Развод. Ты всё испортил! (СИ) - Зарян Аника

Хочется выдать, что изменилась я. Но звучит это в стиле дешевых отечественных сериалов. Делаю глубокий вдох.

- Короче, Макс. – поворачиваюсь к окну, чтобы сменить обзор. – Я знаю, как тебе помочь о одном очень важном для твоей фирмы деле. Но мне нельзя светиться – потому что это тянет на нарушение адвокатской этики.

- В каком именно? У фирмы много дел сейчас.

- Над которым и ты сам лично работаешь.

- Но я сейчас ни над чем особо не работаю. Так, помогаю просто с... – замолкает, таращит глаза. Секунда – и в них мелькает понимание. – С разводом помогаю моей крестной...

Память в сотый раз за эти дни воспроизводит его же слова, небрежно брошенные за столом на юбилее Георгия Кареновича:

«А я вот крёстной своей помогаю с разводом. Она на выпускном была, помнишь её?»

- Я уверена, твоей крестной будет очень интересно узнать, куда и что припрятал её будущий бывший муж, чтобы не делиться с ней. А я всё знаю. От и до. – подмигиваю. – Сошелся пазл?

Кивает медленно, вдумчиво.

- Я тебя понял.

В нашем деле очень важно доверие. Адвокатская тайна так же сокровенна, как и врачебная. И, во избежание казусов, она прописана в одном из федеральных законов нашей страны. Чтобы ни у кого не было соблазна её нарушить.

И то, что я собираюсь сделать, может навредить и моей профессиональной репутации. Очень сильно навредить. А учитывая, какие люди замешаны в этом деле, то и вовсе может разразиться большой скандал. Но я всё просчитала. И решила рискнуть. Потому что в этой игре риск на все сто процентов оправдан. Ведь, как любил повторять Карен, «на суде побеждает не тот, кто прав, а тот, кто хорошо подготовился».

- У тебя могут быть большие проблемы, Ритуль. Не боишься? Ты в той же фирме числишься.

- Нет. Формально я ничего не нарушаю. Потому что меня никогда не было в этом деле. Его вёл мой... Бывший начальник. А я не работаю на него уже несколько месяцев.

Макс непонимающе морщится – он, как и все тогда, на празднике, был уверен, что я всё ещё работаю с Кареном.

- Ты же понимаешь, что это алиби сшито белыми нитками?

- Да. – Конечно же, я это понимаю. Но мне непонятно, почему приходится разжевывать всё Максу. Умный же парень, один из лучших в выпуске... – Поэтому я не буду светиться нигде, пока суд не закончится.

- А как ты узнала эти подробности, если не работала там практически с самого начала?

- Это неважно...

- Твой бывший шеф не дурак, у него репутация акулы, он тебе жизни потом не даст, если догадается, что это ты всё слила.

- Поверь мне, у Карена... Георгиевича ни на секунду не будет сомнений, кто его подставил.

Я даже хочу, чтобы он это узнал. Есть у него слабость – болтать после секса.

Но я знаю, что он меня не сдаст.

- Я тебя понял... – снова произносит Макс, постукивая по столу большим пальцем. – Уговорила. Помогу тебе. Но при одном условии.

- Каком? – спрашиваю на всякий случай, хотя и без уточнений готова к любым условиям с его стороны.

- Ты пойдешь со мной наконец на свидание.

- Обещаю, – киваю. – Когда дело будет выиграно, я пойду с тобой на свидание.

Макс расплачивается. И мы едем к нему на работу. По пути он звонит коллеге-адвокату, крёстной – договаривается о скорой встрече в офисе его отца.

Через пару часов, когда всё сделано, он рвется проводить меня до дома. Приходится согласиться. Называю адрес квартиры, которую снимала – ни за что в жизни не покажу ему, где живу на самом деле. Доберусь оттуда домой на общественном транспорте.

Сажусь к нему в машину. Поворачиваюсь влево, убираю сумочку на заднее сидение. Не успеваю выпрямиться, Макс перехватывает мою руку, неуклюже касается моих пальцев своими – мягкими и влажными от пота. Мне хочется убрать руку, вытереть, спрятать, но я терплю.

Если Макс мне поможет отомстить Карену, я и не такое стерплю...

Потому что пришло время для большой игры.

