Паук (СИ) - "Asti Brams"

Как бы то ни было, мысли не помогли бы мне исправить ситуацию и для себя я не нашла ни одного оправдания. Теперь Арбатов… даже страшно было представить, каким он может быть хладнокровным после такого неуважительного жеста. Миша не просто лишился защиты, а возможно стал мишенью для ответа за мою глупость!

И родители вместо поддержки, приобрели новые переживания, ведь никто даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь мне избежать самого строгого наказания.

Слишком престижным было место. Слишком важными персонами гости, чтобы я легко отделалась…

Первые сутки напоминали медленный ад. Я не спала — проваливалась лишь на минуты, но от малейшего шороха вновь возвращалась в реальность. Ела безвкусное варево, которое мне любезно приносили, чтобы совсем не загнуться.

Хотя воротило даже от запаха, неизбежно смешанного с вонью туалета в углу. И никакой возможности отвлечься, убежать от себя, убежать от истерики, что накатывала бьющими эмоциями. Я так часто вставала и металась по камере, что натерла кожу корсетом платья в кровь.

Папа пришел, когда в маленьком окошке с решетками начало темнеть. Я слышала его голос — он ругался и требовал увидеться со мной. Он не верил… не верил, что его дочь способна на это! Да и с какой стати счастливая невеста станет портить свою свадьбу?

Хотелось кричать, но я лишь сильнее стискивала зубы и впивалась пальцами в железные прутья, чтобы он вдруг не услышал моего слабого и обезвоженного голоса. Его так и не пустили ко мне. Не знаю, под какими аргументами, но у меня будто дыру в груди пробили, когда я поняла, что он ушел. Упала на жесткую лавку и заплакала в голос. Завыла белугой, чувствуя царапающую грань отчаяния, как сопливая девчонка, которая по глупости потерялась в супермаркете. И этот всплеск забрал последние силы. Я так и уснула в слезах. Наконец-то провалилась в сон, где не было никаких проблем… только темнота.

Следующие сутки шли еще медленнее. Когда находишься в четырех стенах без надежды, без общения, без занятия, начинаешь просто сходить с ума от безделья и вездесущих мыслей. Вновь и вновь я как мазохистка прокручивала монолог Ромы, и жгучие слезы собирались в глазах. Меня мучила совесть, выматывала, выедала нутро до костей.

А в какой-то момент все вдруг прекратилось…

Говорят, к чудесам привыкаешь. В моем случае я привыкла к аду. Смирилась, приняла, стала его частью. Мысли плавно опустели и превратились в воспоминания. Реакции притупились, восприятие отстранилось — не тронуло даже то, что какой-то бородатый хмырь в наручниках увидел меня. когда я согнулась над раковиной, чтобы выпить воды. Мало того, я посмотрела ему прямо в глаза и выпрямилась, давая увидеть себя во всей красе без страха, без эмоций. Наверное, это было плохо, но на фоне всего не имело никакого значения.

Меня по-прежнему держали в неведении, только сказали, что буду сидеть так до выяснения всех обстоятельств. Платье превратилось в половую тряпку, а волосы, который я с трудом выпутала из прически, грязными прядями спадали на плечи. Я не понимала, почему мне не дают передачки, чтобы можно было хоть как-то привести себя в порядок! Просто загнали в будку, как нашкодившую псину и забыли.

Хорошо хоть еду принесли, которую папа заботливо завернул в полотенце, чтобы потеплее было. И я ела через соль, каплями оседающую на губы, пробуя забываться и представлять себя в совершенно другом месте.

Это помогало.

Но все же единственное, что действительно приносило облегчение в этом тесном коконе безнадежности — сон. Короткий беспокойный, но спасительный. Особенно ранним утром, когда новая смена еще не пришла, а «соседи» утихали — можно было уйти в темноту на целый час.

Сегодня я впервые поймала такой момент вечером. Как будто все нарушители города ушли на выходной, а оперативники нашли время для бумажной волокиты.

Хотелось как можно дольше оставаться там, но меня грубо выдрали в реальности — полицейские с грохотом открыли камеру, надели наручники и впервые за все время вывели за пределы этих четырех стен.

