Развод в 45. Начать сначала - Соболева Ульяна "ramzena"

Теперь его голос звучал лишь в словах детей – "Папа сказал…" или "У Кристины получается…" – фразы, которые каждый раз приоткрывали ту коробку с воспоминаниями, которую я сама спрятала на самом дне своей памяти. Дети не виноваты. Они любят отца, и это нормально. Но каждое упоминание его имени было как укол иглой – быстро, почти незаметно, но больно.

Я не отрицала, что любила Вадима. Когда-то он был для меня всем. Моим домом. Моим будущим. Моей верой в то, что любовь – это навсегда. Он был мужчиной, который заставил меня поверить в сказку. Красивой, яркой сказке, где принц не покидает принцессу ради младшей сестры.

Я помнила, как смотрела на него, восхищённо и с тихим трепетом, как верила в каждое его слово, как чувствовала себя защищённой, нужной, любимой. В его объятиях я была не просто Светланой – я была его женщиной, матерью его детей, его половинкой. Мы мечтали, строили планы, жили одним будущим… пока не разрушили всё.

Точнее, пока он не разрушил.

Он умел шутить, умел разряжать обстановку, даже в самые напряжённые моменты. Его уверенность, его решительность, способность держать ситуацию под контролем – всё это когда-то было частью той любви, которая наполняла меня до краёв. Любви, которая казалась вечной, нерушимой, как скала среди морских волн.

Но у любой любви есть предел. Есть точка, после которой она превращается в пытку.

Я помню, как наша семья начала трещать. Сначала Вадим стал немного тише, чуть холоднее. Приходил домой уставший, рассеянный, словно мысли его были заняты чем-то более важным, чем семья. Потом – раздражённым, отстранённым. Каждый мой вопрос встречал вздохом, каждая просьба – недовольным взглядом.

А после – вовсе чужим. Как будто в доме поселился незнакомец, носящий лицо моего мужа.

Бесконечные звонки «по работе», которые он принимал в другой комнате, говоря тихо и осторожно. Поздние приходы с объяснениями про срочные проекты и важных клиентов. Отрешённый взгляд, когда я что-то рассказывала о детях, о доме, о нас. Как будто я была фоновым шумом в его жизни.

Я всё это видела, чувствовала каждой клеткой, но продолжала делать вид, будто всё в порядке. Так проще. Так безопаснее. Так меньше больно. Я убеждала себя, что это временно, что у него просто сложный период на работе, что он вернётся ко мне, когда всё уладится.

Глупая. Наивная. Слепая.

А потом оказалось, что с ним – она. Кристина. Моя подруга. Та, с кем я делилась самым личным, кому доверяла свои страхи, радости, рассказывала про Вадима… слишком много, как теперь понимаю. Она знала о каждой нашей ссоре, о каждой проблеме, о каждой слабости нашего брака. И использовала эту информацию против меня.

Как долго они смеялись надо мной? Как долго я была просто удобной крышей для их романа? Как долго играла роль дурочки, которая ничего не замечает?

Но, быть может, дело было не в ней. А в нём. Или в нас. В том, что мы перестали видеть друг друга. В том, что рутина засосала нас, как болото.

Я долго не признавалась себе, сколько ночей провела, прокручивая в голове сравнения. Кристина казалась мне красивее – ухоженные каштановые волосы, безупречная улыбка, тот самый показной лоск, от которого у мужчин сносит голову. Подтянутая фигура, дорогая одежда, умение подать себя. Она всегда умела притворяться доброй, понимающей, всегда была готова выслушать и дать совет.

Я хотела её видеть настоящей – но не увидела. Не разглядела за маской подруги хищника, который терпеливо ждал своего часа.

"Она ведь тоже когда-нибудь надоест ему", – думала я тогда, когда боль была ещё острой, сочной, живой. Когда я ещё надеялась, что он опомнится, поймёт свою ошибку и вернётся. Сейчас эти мысли кажутся мне наивными. Слабыми. Женскими в худшем смысле этого слова.

Он не вернулся. Прошло десять лет, а он так и не вернулся.

Мои дети были моей точкой опоры в те страшные месяцы после развода. Маша, старшая, давно уже перестала рассказывать мне, что у неё на душе. Она повзрослела слишком рано и всё чаще вставала на сторону отца – возможно, потому что он был слабым местом и для неё. Или потому что винила меня в том, что семья развалилась.