А в ней, как известно, все средства хороши.

Глава 22

Чувство, будто я распалась на три части. И пока две из них в ужасе и суматохе пытаются одеться, вызванивают отца, подруг, спешно вылетают из квартиры – третья «Я» стоит в углу и в оцепенении наблюдает за всем этим. И только в лифте мы все снова сливаемся в одно, морально опустошенное тело.

Не хотела будить детей – они сами проснулись в тот момент, когда я открывала Кате – единственной, кто была с утра свободна – дверь перед тем, как уехать.

За руль не села, руки тряслись, как у паркинсонщика. Прыгнула к папе в машину, назвала адрес больницы, из которой мне позвонили.

В ушах до сих пор шипит бесстрастный мужской голос в трубке.

И слова, которые тот успел сказать перед тем, как телефон выпал у меня из рук. Самые обычные слова, если произносить их по-отдельности. Но вместе они сливаются в нечто страшное.

Ночь.

Алкоголь.

Скорость.

Отбойник.

«Ваш муж в в реанимации».

- Пап, он никогда не садился за руль пьяным, – почему-то хочется оправдать его перед отцом.

Папа не реагирует никак. Только морщится от ярких лучей солнца, пробирающихся в салон, и сосредоточенно смотрит на дорогу.

- Мы виделись вчера. Поругались.

И только я это озвучиваю, как к букету взбесившихся эмоций присоединяется еще одна.

Вина.

Отголоски прошлых фантомных болей?

Головой я понимаю, что не виновата ни в чем, что произошло ночью с Кареном, но внутри всё сжимается, скручивается, болит. Если бы не поссорились, он бы не пил.

Но не я сажала его пьяным за руль! Не я.

- Сказала уже его семье? – спрашивает папа после долгого молчания.

Нет.

Мне позвонили, потому что юридически пока я – его семья. Но по факту, мне надо сообщить эту новость и его родителям.

- Не успела.

- Позвони им, дочь. Они должны знать.

Я звоню Норе. Звонить родителям страшно.

Непонимание, испуг, плач. На фоне различаю полный ужаса протяжный крик свекрови.

Говорю, где Карен, и кладу трубку.

Доезжаем.

Не жду, пока папа припаркуется, чтобы войти в клинику вместе с ним – выбегаю одна. Ищу стойку информации. Бреду куда-то по длинным коридорам, втягивая носом запах медицинского спирта и хлорки. Наверное, так пахнет страх.

Разговор с врачом получается скомканный.

Карен пока в реанимации. Переломов, разрывов и других серьезных повреждений нет. Множественные ушибы. Жизненные показатели постепенно приходят в норму. Давление, дыхание, пульс. И все прогнозы были бы положительными, но он до сих пор не пришел в сознание.

Врач говорит, это из-за резкой встряски и мощного удара выстреливших подушек. Уберегли от внешних физических увечий, но, как следствие – травматическая кома.

- Надо ждать. Отёк постепенно спадет, мы успели вовремя. Нам сразу позвонил таксист, который ехал следом – он видел сам момент столкновения. Так что нам удалось ввести петлевые диуретики практически сразу.

- Сколько ждать?

- Сложно сказать. Кто-то приходит в себя через несколько дней, кто-то через четыре недели, а кто-то не...

Телефон в руках оживает – Нора. Но не успеваю ответить, экран быстро гаснет.

Врач замолкает, и тут же рядом с ним возникает кто-то в белом халате, и они уходят.

- Ксюша! – Нора бежит ко мне, едва я появляюсь в поле её зрения. За ней – мой папа и бледная свекровь, которую ведет за локоть Георгий Каренович. – Ты видела врача? Что говорят? Как мой брат?

Пересказываю.

Параллельно на подкорке цепляюсь за мысль: как хорошо, что столкновение было не с другой машиной, а в отбойник.

Понимаю, что держусь на морально-волевых, чтобы не расплакаться. Мне страшно. Карусель фраз в голове набирает оборот, и в ней добавляется новая: «А кто-то не...» Доктор не договорил, а я и не хочу дослушивать, потому что даже в страшном сне, в самой сильной ненависти не пожелаю, чтобы с Кареном случилось непоправимое. Он может быть изменником, предателем, плохим мужем, который скоро станет бывшим...