Лезвие (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Вытащил симку и выкинул в окно. Вставил новую. Зашел в альбомы и стер все фотографии. Долго не мог стереть ту, что стояла на экране, поглаживал лица обеих, стиснув челюсти, а потом решительно стер. Очистил корзину и бросил сотовый на соседнее сиденье.

Повернул резко руль и выехал на трассу.

ГЛАВА 1. Максим

Мне позвонили ночью. Часа в три. Я не спал. Сидел в нашей спальне на полу, облокотившись о стену и запрокинув голову. Нет, я не пил. Не мог себе позволить подобной роскоши, я хотел оставаться отцом для Таи, а не приходящим дядей с вечным запахом перегара изо рта. Время, которое я последнее время проводил с ней, помогало мне справиться с отчаянием из-за этого изнуряющего ожидания, когда же моя девочка придет в себя. Да, я терял надежду, зачем лгать… я ведь не идиот и понимал, что с каждым днем шансов на то, что Даша откроет глаза, становилось все меньше. Фаина не говорила мне это в глаза, она была слишком деликатной для таких жестоких прогнозов, но круглосуточное дежурство из палаты Дарины убрали уже пару месяцев назад. А я проводил там по нескольку часов в день. Обычно утром. Приезжал с ее любимыми ромашками. Ставил в вазу, садился рядом и брал ее за руку. Мне казалось, что, если я пропущу хотя бы один день, она почувствует, что я не держу ее, и «уйдет» от меня. И от этой мысли мне становилось жутко… потому что без нее я стану живым мертвецом, я уже им стал. В зеркало почти не смотрелся, но точно знал, что оттуда на меня взглянет заросший, осунувшийся человек с очень больными глазами.

Я гладил ее руку и наслаждался каждым прикосновением – какие же у нее тонкие и прозрачные пальчики. Такие нежные. Я сам срезал с них ногти. Я боялся, что ее поранят или причинят боль. Приезжал, чтобы вместе с сиделкой вымыть ее, переодеть в чистое и расчесать волосы, чтобы потом вдыхать запах на шее у самого уха и, закрыв глаза, представлять, как по утрам точно так же зарывался лицом в ее локоны. Вот оно счастье, какое же оно простое и невесомое. В незначительной ерунде, которая вдруг обретает совсем иной смысл, когда мы ее теряем.

«Маленькая моя девочка, я так соскучился по тебе. Я рассыпаюсь без тебя на молекулы и атомы. И жду тебя. Слышишь? Я жду тебя, малыш. Надо будет – десятилетиями ждать буду. Ты только пытайся вернуться обратно. Не сдавайся. Борись там. А я буду бороться за тебя здесь».

Я знал, о чем думает персонал, знал так же то, чего никогда не скажет вслух Фаина – они все считали, что ее уже можно отключить. Что надежды уже не осталось. А они знали, что за это я сверну каждому из них шею, и эти приборы будут пиликать и сотню лет, пока я сам не решу иначе.

Целовал ладошку, прижимаясь к ней заросшей щекой. Потом укрывал ее. Гладил по волосам, целовал в губы и уходил. Мой телефон никогда больше не был выключен. Я следил за этим настолько маниакально, что едва видел, что зарядки осталось меньше пятидесяти процентов, у меня начиналась паника. Мне казалось, что это наша с ней связь. Пока я каждую секунду жду ее, она не посмеет нас бросить.

«Слышишь, малыш, даже не думай. Не смей от меня уходить. Я же найду тебя на том свете и вытрясу из тебя душу, поняла? Ты моя! Ты себе не принадлежишь!».

Больше года сплошной череды бесполезных дней… если бы не Таис, я бы свихнулся. Но она была моим утешением. Я погрузился всецело в нее. Она везде сопровождала меня, и мне было плевать, что по этому поводу думают наши деловые партнеры. Если кого-то вводило в заблуждение присутствие ребенка у меня впереди в детской перевязи, то едва я приступал к переговорам, эти заблуждения были развеяны мгновенно. Но иногда именно она помогала мне заключать сделки там, где, казалось, это было невозможно. Женщины любят детишек, и голубоглазое блондинистое существо с двумя передними зубами уламывало кого угодно. Она имела безграничную власть над каждым, кто к ней приближался.

