Сильная и независимая (СИ) - Резник Юлия

— М-м-м. Даже так? Неожиданно.

— Что именно?

— Ну, где ты, Юль, а где большой бизнес? Пойми меня правильно, ты, конечно, баба умная…

— Остановись, Эдик, — напрягаюсь я. — Не продолжай, не стоит.

— Ты мне не чужой человек. Я за тебя волнуюсь!

— Спасибо, но для этого нет никакого повода, — отворачиваюсь к окну. — До чего же странно. Я так выросла за годы нашего брака, а ты этого даже и не заметил.

— Юль…

— Нет-нет, ты не понял! Как раз за это я тебе искренне благодарна. Если бы не необходимость каждый раз что-то доказывать тебе и твоей чванливой мамаше, может, ничего бы из меня не вышло, а так гляди, как интересно получается — я развиваюсь, расту, становясь лучшей версией себя. Вон, даже в большой бизнес подалась.

— Смотри, чтобы тебя не кинули в этом твоем большом бизнесе, — поджимает губы Моисеев. Ну, еще бы. Я, считай, на святое покусилась — его мамашу.

— Да даже если кинут, Эдик, что мне терять? Свои идеи? Черт с ними. В отличие от упущенных возможностей, идеи придут еще.

— Поступай как знаешь. Я предупредил.

— Спасибо, но у меня есть своя голова на плечах.

— Тогда почему у тебя ноль вопросов к тому, что Наумов готов вложиться в дело, в котором вообще ни черта не смыслит?!

Ну, допустим, смыслит он побольше многих. Однако мне неинтересно развивать эту тему.

— Может, Наум таким образом хочет произвести на меня впечатление? — бросаю на Эдика хитрый взгляд.

— Да, конечно. — Морщится. — Думаешь, оно ему надо — так напрягаться? Серьезно? Да перед ним бабы сами на спину падают… Выбирай любую, — заканчивает беззвучно, бросив взгляд на уткнувшихся в телефоны детей в зеркало заднего вида.

— А вдруг ему самому хочется поухаживать за женщиной, м-м-м? Для разнообразия.

— Ты сама-то в это веришь? Если да — мне тебя жаль.

— Да неужели я так плоха, Эдик? — сощуриваюсь. — Вроде все при мне.

— С этим никто не спорит, — идет тот на попятный.

— Тогда к чему этот разговор?

— Нет, ты что, реально хочешь сказать, что у вас с Наумовым…

— Не хочу! — я тоже стремительно сдуваюсь. — А если даже и так, я не собираюсь ни перед кем отчитываться. Мальчики, вас куда? Ко мне или к папе?

Детвора переглядывается и нерешительно пожимает плечами:

— К папе. С тобой мы провели отпуск.

— И то так, — вздыхаю. Неопределенность меня выматывает. Я надеялась, что после проведенного со мной времени мальчики вспомнят, как нам было хорошо, и не захотят расставаться, но что-то пошло не так. Возможно, они действительно скучали по отцу. — Тогда меня закинь домой первой, — прошу Моисеева. — А вы не забудьте разобрать чемоданы. Там сладости, что мы брали на сувениры, помните?

— Угу. Тебе оставить?

— Нет. Пора возвращать форму. Я с вами расслабилась.

— Ты правда отлично выглядишь, — бросает Эдик.

— Спасибо. Вернуть комплимент не могу. Тебя что, вообще не кормят?

— Не начинай!

Хмыкнув, выбираюсь из машины — Моисеев как раз припарковался у дома.

— Помочь с чемоданом? — спрашивает, достав тот из багажника.

— Сама справлюсь. Созвонимся.

Поднимаюсь к себе — я и не думала, что так скучала. Даже не смущает, что за время моего отсутствия поверхности покрылись толстым слоем пыли. Первым делом раскладываю чемоданы и включаю кондиционер, чтобы изгнать из дома запах давно не проветриваемого помещения. Следом принимаюсь за уборку. Отписываюсь девочкам в чате, что вернулась. Развешиваю на балконе стирку — дорогие дизайнерские вещи я не рискую сушить в машине, когда взгляд приковывает разгорающийся на горизонте закат… Бегу в комнату, чтобы взять телефон. Делаю несколько фото — момент настолько красив, что хочется его непременно запечатлеть на память. Вот так гоняешься за красотой по миру, а она тут — прямо перед носом! Только и ждет, когда ты ее заметишь.