Страх сковывал позвоночник от неизвестности. Я дрожала как осиновый лист, следуя по коридору и придерживая юбку, которая жалко волочилась по полу. Очень скоро мы вышли на улицу, и пока я следовала к служебной машине, жадно втягивала прохладный воздух, в полной мере ощутив недостаток кислорода в легких.

Меня усадили на заднее сидение автомобиля, где салон разрезала установленная решетка. Естественно не сказали, куда повезут, а я и боялась спрашивать, потому что догадывалась — скорее всего, меня переводят в СИЗО, где я буду отсиживаться до суда…

Я тряслась и потела всю дорогу. Ехала и молилась о себе бестолковой. Впервые просила милости не для кого-то — всегда боялась за всех, а теперь мне стало до жути страшно за свое будущее! Даже не сразу отметила, что высокие ворота, в которые мы въехали не были похожи на служебный вход. А когда машина остановилась у богатого особняка, в моих глазах отразился шок. И он не проходил даже когда меня вытащили из салона и освободили от наручников. Поэтому я упустила драгоценное время, прежде чем узнала это здание…

Меня привезли прямо к нему!

Когда навстречу вышли двое мужчин в костюмах охраны, в голове словно сработал переключатель.

— Нет… нет… Зачем вы привезли меня сюда?! — проронила я испуганно, отступая от полицейских.

Я, наверное, уже была не в себе, но мне казалось, что куда милосерднее было бы осудить меня, чем привезти к Арбатову на казны Парни же с выдержанным хладнокровием отреагировали на мое отступление. Схватили на глазах у ментов и потащили в дом.

Кровь стыла в венах от страшных предчувствий, а в голове билась лишь одна истеричная мысль: хоть бы в обморок упасть… Раз в жизни отключится, только бы не чувствовать этой пронизывающей, ледяной жути.

Ноги будто налились свинцом и никак не желали слушаться, поэтому я едва поспевала за шагом этих двоих. Незнакомцы вели меня под локти, будто нарочно впиваясь пальцами в болевые точки, предупреждая, таким образом, лишние движения.

И снова на второй этаж… Господи, как же страшно! Нужно выдохнуть, нужно собраться и взять себя в руки!

Мой испуганный взгляд метался по сторонам, а от сердечного стука в груди, точно яма образовалась, как если бы все внутренности провалились в пятки. Комната, возле которой охрана замедлила ход, находилась почти в конце просторного коридора. Один из них прислушался и постучал в дверь. Только затем открыл ее, и завел меня внутрь.

Комната или скорее спальня была просторной и грамотно обустроенной в классическом стиле. Какая-то мрачность витала в воздухе. Хотя возможно это приглушенный свет создавал такой эффект.

Я сразу увидела его… Именно поэтому по телу прошла такая слабость, что я безвольно доплелась до середины комнаты, отдаваясь чужому контролю. Там, застыла точно статуя из гипса и слегка вздрогнула, когда дверь за спиной отрезала меня от остального мира.

Арбатов даже не взглянул на меня. Весь в черном, вальяжно устроившись на шикарном кожаном диване, основой которого служило резное дерево, он продолжал с каменным выражением лица изучать что-то в черном лэптопе. Словно никто не нарушал его уединение. Словно ему было плевать именно на мое присутствие.

Однако я не велась на это коварное заблуждение. Даже не на уровне инстинктов, а буквально кожей ощущала истинное настроение хозяина комнаты. И чем больше проходило времени, тем больше зашкаливал мой пульс от волнения.

Ноги начали затекать от одного застывшего положения. Сколько уже прошло — минут десять? Двадцать? Таким способом бандит словно нарочно показывал свое пренебрежение и давал мне в полной мере ощутить свое место…

— Хочешь что-то сказать мне? — раздался вдруг ледяной голос в пространстве.

Ни одной лишней эмоции. Скорее деловое, но предупреждающее предложение. И успев погрузиться в свои мысли, я даже не сразу отреагировала. Зато секундой позже внутри поднялась такая волна острой тревоги, что в ушах начало звенеть.