Последняя фраза особенно сильно впечатляет меня, мои глаза мечутся по полу, и тут я вижу злосчастный тест на беременность, откатившийся дальше остальных вещей, и потому не убранный мною в рюкзак.
И этот тест сейчас преспокойно лежит возле правой ноги моей свекрови. Стоит только ей перестать сверлить меня злорадным взглядом, и она заметит, она увидит, и что будет дальше, она уже озвучила…
Глава 4
Лихорадочно соображаю, что мне делать. Правовая сторона вопроса меня сейчас мало волнует, Чернышовы могут себе позволить ее миновать, организовать так, словно они правы, словно они поступают благородно, а не остальные. Ведь всегда можно выставить меня той, кому нельзя доверить воспитание ребенка. Вариантов много, ведь я всего лишь безработный дизайнер по сравнению с Чернышовыми.
– Знаете что? – произношу громко, только чтобы взгляд Ульяны Сергеевны был по–прежнему прикован ко мне, чтобы не опустился вниз. – А давайте все–таки попьем чай! – подрываюсь на ноги и фамильярно тащу свекровь за руки. – Только за столом, а не на диване, как какие–то плебеи.
– Хм, – мать Александра выгибает бровь, что с ее подтяжкой делать исключено, а потому вновь смотрится комично, – ты вдруг решила перенять правильное поведение, которое я в тебя три года вдалбливала? Поздно, деточка, ничего не изменится.
Ногой толкаю тест на беременность под диван и вздыхаю с облегчением.
– А знаете, вы правы, – отпускаю руки женщины, – как меня не шлифуй, все равно не получится сделать такую, как вы, – «К счастью!» – Не будем тратить ни ваше, ни мое время на чаи, все уже решено.
– Ладно, – Меня окатывает очередной волной презрения, – как скажешь. Даже опасным преступникам перед смертной казнью давали в прошлом право на последнее желание. А ты, пожалуй, не хуже них.
– Спасибо великодушно, никогда бы не подумала, что вы так высоко цените меня, – откровенно ерничаю, но Ульяна Сергеевна, ранее подобного не встречавшая от меня, принимает мои слова за чистую монету.
– Полно, деточка, все в прошлом, – она хлопает меня по плечу. – Я не держу на тебя зла, и ты не держи. Знай, когда мой сын созреет на развод, я позабочусь, чтобы ты не осталась нам должна, не переживай. Все же ты очень плохо управляла кофейней все это время, но мы терпели прежде и сейчас не предъявим.
После этого заявления, а еще и предыдущего, где Чернышовы всенепременно забрали бы моего сына, получись он у нас с Сашей, мне становится по–настоящему дурно. Перед глазами прыгают черные мушки, а кончики пальцев снова холодеют.
Усилием воли заставляю себя держаться на ногах, не оседать на пол ни в коем случае и не падать в обморок. Стоит только этому произойти, и Ульяна Сергеевна не уйдет, вызовет скорую помощь, а те могут догадаться, что причина моего плохого самочувствия не только в нервах, но и в моем интересном положении. И тогда никто меня никуда не отпустит, использует, как инкубатор, во всю развлекаясь с рыжей университетской подругой…
Настолько реалистичная картинка встает у меня перед глазами, что мне становится еще более дурно. Тошнота подкатывает к горлу, и приходится сглотнуть вязкую слюну.
– Д–давайте я вас провожу, мне нужно побыть одной, свыкнуться, – произношу дрогнувшим голосом.
– Конечно–конечно, деточка, умойся обязательно, женщина не должна показываться мужчине в настолько жалком виде, – напутствует меня свекровь, и ее лицемерие лишь прибавляет тошноты.
С трудом переставляя ноги, закрываю–таки дверь на все замки и спиной прислоняюсь к стене.
«Как же так? Как так? Я три года жила не в семье, а в террариуме! – думаю с ужасом. – Как я могла просмотреть, как могла не понять, как именно меня воспринимает Ульяна Сергеевна?»
– Маменькин сынок, – презрительно выплюнула моя тетка, когда я привела Александра познакомиться с единственной родственницей.
Несмотря на не самую радостную совместную жизнь с тетей, другой семьи у меня не было, и я привела жениха к родственнице, считая это правильным поступком.
