Айзек откинулся на спинку дивана с загадочным выражением лица и сказал:
— Пожалуй, на сегодня всё. Не буду тебя утомлять. Что ты думаешь по поводу книги?
Его пронзительный взгляд переместился с закрытой книги на меня. Его глаза искали хоть какой-то реакции.
— Что я думаю? — переспросила я, собираясь с мыслями и раздумывая над ответом.
Он придвинулся ближе ко мне и переместил всё своё внимание на меня.
— Да. Как тебе рассказ или что первое пришло в голову, слушая его?
— Я не знаю много о писателе, но смею отметить, что он имеет автобиографический оттенок. — осторожно начала я, — В его словах есть некая грубость или небрежность, если можно так сказать, что делает рассказ невероятно реальным, как будто он обнажает свою душу на всеобщее обозрение.
Его молчание повисло в воздухе, наполненное невысказанными мыслями, оставляя у меня чувство неловкости, но, поняв, что он просто внимательно слушает меня, я продолжила:
— Это книга, которая погружает тебя в глубины человеческих страданий и отчаяния, которое им сопутствует. Я не знаю, как он это делает, но герой сразу западает тебе в душу. Он такой же, как ты. Возможно, это его наивная вера в его творчество или человечность, которая осталась с ним после всего. Изображение человеческой борьбы, то, как он её описывал, и неустанного стремления к своей страсти одновременно завораживает и преследует тебя. В любом случае, мне произведение понравилось, и я хочу прочитать его до конца.
В глазах Айзека промелькнула смесь восхищения и чего-то более мрачного, как будто он получал удовольствие от моей интерпретации книги.
Дрожь пробежала у меня по спине, но она была вызвана не только страхом. Какая-то часть меня наслаждалась извращённым удовольствием от осознания того, что мои мысли заинтриговали его.
И я поддалась этому. Мне стало абсолютно всё равно на всё остальное. Я не знаю сколько ещё мне придётся находиться здесь, но я уже устала сидеть на иголках.
И поэтому я слабо улыбнулась ему в ответ.
— История, которая говорит о глубинах нашего существования. Не интересно ли? Голод в его различных формах может привести нас к грани безумия или подтолкнуть к раскрытию нашего истинного «я».
Было ощущение, что он хотел сказать что-то ещё, поэтому я спросила:
— Что ты думаешь насчёт этой книги?
Задумчивая улыбка тронула уголки его губ.
— Для меня «Голод» олицетворяет борьбу за неутолимую жажду самореализации. Ведь даже среди тьмы и отчаяния есть определённая красота в нашей уязвимости. Знаешь, точно так же, как искусство Ван Гога, творчество Гамсуна глубоко погружается в необузданные эмоции и самоанализ. Они оба обладают сверхъестественной способностью в точности показывать суть своих работ, будь то с помощью мазков кисти или слов.
Я могла отчетливо видеть связь, которую он провел между двумя художниками, параллель, которую он нашел в их способности переносить человеческий опыт на выбранные ими носители.
— Творчество Кнута Гамсуна, — продолжал Айзек, — подобно яркой картине. Каждое слово: как мазок кисти, который рисует яркую картину человеческой психики. То, как он исследует глубины мыслей и эмоций своих персонажей поистине замечательно. Это похоже на то, как если бы он обладал глубоким пониманием человеческого состояния, раскрывая наши уязвимости и желания способами, которые одновременно тревожат и завораживают.
Заслушавшись его говором, я невольно задумалась: был ли этот разговор искренним, или это был просто еще один тщательно спланированный шаг в плане Айзека?
Сердце сжалось.
Только время могло раскрыть истинные намерения, стоящие за его словами, поскольку тонкие нити нашего общения продолжали сплетаться в сложную паутину эмоций и неуверенности в реальности.
— Знаешь, — продолжил он, — я выбрал это произведение не просто так. Кристал, твоя душа, как шедевр, написанный кистью Ван Гога и пером Гамсуна. Также, как и в их работах, в тебе есть красота, возникшая из боли. Легко любить счастливую душу, залитую солнечным светом и раскрашенную улыбками. Но нужна особая любовь, чтобы влюбиться в душу, которая пережила бури, трещины и разломы. Я вижу это по твоим глазам и жажду поселиться, и исследовать каждую потаённую щель, и разгадать секреты, которые ты хранишь. Ибо именно в этих глубинах кроется истинная красота, и в твоей тьме я нахожу самое чарующее озарение. Твою истинную красоту.
Когда я подняла глаза, наши взгляды встретились.
Айзек смотрел и видел меня. Не задав ни одного вопроса, он нашел все ответы в моих глазах, движениях и даже в моём молчании.
Он положил свою руку на мою и ободряюще сжал её. Будучи настолько поражённой, я и не знала, что и сказать.
А ведь он только что признался в любви.
Осознание этого заставило бабочек порхать в моём животе, и я улыбнулась.
О нет. Нет. Нет и ещё раз нет. Этого не может быть.
Почему моё сердце так сильно трепетало от его слов? Почему радость и воодушевление заполнили меня всю?
Ответ был лишь один и я даже думать об этом не хотела.
Я так глубоко задумалась, что не заметила гробовую тишину, которая настала после. Лишь звуки природы доносились из приоткрытой форточки. Айзек удалился, оставляя меня одну с моими мыслями. И впервые за всё время моего нахождения здесь, мне было намного комфортнее с ним, чем наедине.
Его отсутствие сразу заполнилось странным чувством облегчения, как будто тяжесть его нахождения рядом спала с моих плеч. Но в тоже время внутри образовалась неожиданная пустота.
Всё равно, что я стала наслаждаться его присутствием.
Я сочла это за то, что когда Айзек был со мной, мне было на кого направить свой гнев. Причин можно было найти много. Например то, что я неделями оставалась без какого-либо социального контакта, и он единственное, что у меня есть.
Нас, как людей, по своей природе тянет к теплу чужого присутствия, мы ищем утешения в компании другой души. Именно в чужом присутствии мы находим подтверждение нашего существования.
Однажды один из моих знакомых в детдоме накурился травкой и, спутав мою комнату со своей, вбежал в неё и упал на пол. Всё, что он сказал за всё время это: «Я не живу в жизнях людей, лишь существую в их воспоминаниях, фотографиях и мыслях. Блять, как же мне знать, что я реален?»
Тогда я не стала даже думать над словами обкуренного человека, но сейчас они приобрели свой смысл. Мы жаждем общения, боясь пустоты, которая может принести одиночество, и пренебрегаем собой ради этого.
Возможно, именно уязвимость пугает нас, перспектива столкнуться лицом к лицу с нашими собственными страхами, желаниями и неуверенностью. А может то, что самореализация в современном мире происходит через глаза других.
Я звучно вздохнула.
Кажется, Айзек просел у меня в голове.
***
— Ты не устала? — спросил он.
Мужчина сделал глоток горячего чая и поставил кружку обратно на стол. Айзек читал книгу возле камина, пока я молча сидела на диване, наслаждаясь тихим джазом, играющим на фоне. Плавная мелодия, насыщенная ободряющими ритмами, создавала успокаивающую атмосферу.