Артём… в нём слишком много от Вадима. Его взгляды, твёрдый подбородок, манера стоять, как будто никому ничего не должен. Иногда мне казалось, что он смотрит на меня с укором – будто я разрушила что-то важное. Будто это я была виновата в том, что папа ушёл.

Но Соня… Соня оставалась моей маленькой тихой радостью. Её ладошки, её взгляд, её доверчивое "мама" – всё это держало меня на плаву в те тёмные дни, когда хотелось просто лечь и не вставать. Она была слишком мала, чтобы понимать, что происходит, и я берегла её от правды как могла.

Когда дети рассказывали про выходные у отца – про Вадима, про Кристинины пироги, про велосипедные прогулки и кино – я улыбалась. Я спрашивала детали, делала вид, что слушаю с интересом, радуюсь их радости. Потому что хотела сохранить хоть какой-то мост между нами. Хоть ниточку. Хоть крошечную связь.

Но каждое такое воспоминание резало по живому.

Я глубоко вдохнула и встала из-за стола. Через окно студии был виден вечерний город – огни в окнах, силуэты людей, спешащих домой. К семьям, к уютным кухням, к привычному счастью. Весенний воздух за окном пах талой водой и пробуждающейся землёй, обещал новую жизнь, новые возможности.

Я чувствовала, как мои воспоминания пытаются снова пробиться сквозь толщу сознания, как призраки прошлого протягивают ко мне свои холодные руки. Но я не хотела им позволять. Не сегодня. Не сейчас, когда у меня есть шанс на новое начало.

Вадим остался в прошлом. Его хмурый взгляд, его уставшие отговорки, его жизнь с Кристиной – всё это больше не имело власти надо мной. Я построила новую жизнь. Красивую, упорядоченную, безопасную. И я не позволю воспоминаниям её разрушить.

"Я заслуживаю счастья," – тихо сказала я, словно в этом признании было что-то запрещённое.

Десять лет я жила одна. Растила детей, строила карьеру, создавала видимость того, что всё прекрасно. Десять лет я была сильной, независимой, самодостаточной женщиной. Разве я не заработала право на немного тепла? На мужские руки, которые не предадут? На любовь без подвохов и задних мыслей?

Олег… уравновешенный, внимательный, надёжный. В нём не было той дикой страсти, что когда-то связывала меня с Вадимом, но была тепло укутанная стабильность. И, может быть, именно это мне было нужно. Не огонь, который может сжечь, а тихое пламя, которое согреет и не обожжёт.

Я посмотрела на коробку с тортом и слабо улыбнулась. Сегодня всё будет хорошо. Мы поужинаем, поговорим, может быть, выпьем вина. Я расскажу ему о новом проекте, он – о своих планах. Тихо, спокойно, по-взрослому. Без бурь и потрясений.

"Я заслуживаю этого," – повторила я чуть громче, как будто пыталась убедить не только себя, но и весь мир.

Но в глубине души знала: воспоминания о Вадиме – как старая мелодия, однажды услышанная и намертво вжившаяся в сознание. Её можно приглушить. Её можно заменить новой. Но не выключить совсем. Где-то в дальнем углу памяти она будет звучать всегда – тихо, едва слышно, но постоянно.

И это нормально. Это часть меня. Часть моей истории. Шрам, который напоминает о том, что я выжила.

Я взяла сумку, ключи от машины и направилась к двери. За окном начинался дождь – первый весенний дождь, который смоет зимнюю грязь и даст жизнь новым росткам. Очень символично.

Время ехать. Время начинать новую главу.

Весенний дождь шёл плотной стеной, превращая мир за лобовым стеклом в размытую акварель. Тонкие струи стекали по стеклу, будто кто-то плёл водяную завесу, стараясь скрыть от меня всё лишнее. Ветер срывался порывами и трепал ветви деревьев, что склонялись к дороге, как будто шептали о чём-то своём.

Стеклоочистители скользили по стеклу в ритме, который должен был убаюкивать – но вместо этого раздражал. Скрип-скрип, скрип-скрип, как метроном, отсчитывающий последние секунды чего-то важного.