И нет конца обманам - Сильвис С. Дж.

Кристиан Пауэлл. В прошлом – мой лучший друг. Наши взгляды встретились, и во мне подобно подсолнуху на солнце расцвела надежда. Глаза у него были все того же оттенка серого – цвета грозового неба, взгляд остался таким же суровым, но благодаря ему я всегда могла обрести опору. А потом он сощурился, отчего и без того резко очерченная челюсть стала, кажется, еще острее. Преподаватель назвал мое имя, и лицо Кристиана застыло подобно каменной маске.

– Класс, это Хейли Смит. Она у нас новенькая. Пожалуйста, проявите к ней гостеприимство и предложите помощь, если понадобится.

Весь класс замолчал. Никто не пробормотал ни слова. Кажется, никто даже не дышал. Кроме Кристиана. Он прямо-таки кипел от ярости. Сжал кулаки что есть силы. Мне захотелось развернуться на каблуках и вернуться в «Оукленд-Хай».

Но я стала другим человеком. Я больше ни перед кем не склонялась.

Добро пожаловать в «Инглиш-Преп», Хейли.

Глава 2

Кристиан

День сегодня обещал быть чертовски удачным. Это я понял, как только проснулся утром и стащил свою сонную задницу вниз, надеясь завладеть остатками кофе с предыдущего дня, а меня ждал свежезаваренный кофейник. Запах чувствовался аж с лестницы, так что расстояние с вершины лестницы до кухни я преодолел в рекордное время. Меня так ослепила потребность в глотке божественного напитка, что я только в самый последний момент заметил отца. Он сидел за большим кухонным столом, которым теперь пользовались редко, устроив перед собой ноутбук.

– Доброе утро, сын, – произнес он. Я не повернулся, продолжая наливать кофе в начищенную до блеска кружку. А начистил ее… ой, точно, я сам. Тут ведь больше никто ничего не делает.

Я пробормотал что-то нечленораздельное в ответ, но внутри у меня все так и затряслось. Раз отец был дома, значит, я мог хоть на денек сложить родительские полномочия. Не надо было возвращаться наверх и вытаскивать Олли из постели, ждать этого медлительного говнюка, который с похмелья потащится в душ, наверняка подрочить, чтобы потом из-за него мы опоздывали в школу. Значит, этим утром я мог попросту уйти без него. И пусть отец хоть денек побудет родителем – это же такое славное занятие. Пусть сам отвезет Олли в школу.

– Что привело тебя в наши края? – спросил я, не поворачиваясь.

В комнате воцарилась тишина. Я был уверен, что отец чувствует либо злость, либо вину. Может, даже и то и другое.

Я уже привык, что он без конца меня подводит. Его никогда не было рядом, он вечно ото всех нас откупался, в том числе от мамы, так что приходилось самим о себе позаботиться. Еще несколько лет назад в этом не было никакой проблемы, но теперь он остался единственным нашим родителем и весьма дерьмовым.

Ему насрать было и на Олли, и на меня.

Он говорил, что доверяет нам, но при этом имел в виду только меня. А зря. В одном он крупно ошибся – принял мое молчание и угрюмый характер за зрелость, взрослость, не понимая, что между нами нет ни капли доверия. Этого отец не замечал.

С Олли мы родились в один год, я – на одиннадцать месяцев раньше. Тем не менее, вся ответственность за брата всегда ложилась на меня.

Черт знает, что бы с ним сталось, если бы не я.

Вероятно, он бы до сих пор лежал, уткнувшись в декольте Клементины после вчерашних потрахушек.

– Кристиан, прости. Ты же знаешь, мне жаль, что я так редко бываю дома.

Лжец.

Повернувшись, я окинул его сердитым взглядом, но ощущение было такое, будто в зеркало смотрюсь. В мерзкое кривое зеркало. У нас обоих была густая шевелюра темно-каштанового цвета, светлая кожа с естественным загаром. Острые, заметные скулы, тяжелые, резко очерченные брови.

Раньше я ненавидел отцовскую внешность. С таким лицом казалось, что он вечно злится, даже в расслабленном состоянии, но теперь мне нравилось бередить ему раны. При мысли о том, каково было бы вывести его из себя, у меня прямо-таки слюнки текли, хотя отец никогда не выдавал истинных чувств. Внутри у него все кипело, клокотало от гнева, он буквально сгорал от ярости, лицо распалялось до красного цвета, но в ответ он никогда не срывался. Он ведь понимал, что ситуация патовая. Вина за то, что мне приходится отвечать за себя и воспитывать брата, перевешивала любую вызванную мной злость.

