Время. Ветер. Вода (СИ) - "Ида"

А потом вдруг раздался пронзительный свист, и огненная ракета, стремительно взметнувшись в небо, с громким хлопком рассыпалась над нашими головами разноцветным фонтаном. Все закричали «ура», и я тоже. Рыжие отблески плясали повсюду: и в непроглядной вышине, и на чёрной воде. Дети, задрав головы, стали носиться по всему пригорку, ловя падающие искры.

Внезапно, прямо на моих глазах, один из мальчиков неловко оступился и в один миг исчез. Послышался слабый всплеск. Девочка с ужасом завопила «Вова!».

— Там ребенок в воду упал, — крикнула я ребятам и бросилась к краю.

Под самым склоном плавало множество коряг и среди них, слабо различимым пятном, беззвучно барахтался мальчик.

До обрыва Артём добежал раньше, но замешкался, стаскивая куртку, и прыгнуть не успел. Макс кинулся в воду первым, безрассудно, не глядя вниз и не снимая кроссовок. В свете фейерверков было видно, как он быстро доплыл до мальчика и потянул за собой.

Достать ребенка из воды помогли понабежавшие люди. Он был страшно напуган и дрожал. Женщины запричитали, а его мама, примчавшись, сходу влепила крепкий подзатыльник, после чего обняла и со слезами в голосе заныла: «Ну как же ты так?» Подошел серьёзный сорокалетний дядька в высоких резиновых сапогах и сказал, что пацана нужно срочно гнать в баню, иначе подхватит воспаление лёгких. Глянул на Макса и добавил: «Этого тоже».

С Макса лило ручьями, и дрожал он не меньше. Тяжелый подбородок и посиневшие губы лихорадочно тряслись, плечи ходили ходуном. Но глаза светились, и собой он был доволен.

— Зачем понадобилось лезть? — накинулась на него Вика. — За нами сейчас такси приедет, а тебе даже переодеться не во что.

— Всю жизнь хотел спасти кого-нибудь. Почти так всё и представлял, только не думал, что настолько холодно, и кроссовки чуть не утопил.

— Всё, круто, — Артём помог ему стащить одежду. — Теперь ты почти, как Курицын.

— Это ещё кто? — удивилась Вика.

— О…о…о, — протянул Артём, отдавая Максу свою куртку и оставаясь в одной футболке. — Это человек — легенда. Одноклассник Максовой мамы, он совершил все самые лучшие на свете поступки. Мы всегда стараемся быть похожими на Курицына, да, Котик?

Но Макс продолжал пристально смотреть на Вику в ожидании похвалы.

— Ты большой молодец, — я забрала у него мокрые вещи, чтобы выжать.

— А я, между прочим, раньше среагировал, — с мальчишеским хвастовством заявил Артём.

— Только тебе хватило мозгов не лезть, — сказала Вика.

— Не хватило. Просто Макс опередил. В следующий раз тоже кого-нибудь спасу.

— Какие же вы всё-таки дети, — Вика осуждающе покачала головой. — Ничего бы с этим парнем не случилось. Кругом полно взрослых людей.

Мать Вовы поблагодарила нас и очень настойчиво велела Максу отправляться вместе с ними в баню. И мы пошли.

На пути к деревне нас догнали два друга жениха и принялись прямо на ходу поить парней коньяком. Вика стала пить вместе с ними, отчего настроение её заметно улучшилось, так что, когда позвонил таксист и сказал, что из-за разлившейся реки проехать на нашу сторону не может, она приняла это известие с безразличием подвыпившего человека. Единственное, чего ей страстно хотелось в тот момент — это танцевать.

И хотя людей на затоптанной гравийной танцплощадке не осталось, Вику это не смутило.

Всё то время, пока ждали Макса, месили грязь на поле, шли до деревни и к реке, усталости я совсем не ощущала и не думала о ней, но стоило опуститься на лавочку, как ватная, апатичная волна накатила и накрыла с головой. Думать о том, что мы попали в глупое, беспомощное положение, что мы так далеко от дома, и что никто не знает, где я и с кем, не хотелось. Хотелось просто смотреть на то, как самозабвенно танцует Вика и не шевелиться.

