Вести приходят издалека - Ярославская Татьяна Владимировна

— А ты можешь?

Вопрос Тимура удивил ее своей простотой и одновременно мудростью.

— Мне кажется, что не могу. Но все вокруг уверены, что могу. И Аня совершенно определенно сказала, что передала все мне. Уже передала. Может, я просто не сумела догадаться? Но я должна найти эти документы, надо только хорошенько подумать. Даже если затея с документами мне не удастся, я все равно попытаюсь остановить то, что вокруг этих разработок происходит, я заставлю возобновить дело об убийстве Ани Григорьевой.

— Ты все-таки уверена, что ее убили?

— Теперь совершенно уверена. Она, без сомнений, участвовала в экспериментах, академик вживил ей имплантанты.

— А она болела разве? — нахмурил брови Тимур.

— Может быть, хотя и необязательно. Она своего академика любила и доверяла ему. Тебе, наверное, еще не понять, но если женщина любит мужчину, она доверяет ему беспредельно, как Богу.

— Да ну? — встрял Кузя, почуяв тему, в которой считал себя экспертом. — Когда женщина любит, она сводит человека с ума своим недоверием и дурацкой ревностью. Это как?

— Кузя, я говорю о настоящей, преданной и верной любви. Есть такая, ты уж мне поверь на слово. Бог даст, и ты ее встретишь в свое время.

— Конечно, когда мне будет семьдесят лет, как этому академику, мне тоже можно будет доверять, — энергично закивал Кузьма.

— Он ей пообещал, что она сможет отыскать свою дочку, — предположил Тимур, возвращаясь к прерванной братом теме.

— Да. И, судя по рассказу Ани, все это так и случилось. Я сначала не придала значения ее словам, я тогда ей ни в чем не верила, мне же казалось, что она с ума сошла. А теперь понимаю, что это правда. И еще более уверена: она не убивала себя. Она в самом деле видела все, о чем говорила.

— Если подумать, наверное, это возможно, — сказал Тимур.

— Если действительно подумать, то надо вспомнить игровые автоматы, — выдал Кузя.

— При чем здесь автоматы?

— Теть Маш, ну, ты же знаешь, почему мы с Тимкой в них не играем.

— Тьфу-тьфу! — сплюнула Маша и энергично постучала по Кузиной голове, как по дереву. — Вот еще нам не хватало. Кстати, почему?

Кузя авторитетно усмехнулся.

— Потому что обогатиться на них невозможно! Знаешь, как люди играют, тактику там всякую применяют, систему… А ерунда все это. В Америке, может, и случайным образом картинки выпадают, а как в Россию автомат попал — все! Плату перепрограммируют так, чтобы выигрыш выпадал в пяти, а то и меньше процентов. То есть автомат работает сам по себе, практически без участия игрока.

— Ты это все к чему? — не понимала Маша.

— А к тому, что может, этот академик поступал гораздо проще. Программа, которая зашита в приборе, не открывала никаких каналов, а просто транслировала, ну, передавала на эти встроенные в мозги процессоры нужную картинку. Или пробуждала воспоминания об умершем близком человеке. Или показывала кино про незнакомого.

— Зачем? — Маша тряхнула головой, будто пытаясь утрясти в ней эту новую, неожиданную идею. И выданную кем? Кузькой!

— Не знаю, зачем. Может, он этих людей заставлял что-нибудь для него делать. Надо их спросить. Он им свидание с умершими родственниками обещал, а они его за это благодарили или просто деньги платили. А?

Маша и Тимка переглянулись.

— Ой, только не надо мне рассказывать, какой я дурак! — замахал руками Кузя.

— Ты не дурак, — веско сказал Тимур. — Мам, а ведь он, скорее всего, прав. Это все бы сразу упростило.

— Не может быть. А как же тогда Цацаниди убивает оттуда своих пациентов?

— Никак!

— Но их же уже трое: сын Густовой и Клинский пытались, а Бураковский покончил с собой. Катя говорила, что есть и другие. А если считать еще и Аню…

— А если это не он их убивает? — стоял на своем Тимур. — Может, они что-то знают такое, за что их убивает кто-то другой, у кого есть такой же прибор.

— Такого прибора ни у кого больше нет, — уверенно сказала Маша.

— Откуда ты знаешь?

— Стольников сказал.

— Он может и не знать.