– Когда снова уедешь? – Я с грохотом поставил кружку на стол, хоть как-то разнообразив монотонное клацание клавиатуры.

Отец даже не оторвался от экрана.

– Сегодня после обеда. Как дела у Олли?

Я вздохнул и решил сказать как есть.

– Все как всегда. Опаздывает в школу, то по девкам ходит, то пиво пьет. Все так же способен кому угодно надрать задницу в команде, а на следующий год займет мое место, станет капитаном. Ой, кстати… – я подошел ближе, склонился, и отец наконец оторвался от компьютера. – Что ты будешь делать на следующий год, когда я уеду в колледж, а Олли останется один и ему надо будет самому о себе заботиться?

Отец издевательски фыркнул.

– Вряд ли твоему семнадцатилетнему, почти восемнадцатилетнему, брату понадобится нянька, Кристиан.

– Верно, но ему определенно понадобится родитель, папа. – С этими словами я повернулся к нему спиной и направился к лестнице. У подножья крикнул через плечо: – Сегодня он весь твой. Уроки начинаются в пять минут девятого.

Отец что-то пробормотал в ответ, но я не стал слушать, потому что день сегодня обещал быть чертовски удачным.

Я как раз заворачивал на парковку, когда рядом с моим «Чарджером» [3] возникла машина Эрика. Мы с Эриком – лучшие друзья с первого года в старшей школе, когда-то ноздря в ноздрю шли в конкурсе популярности «Инглиш-Преп». Я выиграл, хотя предпочел бы проиграть. Он проиграл, хотя предпочел бы выиграть. Наше учебное заведение было одной из самых престижных школ в Соединенных Штатах. С Эриком мы соревновались во всем: в учебе, в спорте, во внеучебной работе. Однако популярность определяется тем, у чьих родителей больше денег (нелепо, знаю, но эти правила придумал не я), а у наших с Эриком отцов их примерно одинаково. Плюс оба имеют примерно равный вес в обществе. Нас быстро стали замечать девчонки – даже старшеклассницы. Потом и преподаватели стали проявлять к нам особое отношение, в основном из-за щедрых пожертвований школе. Казалось, прошло совсем немного времени, но в школе появился новый «король».

После всего случившегося с мамой я, казалось, стал привлекать еще больше внимания, пусть и нежелательного. Сначала я всех отталкивал, но становилось только хуже. Девчонкам нравились побитые жизнью парни, а меня потрепало знатно. Я постоянно злился, и, если говорить начистоту, привычка сохранилась до сих пор. Добавить к этому свойство ввязываться в драки со всеми подряд (и побеждать в результате), и готово – девчонки так и сохли по неприкасаемому Кристиану, а парни боялись, что я им шею сверну. Учителя меня жалели и многое спускали с рук, а вкупе с отцовской репутацией и щедрыми пожертвованиями школе, я практически правил школой.

Сначала мне это было ненавистно, а потом стало нормой.

– Что новенького, король? – Эрик вышел из «Рейндж-Ровера». Очки «Окли» [4] он так и не снял.

Ухмыляясь, я подошел ближе.

– Тяжелая ночка? У тебя такие мешки под глазами, что даже очками не спрячешь.

Мы с Эриком направились ко входу в школу. Он на ходу поправлял галстук и заправлял мятую рубашку в брюки. Я закинул на плечо рюкзак и подстроился под его шаг. Если директор Уолтон заметил бы неряшливость Эрика, пришел бы в ярость. Но таков уж мой друг. С тех пор, как он вернулся от отца позапрошлым летом, его мало что волнует, кроме развлечений.

– Ты офигенную вечеринку пропустил, чувак. Мисси такое проделала языком… – Эрик осекся, заметив саму Мисси.

По шкале сексуальности Мисси тянула где-то на шестерочку. Лично я считал, что у нее в волосах слишком много разных оттенков блонда (я даже не знал, что их столько бывает), а от ее фальшивого рыже-золотистого загара меня подташнивало. Впечатление было такое, будто она пыталась облиться оранжевой краской из баллончика, но тот оказался с характером, и цвет лег как попало.