бордовую юбку-карандаш и темно-серую кофту. Я замираю над перламутровыми пуговицами, вспоминая, как его пальцы слегка дрожали, словно он действительно хотел меня. Это было самое горячее, что я когда-либо испытывала.
Самое горячее, что я когда-либо испытывала — мужчина, расстегивающий мою кофту, как будто он хотел меня.
Я опускаюсь на кровать. Отчаяние и негодование окутывают меня, ярко и остро. Смакерс настороженно наблюдает за мной из своего гнезда из одеял.
Какое-то время это казалось таким реальным, но он один из лучших. Одно его слово — и здания взлетают к небу, а женщины падают на колени. Для этого есть причина.
Что я делаю?
Снова надеваю ту же кофту для него, вот что.
Я плюхаюсь обратно на кровать и прокручиваю текст Генри про грифона, как делала это уже дюжину раз. Как будто это доказательство того, что он думал обо мне.
Он на самом деле думал о своей компании, не так ли? Он испробовал несколько коварных вещей, а теперь решил прибегнуть к соблазнению.
Он хочет вернуть компанию, а почему бы и нет? Она должна была принадлежать ему. Он заслужил это. Он совсем не такой, как Денни.
Я прижимаю телефон к груди и смотрю на заляпанный водой потолок.
И я принимаю решение. Все это должно закончиться.
Входит Карли и качает головой, глядя на мой наряд.
— Ты в этом пойдешь?
— Мне нужно тебе кое-что сказать, — говорю я. — Я передаю управление компанией Генри.
— Изви-ниииии? — говорит она возмущенно и драматично.
— Это не мое. Это неправильно.
— Это принадлежит бедняге Смакерсу.
— Да ладно тебе, — говорю я. — Это наследственное право Генри. Я попрошу Смакерса подписать его.
— Но… все эти деньги!
— Они не наши.
— Он пытался обмануть тебя, — говорит Карли. — Он пытался запугать тебя. Он поместил тебя под стражу!
— И теперь все это закончится.
— Значит, богатый титулованный мудак, который думает, что может всегда все получить, добивается своего?
Воспоминание о поцелуе захлестывает меня. Я бы отдала ему все, что угодно. Это опасно. Как далеко он мог зайти? Соблазнить меня из чистого долга?
— Решение принято, — говорю я.
Карли прищуривается:
— Подожди-ка. Это довольно серьезное финансовое решение.
Я горько улыбаюсь:
— Многомиллиардное решение.
— Ну, может быть, ты кое о чем забыла? Некое время на обдумывание, которое мы обещали друг другу соблюдать?
— Это совсем другое дело.
— Как? Это очень важное финансовое решение. Это касается нас обеих — таков наш договор.
Я сажусь прямо. Дерьмо.
— Я не могу…
— Мы держим слово, данное друг другу, — говорит она. — Так ведь?
Ни у кого нет такого чутья на лицемерие, как у подростка. Я смотрю на календарь. Двадцать один день.
— Я должна, по крайней мере, рассказать ему. Он… — пытается соблазнить меня. — Он несчастен.
— О, нет, нет, нет, нет, нееет! — Карли видит, что подловила меня, и она наслаждается всем этим дерьмом. — Принятие обязательств — это обещание. Если ты верна своему слову, то сказать, что ты сделаешь что-то, все равно, что сделать. Это то же самое, — добавляет она. — Мы обе держим свое слово. А Генри и остальные члены мирового сообщества сначала обещают поступить правильно, а потом пытаются обмануть тебя? Черт…
— Ладно, ладно, — я поднимаю вверх руку. — Но я верну компанию.
— Если ты так решишь после обдумывания, то да.
Я смотрю на нее, стоящую там, всю в огне:
— Я не знаю, ненавижу я тебя сейчас больше или люблю.
Она усмехается:
— И ты не сможешь взять на себя обязательства в устной форме. Не такую: Я возвращаю тебе твою компанию, но я должна порадовать свою сестру.
Я бросаю в неё скомканный носок.
— Птица, — говорит она.
***
Когда Эйприл сказала мне, что скоро приедет машина, я предположила, что это будет мой личный лимузин, как это принято у Locke Worldwide, но когда я выхожу на улицу со Смакерсом в его любимой переноске, там стоит Генри, держа дверь открытой.
Он снимает свои очки-авиаторы. А у меня внутри все воспламеняется.
— Доброе утро, — говорит Генри. Его коричневый костюм идеально сидит на широких плечах.
— Привет, — отвечаю я, словно не очарована Генри Локком. Я проскальзываю в лимузин, располагая Смакерса на стороне кайфоломщика.
Он садится рядом со мной и протягивает мне Java Chip Frappuccino. Потому что он, конечно же, запомнил. Это часть работы соблазнителя.