— Нет, ребята. Не может быть дубликата. Цацаниди даже плату с процессором сделал съемной и каждый день с собой уносил.

— Вот зачем он ее с собой уносил? — спросил Кузя.

— Именно для того, чтобы никто не сделал дубликат.

— Ой, не смеши меня! Ему ведь не студенты-первокурсники программу писали. Можно же зашить программу так, что ни за что не считаешь.

— Допустим, Цацаниди об этом не знал. Пожилые люди мнительны, — не сдавалась Маша, все больше сознавая, что в этом вопросе пальма первенства не за ней.

— Допустим, он таскал плату к программисту, а тот дописывал то, что Цацаниди велел. Он же разговаривал со своими больными. Ах, ах, у вас папаша когда помер? А какой он был? Расспросит там, а потом и передает больному картинки в мозг. Шарлатан!

Кузя с таким забавным видом махнул рукой, что Маша и Тимка не удержались и покатились со смеху.

— Как ты академика-то разделал! — восхитилась Маша.

— Зато это больше похоже на правду, чем сказки про убийцу с того света, — назидательно сказал Тимур и отрезал Кузе еще кусок торта.

— Какие вы у меня умные, — улыбнулась Маша. — Только вы мне все оставшиеся извилины заплели.

— Обе? — съязвил Кузька и получил по лбу кухонной прихваткой.

39

Утром Маша старалась тихонько собраться и успеть на пятичасовой Череповецкий поезд. Она уже заказала такси и теперь пыталась влить в себя чашку чая.

— Не мучайся, — зевая, протянул Тимур, появляясь в дверях кухни. — Опять напьешься пустого чаю, будет голова кружиться. Лучше термос с собой возьми.

— Ты чего вскочил? Сегодня ж воскресенье. В школу тебя не добудиться, а в выходной сам не спишь.

— Я еще и Кузьку сейчас подниму, хочу его на рыбалку вытащить.

— С ума сошел, — покачала головой Маша и с чистой совестью выплеснула в раковину чай. — Два хвоста поймаете, замерзните и простудитесь.

— Не простудимся. Кузька целыми днями у компьютера сидит, пусть хоть воздухом подышит.

Машина пришла. Маша обняла сына.

— Мама, не хотелось бы тревожить тебя перед поездкой…

— Что случилось? — мгновенно насторожилась Маша.

— Ничего не случилось. Просто как-то неспокойно. Ты уезжаешь. Зачем тебе это? Ты подумай. Сходи к следователю, расскажи все, пусть они там сами разбираются.

— Тим, но я должна…

— Ничего ты не должна! — сердито оборвал ее сын. — Ты должна вернуться целой и невредимой.

— Не беспокойся, все будет в порядке, — попыталась утешить его Маша.

Но Тимка, скрючившись с высоты своего роста и уткнув нос в Машино плечо, не выпускал ее из своих объятий.

— Мамочка, ты у меня одна, одна-единственная! И пусть никого не будет, пусть все умрут, только пусть ты останешься!

— Что ты, солнышко мое! Что ты! — Маша гладила сына по шелковым волосам, и из глаз ее готовы были брызнуть слезы.

— Обещай, что ты никуда не будешь сама ввязываться! Пусть милиция разбирается, ладно?

Маша чуть отстранила от себя Тимура и положила руки ему на плечи.

— Я тебе обещаю, что все будет хорошо, слышишь? У меня есть знакомый оперативник, я все ему расскажу, а там посмотрим.

— Что, посмотрим? — шмыгнул носом сын.

— Если он скажет, что все это ерунда и никого за это привлечь невозможно, я просто плюну на все и приеду домой. А если это серьезно, то напишу заявление следователю, и пусть они сами со всем разбираются. Договорились?

Тима молча кивнул.

Нет, не имею я права рисковать, думала Маша, сидя в такси, уносившем ее к вокзалу сквозь просыпающийся город. У меня еще такие маленькие дети. Хоть и вымахали длинные, а все равно дети. Все, что я должна, это довести информацию до компетентных органов, а уж они пусть делают все, как знают.

40

Мама. Самая красивая, самая умная, самая лучшая. Ни у кого нет такой мамы, как у него. Все семнадцать лет его жизни мама каждую минуту делала его счастливым. И Тимур решил всю свою жизнь построить так, чтобы сделать теперь счастливой свою маму.