Особые отношения - Сисман Робин

— Тише! — Роза положила ей на колено свою руку. — Слушай, это она!

Выступления уже завершались. Первым был человек в черном костюме, второй — лидер профсоюза в серой куртке, затем — бородатый американец, которому, как выяснилось, грозил призыв. Теперь был последний выступающий, женщина. После паузы раздались хлопки и возгласы одобрения из толпы.

— Посмотри! — выкрикнула Роза. — Вон она.

Анни встала на колени и оперлась на плечи Розы. Высокая женщина взобралась на платформу. Она была одета в долгополый мужской костюм, на руке виднелась черная повязка.

Толпа, замерев, внимала знакомому голосу, страстно обвиняющему американское правительство в преступной войне. Анни развернула листовку, которую подобрала ранее. Она почувствовала угрызения совести, что почти равнодушно пробегает строчки с ужасными данными — сорок тысяч американцев убиты, на нужды машины смерти потрачены миллиарды долларов, сброшено больше бомб, чем во время второй мировой войны, в пустыню превратились сотни квадратных миль вьетнамской территории — после распыления «Эйджент орандж». Но фотографии были действительно потрясающие. Человек закрыл глаза, ожидая выстрела из пистолета, прижатого к его виску. Женщина держит своего мертвого ребенка, открыв рот в крике горя. Анни видела такие фотографии по телевизору и в газетах, но в первый раз она почувствовала это своим сердцем. Здесь все ощущалось очень реально. У нее было удивительное чувство единения с этой гигантской толпой, возможно, даже лучше, что здесь нет Эдварда.

Выступающая женщина читала сейчас письмо протеста американскому послу, это была кульминация демонстрации. Затем она подняла руку в приветствии, напоминающем приветствие «Черных пантер». Толпа пришла в движение, готовясь тронуться в путь. Девушка, стоящая у второго льва, развернула свою накидку и стала размахивать над головой. Под накидкой у нее не было ничего. «Мир и любовь!» — крикнула она, широко раскинув руки, ее обнаженные груди колыхались. Анни и Роза подхватили этот клич, со смехом глядя, как пара полисменов пыталась увести девушку, завернув в одну из своих курток, как будто нагота была каким-то преступлением.

— Быстро, — произнесла Роза, соскальзывая вниз. — Если мы проберемся по этой дороге, мы окажемся в первых рядах.

Они взялись за руки и стали протискиваться вперед сквозь толпу, пока не обнаружили, что двигаются по Чаринг Кросс Роуд. Анни повязала черный шарф вокруг головы и принялась скандировать с другими: «Нет — войне, миру — да!» Она буквально чувствовала энергию, которой была наполнена толпа. Возбуждение, которое охватило Анни, было восхитительным, чистый восторг, исторгнутый высокой целью и волнующей человеческой солидарностью.

На станции метро «Тоттенхем Корт Роуд» толпа повернула на Оксфорд-стрит, потом еще один, видимо внезапный поворот, потому люди стали налетать друг на друга. Анни отнесло от Розы, как щепку в водовороте, и ее притиснули к стальным перилам ограждения так сильно, что она вскрикнула. К тому времени, как она высвободилась, Роза исчезла. Анни подпрыгнула, надеясь заметить причудливую шляпу Розы, но из этого ничего не вышло. Она потеряла Розу. Анни двинулась вперед, немного в стороне от общего потока. Но, когда ей удалось догнать тех, кто был впереди, толпа снова изменила направление, и Анни снова оказалась в давке, да и к тому же такой, что не могла повернуться, и перед ее глазами маячила лишь чья-то синяя куртка, похожая на ту, которую носил председатель Мао. Ее восторг исчез. Она почувствовала, что что-то не так.

Обескураженный гул перерос в крики. «Они нас не пускают… фашисты, предатели». Анни постаралась пробраться вперед. Сердце забилось сильнее, когда она поняла, что произошло. Полиция пыталась помешать им пройти с Оксфорд-стрит на Гросвенор-сквер. Всю Норт-Одли-стрит перегородил кордон полицейских. Около пятидесяти полицейских стояли, взявшись за руки, а за ними были — Боже! — лошади! Анни боялась лошадей еще с детства, после того как ее сбросил на песок пони и она сломала ключицу. А это были совсем не пони, это были мускулистые жеребцы с железными подковами. На мгновение толпа остановилась, со свистом и криками. Началось скандирование. Сначала кричали несколько человек, потом скандирование стало мощнее. «До-ро-гу! До-ро-гу! До-ро-гу!» Люди в такт топали и били шестами плакатов о мостовую. Анни чувствовала, как все сильнее напирают сзади, поскольку тысячи демонстрантов продолжали движение. Нажим становился невыносим. Она услышала крик какой-то девушки: «Дайте мне выбраться отсюда!» Но было слишком поздно.