Отсылаю снимок девочкам в чат. И зачем-то Наумову. Он тоже мне как-то прислал фотографию стаи дельфинов. Но, кажется, я только теперь понимаю, что его на это сподвигло. Потому что ощущаю примерно то же самое — красоту момента, которую непременно хочется разделить.

«Уже дома? Как добрались?»

«Да. Все хорошо, без задержек. А ты все странствуешь?»

«Наслаждаюсь последними днями. Скоро тоже буду возвращаться».

«Легкой дороги».

Откладываю телефон на подоконник. Отодвинув гору мокрой одежды, устраиваюсь в плетеном кресле. В чувствах царит сумбур. Наверное, глупо отрицать, что он меня зацепил? Будь мне поменьше лет, я бы уже, наверное, напридумывала всякого. А так, слава богу, верх берет здравый смысл. И, чего греха таить, лень. Я не хочу напрягаться, чтобы ему понравиться. Не хочу ломать себя, подстраиваясь под давно сформировавшегося, как и я сама, мужика. Я вообще думаю, что если бы наши девочки не спешили так сильно выскочить замуж, хрен бы их кто туда загнал после тридцати. Не то чтобы я всерьез рассматривала этот вопрос применительно к нам с Наумовым… Сама идея, что я могла бы, смешна. Уж если я сама откровенно наслаждаюсь своим одиночеством, то он, давно оценив преимущества оного, поди, и мысли не допускает о том, чтобы распрощаться с холостой жизнью. Да даже просто — ввязаться в более-менее серьезные отношения.

— Ну, не знаю, — пыхтит Лерка, с которой я все же решила поделиться своими переживаниями наутро. — Может, зря ты настолько категорична.

— Почему? Мы же понимаем, что заинтересованный в тебе мужчина нашел бы способ этот самый интерес показать. Согласись, Наумова вряд ли можно заподозрить в робости.

— Во-первых, я с ним толком незнакома. Во-вторых, я вообще в шоке, что ты столько молчала…

— А что тут расскажешь, Лер?

— Ну, в итоге же ты нашла что…

— И? — усмехаюсь. — Он ко мне даже не подкатывал. Просто…

— Тебе с его стороны почудилось что-то эдакое?

— Мы, женщины, те еще фантазерки. Ты закончила? Мне здесь еще два подхода.

Естественно, встречаемся мы с Леркой в спортзале.

— Ага, давай меняться. А что касается Наумова… Не знаю, что и сказать. Лично я не вижу ничего плохого в том, как все развивается. Меня бы насторожило, если бы он, наоборот, принялся забрасывать тебя цветами и по ночам петь серенады под окнами…

— Что же в этом плохого?

— Все. Такие жесты больше характерны для нарциссов и психопатов. Нормальные мужики по ночам спят. А прежде чем подпустить к себе женщину, они сначала к ней поприсматриваются. В конечном счете ты и сама делаешь то же самое.

Задумчиво киваю:

— Да, наверное, так и есть.

— Ну и что тебе не нравится?

— Пожалуй, все нравится. Я бы не хотела спешить.

— С чем спешить?! — раздается над ухом знакомый голос, и тут же загребущие лапищи Данила смыкаются на моей талии.

— О, привет. Ты какими судьбами здесь?

— Подрабатываю, — пожимает плечами. — В универе каникулы.

— М-м-м. Ты не рассказывал мне о своих планах.

— Ты ими не интересовалась. — Глаза парня чуть сощуриваются, будто он оценивает меня, но голос остается равнодушным. — Давно вернулась?

Почему-то от его спокойной интонации становится неловко. Гложет чувство вины за то, что я ему до сих пор не сообщила о возращении. По-хорошему, я должна была написать первой, но так и не сделала этого.

— Вчера. Как раз хотела тебе позвонить.

— Ясно. Сегодня увидимся?

Будто призывая подругу на помощь, бросаю на Лерку опасливый взгляд. Я и правда не могу понять, что мне делать с Данилом. Бросить? Так ведь синица в руках, наверное, лучше журавля в небе. Тем более когда нет уверенности, что мне нужен этот самый журавль.

— Если я не слишком поздно освобожусь. Напишу тебе, ладно?

— Ага. Ну, — Данил ведет рукой по затылку, — тогда я побегу. Мне доверили мини-группу.

— Давай.

Данька уходит, демонстративно играя мышцами. Они у него совсем не такие, как у Наумова. В первом случае видно, что это результат работы в спортзале, помноженный на хорошую генетику, во втором… Во втором фигуру явно пообтесала жизнь. И, наверное, именно эта необузданная естественность делает харизму Наумова такой убойной.