– Что ты такое говоришь! Саша нормальный, любит меня. И маму свою тоже любит. Но разве это плохо? – обиделась я тогда на слова тетки.
– Очень плохо, ты никогда не будешь первой в его жизни. Он старше тебя, а все еще ведомый матерью, как телок, – тетя продолжила говорить неприятные слова.
– Да с чего ты это взяла? Ты его рядом с матерью не видела, а уже делаешь такие выводы!
– Мне не нужно видеть, чтобы распознать натуру мужика. Ты, деточка, отрастила себе зубки, я постаралась, но с парнями никогда не общалась близко, опять же я перегнула палку, не хотела, чтобы ты рано забеременела, не доучившись. Но в итоге ты слишком наивна в отношениях, – принялась назидательно увещевать меня тетя.
А я… А что я?
Я обиделась настолько сильно, что произнесла неприятные слова. Сказала, что тетя просто любовь никогда не видела и не дарила ее, родные дети потому от нее и сбежали, а я ухожу жить в полноценную семью, полную любви.
В общем, очень жестоко я поступила. Нельзя было напоминать про личную драму тети, ведь она наверняка страдала, осознала, что надо быть мягче, со мной ведь она была мягче, не такой, как с собственными детьми. Но осознаю я это только сейчас.
Как и то, что тетя, бывшая лишь один раз замужем да и то неудачно, распознала натуру Чернышова лучше меня. Ведь и впрямь он оказался маменькиным сынком, и никогда я не была у него на первом месте. Получала совершенно неискренние комплименты от свекрови, завуалированные оскорбления и радовалась вниманию, как дурочка.
– Я попала в семью чудовищ, и принц меня не спасет, он сдался и стал таким же, как они, – шепчу потерянно и таки оседаю на пол, теряя сознание…
Глава 5
Прихожу в себя как будто скоро, но ощущения в теле такие, словно я просидела всю ночь на холодном полу и застудила все на свете.
Покряхтывая, исключительно на силе воли, поднимаюсь на ноги. Если выберусь из этой глубокой ямы, в которую сама же себя и загнала, обязательно позвоню тете и попрошу прощения. Какая бы она не была, а волю к жизни привила.
Осторожно доползаю до кухни, где с жадностью припадаю к стакану воды. Живот сжимается от голода и приходится отвлечься еще и на это.
«Я беремена, я справлюсь, и, главное, никто об этом не знает», – повторяю, как мантру.
За окном солнце все еще радует глаз и спешащих по своим делам прохожих, а я стою и не знаю, куда мне деваться и что делать.
– Тест! Нужно вытащить из–под дивана тест, чтобы они его ни в коем случае не увидели! – испуганно восклицаю.
Слова свекрови о том, что они заберут моего сына, накрепко поселились в моей голове. Пусть ее угроза неправомерна, да и Чернышовы не всемогущи, как бы Ульяна Сергеевна не хотела показать, но все же риск имеется, и большой.
Меня угроза свекрови проняла настолько, что здравый смысл отключился полностью.
– Вот ты где, мой хороший, – достаю рукой до объемной пластмасски и тут же сую ту в потайной кармашек рюкзака, туда, где лежит паспорт.
«Самое ценное – паспорт и положительный тест на беременность», – со слабой улыбкой иронизирую про себя.
Это хорошо, вот что еда с человеком делает, он даже в безвыходной ситуации начинает шутить.
А что делать дальше – я снова не знаю. Только молюсь, чтобы Чернышов не пришел сегодня ночевать. Я не выдержу, если услышу от него то же самое, что сказала мне Ульяна Сергеевна, и тогда без помощи врачей мне не обойтись.
– Я просто уйду, молча уйду и не вернусь, – произношу, глядя на собственное отражение на глянцевой поверхности кофемашины, которой я так ни разу и не воспользовалась, всегда варила кофе в турке. – Пусть трусливо, но это лучше, чем испытывать унижение теперь уже от Чернышова. Гораздо лучше, нежели разговаривая с ним, раз за разом видеть перед глазами его вместе с рыжей, как будто насмехающихся надо мной.
Выдыхаю, прогоняя напряжение, я ведь беремена, я должна беречься. А не получается.