И вдруг раздался взрыв. Одна из лошадей встала на дыбы и прыгнула, хрипя и крутя головой. Кто-то, должно быть, бросил взрывпакет. После этого все происходило очень быстро.

Что-то кричал мегафон, неразборчиво в общем шуме. Затем раздалось еще два взрыва и послышалось ржание лошадей. Скандирование толпы перешло в невнятный рев. Внезапно толпа двинулась вперед, толкая, пихая и сбивая с ног. Впереди Анни упал человек, который нес красный флаг. Через мгновение флаг был затоптан. Никто не помог человеку встать, да это было и невозможно.

Было мгновение, когда Анни заметила среди бежавших Розу, у нее были круглые глаза, и она что-то кричала. Она выглядела перепуганной. Затем ее заслонили бегущие, толкаясь и что-то выкрикивая.

С триумфальными воплями толпа прорвалась через узкий туннель улицы Норт-Одли-стрит на площадь Гросвенор-сквер. Площадь была невероятно широкой — здесь уместилось бы два поля для крикета, вместе с деревьями, статуями и фонтаном. Вокруг площади возвышались величественные старинные здания. Анни набрала в легкие воздух и побежала на своих высоких каблуках, стараясь оторваться от толпы как можно дальше. Но почти сразу ей пришлось остановиться. Со сбившимся дыханием и потеряв направление, она вдруг обнаружила, что стоит менее чем в пятидесяти шагах от американского посольства.

Это было громадное современное здание, окрашенное в бледные тона, с большими стеклами. Высокая железная ограда придавала ему вид крепости. Говорили, что в фундаменте у него есть секретное убежище для персонала на случай ядерного нападения. Высоко над входом распростер крылья гигантский позолоченный орел. Ниже орла висел американский флаг. Под флагом, на ступеньках посольства и вокруг выстроились в черную линию полисмены. Они выглядели довольно грозно.

Полицейский офицер выступил вперед и поднял мегафон.

— В интересах вашей собственной безопасности, пожалуйста, очистите площадь, — четко произнес он, покрывая шум. В толпе заулюлюкали. Он повторил свои слова.

— Вали домой, толстяк! — кто-то крикнул ему в ответ. Раздался смех. Анни чувствовала мощь толпы за собой. Она глянула назад — тысячи и тысячи людей. Они срывали ветки с деревьев, намереваясь использовать их как оружие. Перевес над полицией был десять к одному. Да и стадный инстинкт всегда силен.

От толпы отделился один человек и запустил что-то в воздух. Это оказалась банка с красной краской. Краска на лету выплеснулась на лошадь и застыла как кровь. Банка приземлилась на лестнице, рядом с полицейским заслоном, и покатилась вниз, разбрызгивая краску. Рядом с человеком, метнувшим банку, появились двое полицейских и начали яростную потасовку с ним. Наконец они одолели его и потащили — ноги волочились прямо по дороге — к полицейскому фургону. И только тут Анни заметила, что это был не парень, а девушка, с разбитым в кровь лицом.

Толпа осуждающе заволновалась. С одного из полисменов слетел шлем, сбитый еще одной банкой краски. Кто-то выскочил из толпы, схватил шлем и вернулся со своим трофеем. С криками этот шлем стали бросать вверх. В воздух полетели новые банки, разбиваясь об асфальт. Полицейский с мегафоном снова выступил вперед, но был встречен огнем из камней. Инстинктивно отскочив и прикрыв лицо руками, офицер наступил на краску и упал. Толпа бросилась вперед, как голодное зверье. «Давайте достанем эту свинью», — крикнул кто-то. Люди бежали, выставив вперед транспаранты, ветки и плакаты. Они двигались прямо на линию полицейских! Полицейские тоже побежали вперед, чтобы пресечь демонстрантов. Началась жестокая, безжалостная драка.