Сотовый взорвался жужжанием на прикроватной тумбочке, и я потянулся за ним – едва увидел номер Фаины, сердце зашлось от панического ужаса. Мне вдруг стало страшно ей ответить. За все это время она ни разу не звонила ночью. Я держал сотовый в руках и смотрел на монитор. От напряжения по лбу стекал пот, и капля упала на экран. Нажал, отвечая, и стиснул челюсти так, что сам услышал скрежет собственных зубов. И я молился. Верите? Я в эту секунду вспомнил «Отче наш»!

– Макс, она пришла в себя! Слышишь? Живая. Открыла глаза!

Выронил телефон, тяжело дыша, и снова поднял.

– Я сейчас приеду…. Я… приеду… Да… приеду. Черт!

Меня заклинило, и не могу сказать ни слова. Сердце дико бьется в висках, разрывается. Черт! Чем я заслужил? Как же я заслужил это чудо?

– Приезжай, но я не уверена, что смогу сразу впустить тебя к ней. Нужно провести много анализов и понять, в каком она состоянии. Не только физическом, но и психологическом.

– Да хоть вечность… вечность, Фая.

И солгал… на вечность меня не хватило. Не хватило и на день. Уже к вечеру мне рвало крышу – я хотел видеть ее. Я хотел посмотреть ей в глаза. Дьявол, я не просто соскучился, я осатанел от тоски по ней. Голос… мне бы голос ее услышать. Но меня держали в вестибюле и не впускали в отделение. Фаина не отвечала на звонки и не выходила ко мне. Я убил две пачки сигарет, и мне казалось, мои волосы стоят дыбом, и меня трясло, как наркомана при страшной болезненной ломке. Днем в больницу приехал Андрей с Александрой и Каринкой. После обеда и Славик уже был с нами. Рядом с ними ждать было легче. Андрей стискивал мои пальцы, а Карина не разжимала объятий. Славик угрюмо молчал. Этот тип вообще был ужасно загадочным. Его эмоции прочитать невозможно. Словно он выкован из железа, и мимика в его модели не была предусмотрена. Терминатор чертов. Но я его уважал и привык к нему за это время.

Когда увидели тонкую фигурку Фаины с папкой в руках, вскочили все, а меня пошатнуло. Она не спеша шла к нам, поцокивая тонкими каблуками по мраморному полу. И мне каждый ее шаг в голове набатом. Андрей сжал мое плечо, и я понял, что он сам ужасно нервничает.

– Ну что… она пришла в себя, и она в прекрасной физической форме. Насколько это вообще возможно в ее состоянии, – Фаина вроде как и говорила задорно, но я видел, что между ее фраз прячется пресловутое «но». И мне вдруг стало страшно его услышать.

– Но, – и внутри все оборвалось, – но после сильной черепно-мозговой травмы всегда есть осложнения.

Что-то осторожно покалывает и постукивает в затылке, как предчувствие.

– Мы можем ее увидеть?

– Нет… пока вы не можете ее увидеть. Никто из вас. Придется обождать где-то с часик.

– Черт! Я ждал все эти месяцы… не могу. Фая, чего ты не договариваешь? Скажи нам, что с ней? Это ведь не все.

– Ее физическое состояние совершенно не вызывает опасений. Все органы функционируют отлично, она полностью оправилась. А вот ее психологическое состояние… Дарина не помнит несколько лет из своей жизни. Словно стерся большой кусок из ее жизни. Я пока точно не знаю, насколько это необратимо и сколько лет она «потеряла». Но для нее не существует никого из вас. Она все еще живёт в детдоме. То есть появление каждого из вас может вызвать сильнейший стресс, и мне нужно ее подготовить. Вначале рассказать ей о семье и о самых близких родственниках, потом мы перейдем к тебе, Максим, и к ребенку. Вы все должны набраться терпения. Будет сложно.

Я слушал Фаину и не мог поверить в то, что это происходит на самом деле. Как дурацкий сериал. Бред, да и только. И еще у меня было ощущение, что произойдёт нечто паршивое, нечто, что вывернет нашу с ней жизнь наизнанку.

Мне казалось, меня пнули под ребра, и я не могу отдышаться. К триумфу примешивалась горечь, настолько едкая, что мне хотелось сглотнуть, но я не мог.

– Мы все должны быть очень терпеливыми, Максим. Возможно, память к ней вернется, а может быть, и нет, и нам нельзя на нее давить. Нужно вводить информацию постепенно по маленьким крупицам.