Закрыв глаза, она полностью погрузилась в музыку. Движения её были неторопливы и соблазнительны. Большая красивая грудь, которой она так гордилась, завораживающе колыхалась. Было в её танце нечто откровенно провокационное, но при этом совершенно естественное и, залюбовавшись ею, я не сразу заметила, как из бани вернулся Артём и, развалившись на пластиковом стуле возле мангалов, тоже наблюдал за танцем.

Половина его влажного, распаренного лица ярко освещалась, а другую затеняли ветви. Волосы были зачесаны назад, чёрный шарик в губе тускло блестел. Он держал сигарету и, медленно выпуская дым вверх, курил.

Я подошла.

— Раньше ты не курил.

Глубоко затянувшись, выпустил большое колечко и кивнул на соседний стул.

— Ты когда-нибудь чувствовала себя счастливой настолько, чтобы хотеть остановить какой-то момент навсегда?

Неожиданный и не совсем уместный вопрос, но я задумалась.

Однажды я проснулась утром в понедельник, оделась, позавтракала, собралась, как обычно умирая от недосыпа, и только на пороге сообразила, что начались каникулы, после чего, переполненная неописуемым счастьем, рухнула обратно в кровать. Или, когда болела ангиной, и три дня температура держалась выше тридцати девяти, а потом вдруг спала и наступило необычайное облегчение.

Или, когда мы с мамой пекли песочное печенье, и я сидела перед духовкой в нетерпеливом ожидании его готовности. Когда слушала любимые песни и охлаждала в фонтане обгоревшие ноги. А ещё, когда он обнимал меня возле клуба.

Моего ответа Артём не дождался.

— То-то и оно, что такого не бывает. И чем старше становишься, тем вероятности, что это случится, всё меньше.

— Бывает, конечно, — меня всегда удивляли люди, которые ждали только плохого. — Просто мы не сразу можем разобрать. Не знаем ещё, как отличить тот самый момент.

А чем старше становимся, тем понятнее. Иначе какой смысл был бы во всем этом? В жизни вообще?

— Смешно. Ты первый человек, на полном серьёзе рассуждающий об этом, — быстро подхватив за подлокотники свой стул, он переместился ко мне. — Почему ты в школу перестала ходить?

— Просто. Надоело.

— Странно слышать такое от тебя. Что-то случилось?

— Ну её к чёрту.

— Я тоже раньше думал, что если всё послать, то станешь свободным, но ты просто переходишь на сторону хаоса и принадлежишь ему.

Он посмотрел на меня и улыбнулся, черный шарик под губой тускло блеснул.

— И вот его потом послать гораздо сложнее. Можно провести целую неделю, не вставая с кровати, можно напиться и забыть, как тебя зовут, можно веселиться каждый день с сотней людей, чьи лица вскоре рассеиваются, как туман. Можно накуриться травы и спать со всеми подряд или даже улететь в другую страну, чтобы обнаружить себя среди чужих, незнакомых улиц. Можно потратить кучу денег и даже не расстроиться. Можно послать всё, а потом проснуться в один прекрасный день и не найти себя.

Откинувшись на спинку стула, он поднял голову вверх и глубоко вдохнул воздух.

— Почему ты такой?

— Какой?

— Неприкаянный.

— Тебе нравятся сказки, а их в моём багаже нет.

— Расскажи, что есть.

Артём недовольно поморщился.

— Хорошо, расскажу кое-что в воспитательных целях, — он ехидно хмыкнул. — Однажды в шестнадцать я познакомился с девушкой из очень простой многодетной семьи, у неё был больной младший брат. Ему требовались какие-то операции и дорогое лечение, а мне ничего не стоило помочь им. Я уговорил Кострова, и он перевел им деньги. Но операция прошла неудачно, и брат всё равно умер. Они пригласили меня на похороны, но я сразу дал понять, что не приду, потому что никогда не хожу на похороны.

Тогда мать моей подруги заявила, что я зажравшийся говнюк, а у таких нет ни совести, ни сердца. Подруга её поддержала, и они выставили меня из своей хрущёвки, даже не сказав спасибо.

А ещё помню, ехал в одном купе с молодоженами. Очень симпатичной парой. Они совсем молодые были и счастливые. Рассказывали, что сбежали от родителей и жить им негде. Ну, я, естественно, предложил им какое-то время бесплатно пожить в нашей московской квартире, пока работу найдут, всё равно в ней тогда никого не было. Опекун не знал, конечно.